XIV
Вспомнилось: «Моя милиция меня бережёт». В этом наивном заблуждении прошли детство и ранняя юность. С плакатов строго смотрел человек в погонах, обещая «надёжный заслон расхитителям социалистической собственности». Транспарант над каморкой участкового утверждал, что «милиция – слуга народа!». Бдительный Карацупа зорко стерёг границу. А девочка в красном галстуке поверх школьной формы обращалась к сверстникам с заявлением: «Пионер! Ты в ответе за всё!» С той поры много изменилось. Дядя Стёпа реинкарнировал в приговского «милицанера» и, наконец, в полицейского с Рублёвки. Чекисты, не меняя сути, многократно обновили аббревиатуру в названии своей конторы. Нарядные люди в латах и шлемах украсили московские улицы заграждениями. Да и сам, согласно общему закону, переменился я. А коричневая пуговка продолжала валяться на дороге, пока конкурирующие силовые корпорации не возродили доходный промысел по извлечению её из коричневой пыли. Пожилые учёные на лефортовских нарах, должно быть, не раз вспомнили стишки из своего детства: «Будь начеку, / В такие дни / Подслушивают стены. / Недалеко от болтовни / И сплетни / До измены».
Много лет назад мне довелось возглавлять одну государственную организацию. Обнаружилось, что незадолго до моего назначения была совершена афера – незаконно приватизированы несколько служебных квартир. Уголовный кодекс, как я теперь хорошо знаю, квалифицирует такие действия как мошенничество, то есть присвоение чужого имущества путём обмана. Я попытался вернуть необходимые организации квартиры. Бездействие в той ситуации означало бы сокрытие преступления. Прокуратура сообщила, что моё заявление передано органам, уполномоченным провести расследование. Каким именно органам – не уточнялось. С трудом удалось выяснить, что, выдержав положенные сроки на разных столах, заявление спустилось из городских структур в районные и наконец попало к участковому милиционеру. Там оно основательно залегло на дне какого-то долгого ящика. Закреплённая трудовым договором компетенция руководителя предусматривала мою ответственность за сохранность находившегося на балансе имущества. Я попросил помощи у профильного московского департамента, учредителя организации. С трудом вынудил руководителя подписать очередное заявление. Через несколько недель оно совершило тот же круг – от прокуратуры к участковому. Наконец участковый сообщил, что проведённое расследование не обнаружило признаков преступления.
Позже, начав работать в другом государственном учреждении, я столкнулся с устойчивой традицией разномастного и разнокалиберного воровства, прикрытого нехитрыми манипуляциями в бухгалтерском и кадровом учёте. Это воровство я резко прекратил, не вынося, как говорится, сора из избы. Одну ситуацию, однако, невозможно было исправить и неправильно было бы скрывать. По отчёту значительная сумма была израсходована на ремонт кровли. Но в сильные дожди сотрудники привычно подставляли под струи льющейся с потолка воды тазы и вёдра. Ни учредитель, ни прокуратура не ответили на обращения. С трудом отыскали руководителя конторы, якобы чинившей крышу. Он предложил «устранить мелкие недостатки в порядке выполнения гарантийных обязательств». И худо-бедно устранил. В эти же дни камеры видеонаблюдения зафиксировали, что из учреждения мимо безучастной охраны был вынесен ящик с новым дорогим оборудованием. Камера различала лица и номер машины, в которую загрузили ящик. На поданное в полицию заявление не последовало никакой реакции. Но через несколько дней, также ночью, какие-то люди выгрузили украденное оборудование перед служебным входом, нажали кнопку звонка и удалились. Ещё через несколько дней поздним вечером перед тем же служебным входом некто в капюшоне, забежав из-за моей спины, ударил меня кастетом в лицо и скрылся. Его лицо камера не зафиксировала, но он был описан свидетелями – он долго поджидал, когда я выйду после работы. Никакого расследования в ответ на поданное в полицию заявление не было проведено. Зато я и мой коллега стали получать СМС с угрозами и омерзительной антисемитской руганью. Скриншоты этих посланий вместе с номерами отправителей я передал полиции – и снова в ответ равнодушное бездействие.
В общем, пора было понять, что «милиция» бережёт не всех и охраняет не всё. Но временами вдруг встрепенётся по невесть чьему наущению и пойдёт рьяно проверять спектакли на экстремизм. А иные и вовсе объявит несуществующими.
Что же всё-таки заставляет доблестных российских правоохранителей время от времени со страстью и рвением приниматься за расследование каких-нибудь громких преступлений, часто мнимых? Кто и почему даёт им команду «фас»? В каждом случае, известном мне непосредственно или по рассказам встреченных в тюрьмах и судах людей, – свои особенности и свои подробности. Но почти всегда за этими расследованиями стоят интересы или обиды так называемых сильных мира сего. И только по приказу этих «сильных» охраняющие их разношёрстные силовики, не считаясь со временем и затратами, начинают действовать, обеспечивая заказанный результат.