Хромову было тепло, уютно и темно.

Будто он лежит на диване в своём кабинете, уткнувшись носом в подушку, и за окном декабрь, и скоро вставать, потому что в одиннадцать начнутся приёмные часы, но вставать не хочется, потому что он укрылся шерстяным пледом и сладко уснул. Зачем просыпаться, когда так сладко и тепло спишь?

Но скоро надо вставать. За окном зима и снег, а здесь так тепло и уютно, и сегодня ещё этот трудный пациент, как там его фамилия – Поплавский, да, точно, Поплавский. Странный парень.

Он что-то говорил ему, кажется, только что, наверное, во сне. Странно.

Что же он говорил? А вот, точно, он нёс что-то про какое-то представление.

А ещё он рассказывал, будто всё, что он делал, – для того, чтобы разговаривать с миром. Это его язык. Язык не слова, но действия.

Бред какой-то.

А что он, собственно, делал?

Хромов не мог этого вспомнить. Слишком лениво, тепло и уютно.

Ещё этот трудный пациент просил его что-то сделать. Но что? Непонятно.

Чёрт, а где Таня и почему от неё до сих пор нет ни звонков, ни сообщений? Что вообще произошло ночью?

Ему вдруг показалось, что он кого-то убил.

Нет, бред какой-то, он врач-психиатр, а не убийца.

Но это ощущений, будто ты со всей силы всаживаешь нож в чьё-то тело, сильно и глубоко, по самую рукоять, и пальцы заливает чем-то горячим и липким, – это ощущение такое свежее, подробное и настоящее.

Надо ещё поспать. Не надо думать о всяких глупостях.

А потом ему показалось, будто он лежит на берегу моря, лицом в холодной и мокрой гальке, и набегающие волны обдают его прохладой. Как в Крыму. Он вспомнил, что очень хотел в Крым, да, вот в мае возьмёт отпуск и обязательно полетит в Крым. Может, и мост достроят. Но даже если достроят, лучше полететь и не тратить драгоценное время отпуска на поездку. Да, он возьмёт отпуск и полетит в Крым.

На море хорошо и уютно, тепло, можно купаться, лежать на разогретой гальке.

Но это не галька, а снег, и вокруг темно.

Хромов разлепил глаза.

Он понял, что лежит лицом в снегу и правая щека ничего не чувствует, а глаза слезятся.

Он попытался поднять голову, но шея совсем затекла, и он смог только повернуться в сторону. Вокруг непроглядная темнота. Кажется, это лес.

Рядом – никого.

Чёрт, чёрт, чёрт, подумал он, что сейчас произошло, где Поплавский.

Он стал вспоминать, но последнее, что приходило в голову, – слова Поплавского «мы пришли».

Ещё был нож. Откуда нож? Почему нож?

И только сейчас он понял, что сжимает в окоченевшей руке нож, запачканный чем-то липким и мокрым.

Где Поплавский, чёрт возьми?

Он привстал и сел, привалившись спиной к дереву.

Вдалеке замелькали жёлтые фонари.