Почему, когда вы чего-то ожидаете, это никогда не происходит, а когда вы уже об этом забываете – оно тут как тут, вуаля? В дверь звонят, когда я решительно никого не ожидала, поэтому одета в растянутую старую толстовку и спортивные штаны. Да, я выгляжу ужасно, но меня это не волнует. Как же здорово об этом не волноваться! Я подхожу к двери, смотрю в глазок, а затем быстро пригибаюсь, будто мою радужку можно заметить снаружи.
Проклятье, думаю я. Это просто не может быть Гарри!
– Что тебе нужно? – громко спрашиваю я, сдвигаясь чуть влево, выпрямляюсь и оглядываю себя в зеркале у двери.
– Можно войти?
– Зачем?
– Затем, что я хочу тебя увидеть.
– Извините, мы уже закрылись.
– Ну ладно тебе!
– Так зачем?
– Я хочу извиниться.
– Верный пароль! – произношу я, быстро расчесывая пальцами волосы. После чего открываю дверь, и какие-то неловкие секунды мы просто стоим по разные стороны порога, глядя друг на друга.
Я не двигаюсь с места. Будто беременный шлагбаум.
Сейчас начало марта, и погода все еще прохладная. Гарри тоже выглядит холодным. Он бросает откровенный взгляд на мой живот.
– Так можно мне войти?
– Дверь открыта, – замечаю я и шагаю назад.
– Спасибо, – благодарит он. Вид у него – сама кротость. Гарри осторожно протискивается мимо меня. – Хорошо выглядишь.
– Не льсти мне. Хочешь чашку чая?
– Только если ты уже завариваешь.
– Нет, не завариваю.
– Ха! Тогда, очевидно, не стоит. – Он останавливается в коридоре. – В любом случае, мы можем присесть?
– Конечно, – киваю я.
Гарри снимает пальто и шарф, вешает их на лестничные перила, а затем проходит в гостиную, хлопая себя по плечам, чтобы согреться. Я хватаю его шарф и сую ему обратно.
– Спасибо, – снова говорит он.
Он усаживается на диван – на самый краешек, будто прекрасно сознавая, что ему здесь не рады. Я сажусь напротив него в кресло с прямой спинкой. И чувствую себя при этом словно мешок картошки, пытающийся выглядеть как палочка сельдерея.
– Ну, – произносит Гарри, сдвинув мыски ботинок, – я хотел повидаться с тобой… – Он откидывает волосы с лица. – Чтобы сказать «прости». Все это время я думал о тебе. О нас. Много думал. Думал о том, как все закончилось на Рождество, и мне это не нравилось. Я очень плохо поступил.
Я стараюсь не реагировать. Если он думает, что я собираюсь облегчить ему задачу, то он ошибается.
Он сглатывает, осознав, что предоставлен сам себе в этом спектакле. Потом разворачивает шарф и завязывает его потуже вокруг шеи. Будто петлю, думаю я.
– Теперь я понимаю, через что тебе пришлось пройти. Я думал, что решение быть рядом с тобой стало бы великодушным жестом, но ты оказалась права: это одно сплошное заблуждение. Даже не знаю, о чем я только думал. Я мог бы быть рядом с тобой как друг, если бы ты этого захотела. Все нужно было сделать по-честному. Но я выбрал обман. И когда ты обнаружила, что доктор совершил ошибку, мне показалось, что все это похоже на какую-то грязную, хитрую уловку. Но это было не так, Дженнифер. Это было совсем не то, что я предположил.
Я наслаждаюсь его словами.
– Так ты мне веришь сейчас? – говорю я. – Что это была ошибка?
– Конечно, верю. Все, что я сказал на Рождество, – просто чушь. Я не мог понять, почему ты сердишься на меня, когда я всего лишь пытался поступить порядочно. Или просто думал, что это будет порядочно. Поэтому я и вышел из себя. Но, поразмыслив, я понял, что ты имела полное право разозлиться. С моей стороны это была непродуманная идея.
Слушая его, я все-таки ожидаю подвоха.
– Будет ли какое-то «но»? Если да, я предпочла бы узнать сейчас и закончить разговор на этой мажорной ноте.
– Нет, нет никакого «но». – Гарри откашливается. – Я много о чем думал. Переоценивал свою жизнь. – Он смотрит в пол, потом искоса глядит на меня. – Мы с Мелиссой расстались.
– Я уже слышала об этом и раньше.
– На сей раз это правда.
Я стараюсь держать себя в руках, контролировать эмоции.
Его губы неловко растягиваются. Гарри оглядывается, сцепляет пальцы и вытягивает руки вверх, расправив плечи.
– Все действительно кончено, Дженнифер. Я во всем ей признался.
– И что, ты ждешь аплодисментов?
– Нет. Разумеется, нет.
– И что случилось потом?
Мне вовсе нет нужды узнавать, но любопытство непреодолимо.
– Я рассказал ей все, что произошло между нами. На нее это не произвело особого впечатления. Она лишь немного побросала в меня вещи, а затем ушла.
– Колбаски?
– В основном тарелки. Думаю, она была не в восторге от того, куда меня завел наш предполагавшийся хорошим поступок. Забавно, да? Ты думаешь, что ты Супермен, а на деле оказываешься Лексом Лютором.
– Примерно так и есть, – говорю я.
Гарри снова откашливается.
– Так что теперь я хочу взять себя в руки. Отправиться в путешествие. – Он смотрит на меня так, словно надеется, что наконец-то заслужил мое одобрение и я успокоилась. – Мне нужно разобраться кое в чем, найти себя.
– Это смело.
– Спасибо.
– Это не комплимент. Представь, а вдруг тебе не понравится тот человек, которого ты найдешь?
Гарри на мгновение сбит с толку.
– Ты забавная, – говорит он, подумав. – Мне всегда в тебе нравилось умение пошутить.
– А я не шучу.
Не люблю вести себя подобным образом, однако он вполне это заслужил.
– О, – произносит он. И снова откашливается – какой-то рефлекс уже, что ли. – В любом случае я решил бросить работу. У меня было время подумать. И я понял, что ненавижу человека, которым стал. Я любил искусство ради искусства и вот почему делал то, что делал. Но дело в том, что я занимаюсь уже не искусством. Люди, которых я курирую, не заботятся о красоте, смысле и мастерстве в картинах, которые я для них покупаю. Они заботятся лишь о ценнике. Или о том, подходит ли картина к их мебели. Они просто пытаются произвести впечатление. И я ничуть не лучше. Но я хочу стать лучше, Дженнифер. Я хочу измениться. Через два года мне исполнится пятьдесят, а я всю взрослую жизнь был эгоистом до мозга костей. Случай с тобой это четко высветил. – Гарри делает глубокий вдох. – Поэтому мне нужно начать этот процесс перемен, помирившись с тобой.
Хоть это и тяжело, но я не хочу поддаваться на его гладкие речи.
– Ты не веришь мне, да? – вздыхает он.
Я пожимаю плечами, как бы говоря: разве это теперь имеет значение?
– Ну, я не виню тебя за это, – продолжает он. – Я бы тоже себе не поверил. Думаю, мне просто нужно доказать тебе, что я говорю искренне.
– Не мне, Гарри, – возражаю я, – я больше в этом не участвую. Ты должен доказать самому себе.
Гарри хлопает себя ладонями по бедрам и оглядывает комнату, словно надеясь, что появится его муза и подарит вдохновение.
– Понимаю, – отзывается он, – но я все равно хотел извиниться.
Теперь он говорит так, будто все это серьезно. Или, может, он снова начинает меня завоевывать.
– Спасибо, – говорю я.
Гарри криво улыбается:
– Я знаю, что не убедил тебя, но я не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо…
– Я не думаю плохо, Гарри. Правда. Спасибо, что зашел. – Я поднимаюсь с места. – Мне действительно пора собираться. Я скоро ухожу и…
– Конечно, – Гарри тоже встает с дивана.
Он совершенно прав, подозревая, что я пытаюсь отделаться от него, но это меня огорчает. Я могу больше не любить его, но и ненавидеть тоже не могу. И я не хочу причинять ему боль. Его намерения были хорошими, и его извинений мне достаточно.
– Эй! – Кажется, я начинаю терять бдительность. – Давай оставим в прошлом плохие эмоции. Жизнь слишком коротка, теперь я это точно знаю.
– Мы оба знаем, – добавляет он, и я киваю.
Его лицо расплывается в печальной улыбке:
– Обнимемся? В память о прежних временах?
Он распахивает объятия и заключает меня в них.
Я на мгновение задерживаю дыхание, чтобы Гарри не проник снова в мое сердце. Однако этого не происходит – сейчас все по-другому. Теперь я научилась лучше себя контролировать. Мы стоим, обнимаясь, в течение долгой минуты: двое когда-то близких людей, признающих, что отношения закончены.
– Удачи, – желаю я ему, отступая на шаг. – Надеюсь, ты найдешь человека, которого хочешь найти.
Гарри усмехается:
– Я пришлю тебе открытку. Будем на связи. Я бы хотел услышать новости… о ребенке.
– Я дам объявление в газету.
Он смотрит на меня в некотором замешательстве.
– Знаешь, я очень ревную.
– Кого?
– Тебя. К нему, кем бы он ни был.
– Это пройдет, как только ты упакуешь свой чемодан.
Гарри издает звук, похожий на пыхтение.
– Ты все еще злишься на меня?
– Нет, Гарри. Не осталось никакой злости. – Я приближаюсь к нему и целую в щеку. – Садись в самолет и отыщи себя. Оставь все остальное позади. Вот в чем суть, верно?
Он надевает пальто. Еще медлит. Оглядывается на меня с неподдельной грустью.
– Прости, что облажался. Но теперь мы друзья, верно?
– Ты должен знать ответ на этот вопрос, Гарри.
Он улыбается одними глазами.
– Да. Думаю, нас всегда будет связывать этот фильм. Тогда до свидания, Салли!