Jane Austen

Northanger Abbey

© Грызунова А. Б., перевод на русский язык, 2018

© Суриц Е., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

НОРТЕНГЕРСКОЕ АББАТСТВО

Предуведомление автора к «Нортенгерскому аббатству»

Сия книжица была окончена в 1803 году и предуготовлена к немедленной публикации. Она была отослана книгопродавцу, более того – о ней широко извещалось, и автор так и не нашла возможности узнать, отчего дело не продвинулось далее сего. Поразительно, отчего книгопродавец счел толковым приобрести то, что ему представлялось бестолковым издавать. Но посему ни автору, ни читателям не о чем беспокоиться – разве что потребны некоторые замечания касательно тех фрагментов книги, кои за тринадцать лет сравнительно устарели. Автор умоляет читателей не забывать, что с завершенья сей работы миновало тринадцать лет, с начала – и того более, а за это время нравы, места, книги и мненья значительно переменились.

Глава I

Кто бы ни узрел Кэтрин Морлэнд во младенчестве, никогда бы не заподозрил, что она рождена героинею. Против сего равно восставали ее положенье, нравы отца ее и матушки, а также ее собственные обличье и натура. Отец ее принадлежал к духовному сану, однако не страдал ни от пренебреженья, ни от бедности, был весьма респектабелен, хоть и прозывался Ричардом, – и никогда не отличался красотою. Кроме того, был он в немалой степени обеспечен, даже не считая двух небезвыгодных приходов, и никоим образом не склонялся держать дочерей под замком. Матушка Кэтрин была женщиной дельного и ясного ума, доброго нрава и, что еще замечательнее, приятного склада. До рождения Кэтрин г-жа Морлэнд произвела на свет троих сыновей; и, вместо того чтобы, как всякий бы чаял, скончаться родами дочери, жила далее – жила и родила еще шестерых, наблюдала, как они растут, и благословлена была превосходным здравьем. Семью с десятерыми детьми непременно назовут прекрасной, если на всех хватает голов, рук и ног; но в остальном нельзя сказать, что семейство Морлэнд располагало особыми правами на подобный эпитет, ибо в целом было весьма невзрачным, и многие годы жизни Кэтрин была не красивее прочих. Худенькая и неловкая фигура, кожа землистая и бесцветная, темные гладкие волосы и резкие черты – на сем мы с ее обликом и покончим; натура же ее для героизма представлялась не более благоприятной. Кэтрин любила мальчишеские игры и решительно предпочитала крикет не одним лишь куклам, но и более героическим развлеченьям детства – взращиванью древесной сони, кормленью канарейки или же поливке розового куста. Вообще-то Кэтрин вовсе не питала вкуса к садоводству, а если и собирала цветы, то разве что озорства ради – во всяком случае, подобные догадки проистекали из того обстоятельства, что предпочитала она цветы, кои ей воспрещалось рвать. Таковы были ее склонности – а способности не менее исключительны. Никогда не удавалось ей нечто узнать или же уразуметь прежде, чем ее научат; и даже тогда сие порой не удавалось, ибо нередко бывала Кэтрин невнимательна, а порою глупа. Матушка три месяца учила ее декламировать «Мольбу нищего»; в результате сестра ее Сэлли, следующая по возрасту, читала стихотворение лучше Кэтрин. Кэтрин не была глупа всегда – отнюдь нет; басню «Зайчиха и ее друзья» она выучила не копотливее любой барышни в Англии. Матушка желала, чтобы Кэтрин обучалась музицированью; и Кэтрин верила, что полюбит сие занятье, ибо с наслажденьем блямкала по клавишам старого позаброшенного клавесина; итак, в восемь лет она приступила. Проучилась год и долее вынести сего не смогла; г-жа Морлэнд, не понуждавшая дочерей к образованью вопреки их неспособности либо отвращенью, оставила дочь в покое. День, когда уволили учителя музыки, стал одним из счастливейших в жизни Кэтрин. Вкус ее к рисованью не отличался развитостью, хотя, раздобывая у матери пустой оборот письма или же отыскивая любой другой листок, Кэтрин со всем возможным стараньем рисовала домики и деревья, кур и цыплят, весьма друг на друга похожих. Письму и счету ее обучал отец; французскому – матушка; Кэтрин выказывала скромные таланты в том и другом и увиливала от уроков, когда только возможно. Сколь странная, непостижимая натура! – ибо в десять лет при всех вышеописанных симптомах распущенности юная дева не обладала ни злым сердцем, ни злым нравом, редко являла упрямство, едва ли – вздорность, была очень добра с малышами, лишь изредка перемежая доброту тиранией; кроме того, была она шумной и буйной, ненавидела домоседство и чистоту, а больше всего на свете любила кувыркаться по травяному склону за домом.

Такова была Кэтрин Морлэнд в десять. В пятнадцать ее обличье выправилось; она стала завивать волосы и мечтать о балах; кожа ее побелела, черты смягчились пухлостью и румянцем, глаза обрели живость, а фигура – стройность. Ее любовь к грязи уступила место склонности к нарядам, и Кэтрин стала опрятна и изящна; ныне она порою имела удовольствие слышать, как отец и матушка отмечают совершенствованье ее облика.

– Кэтрин растет весьма миловидной девицей – сегодня она почти красавица, – такие слова временами ловимы были ее слухом – и ах как приятны были сии звуки! Для барышни, что первые пятнадцать лет жизни пробыла дурнушкой, явиться почти красавицей – обретенье блаженней, нежели все, чего способна достичь прирожденная красотка.

Г-жа Морлэнд была женщиною очень доброй и хотела, чтобы дети ее стали всем, чем надлежит стать детям; однако дни ее были столь заняты родами и воспитаньем малышей, что старшим дочерям неизбежно приходилось крутиться самим; и что уж тут особо удивляться, если Кэтрин, по природе своей героизмом не располагавшая, в четырнадцать лет предпочитала крикет, мяч, верховую езду и беготню по округе книгам – по крайней мере, книгам содержательным, ибо вообще-то, если из оных книг невозможно было почерпнуть и намека на полезные знанья, если в них содержались сплошь истории и никаких рассуждений, против книг Кэтрин ничего не имела. Однако с пятнадцати до семнадцати она училась на героиню; она читала те книги, кои героиням надлежит читать, дабы набить память цитатами, каковые пригодны и утешительны средь превратностей и многообразья любой героической жизни.

У Поупа научилась она осуждать тех, кто

 

скорбь надел, как маску в маскард.

 

У Грея – как

 

часто лилия цветет уединенно,

в пустынном воздухе теряя запах свой.

 

У Томсона – сколь

 

сие отрадно

юнцам внушить, как надобно стрелять.

 

У Шекспира же она почерпнула бездну сведений – помимо прочего, что

 

Безделки, легче ветра,

Ревнивцев убеждают так же прочно,

Как слово Божье.

 

Что

 

И великану не больней принять

Телесную кончину, чем жучку,

Раздавленному нашею ногою.

 

И что влюбленная юная дева всегда выглядит так, чтобы,

 

Как статуя Терпения застыв,

Она своим страданьям улыбалась.

 

До сих пор развитие Кэтрин протекало успешно – и во многих других областях она великолепно преуспевала; ибо, не умея писать сонеты, все же понудила себя их читать; и, не будучи в силах безмерно восхитить собранье исполнением на фортепьяно прелюдии собственного сочиненья, умела слушать музицированье прочих с невеликой долей утомления. Карандаш был крупнейшим ее упущеньем: она не обладала навыками рисования, коих доставало хотя бы набросать профиль возлюбленного, в каковом профиле различалась бы ее рука. В сем Кэтрин была прискорбно далека от высот подлинного героизма. Ныне дева не сознавала своего убожества за отсутствием пригодного к изображенью возлюбленного. Она достигла семнадцати лет, не встретив ни единого приятного юнца, что пробудил бы ее чувствительность, не вдохновив ни единой подлинной страсти, не разжегши даже восхищенья – разве что весьма умеренное и крайне мимолетное. Поистине странно! Впрочем, обыкновенно странности возможно изъяснить, если усердно искать причину. В округе не обнаруживалось ни единого лорда; вот именно – не наблюдалось даже баронета. Средь знакомцев не отмечалось ни одного семейства, что взрастило бы и воспитало мальчика, ненароком найденного под дверью, – ни одного юноши, чье происхожденье не было бы известно. Отец Кэтрин никого не опекал, а сквайр прихода не имел детей.

Впрочем, если юной деве суждено стать героинею, ей не помеха упрямство сорока окрестных семей. Некий случай должен столкнуть ее с героем – и непременно столкнет.

Г-н Аллен, владелец львиной доли собственности в Фуллертоне – деревне, что в Уилтшире, где обитали Морлэнды, – по причине подагрических наклонностей организма призываем был в Бат; супруга же его, добродушная женщина, привязанная к юной г-же Морлэнд и, вероятно, осведомленная о том, что приключений, если таковые не имеют места в родной деревне юной девы, следует искать в местах иных, пригласила Кэтрин с собою. Г-н и г-жа Морлэнд явили совершенную уступчивость, а Кэтрин – совершенный восторг.