Хромов любил 31 декабря за эту милую домашнюю суету, за дурацкое иррациональное ожидание чуда, как в детстве.

Днём они поедут в Волочаевку и, если всё будет хорошо и не помешают пробки, доберутся к пятнадцати часам. Там будет настоящая русская печь – её придётся растопить, чтобы к вечеру она как следует прогрела дом, можно будет скинуть куртки и наконец садиться за стол.

А ещё там будет настоящая живая ёлка, которая растёт во дворе, и её можно украсить старыми советскими игрушками с чердака, мишурой, серебристым дождиком, бумажными снежинками и разноцветной гирляндой.

И насадить на верхушку большую серебристую звезду. Лишь бы стремянка не подвела.

Ещё там наверняка будет снег, много снега, которого так не хватает в сыром Петербурге.

Они проведут там три дня. Может, четыре. Это будет тихий и спокойный отдых от всего: от метро, автобусов, работы, всех этих психов, политики по телевизору, разговорчивых таксистов.

Утро началось с тщательной упаковки продуктов, которые надо взять с собой. Хромов стоял на кухне и вытаскивал из холодильника всё, что купили и приготовили накануне, раскладывая по пластиковым контейнерам. Отварная картошка для салата, ветчина, огурцы, майонез (он не любил его, но на Новый год это святая классика) – всё это нужно разложить по контейнерам и крепко закрыть. Закинуть в пакет кучу банок с икрой, оливками и зелёным горошком, упаковки зелени…

Достал бутылку водки. Одной хватит. Три бутылки шампанского. Это будет Новый год без излишеств – их нельзя, совсем никак нельзя. Четыре бутылки тёмного пива на следующее утро. Банка огурцов.

Пока Хромов набивал всем этим увесистые пакеты, в духовке запекались бараньи рёбрышки.

Таня занималась более ответственными делами – сидя на кухне и закинув ноги на стол, она курила и составляла маршрут поездки на смартфоне. Она пыталась придумать, как избежать пробок.

Хромов доверял ей. Она отлично водила машину, лучше всех мужчин, которых он знал.

На пороге появилась заспанная Яна в футболке с логотипом «Антихайпа».

– Пап, – сказала вдруг она. – А ты в курсе, что мы едем заниматься хюгге?

Хромов замер над пакетом.

– Чем? – переспросил он.

– Хюгге! – повторила Яна. – Это датское слово. Это когда ты уезжаешь в деревню и делаешь себе всякий уют со свечками, какао и шоколадками. Я книгу прочитала.

Хромов машинально открыл было рот, но Таня перебила его:

– У меня тоже есть неприличная рифма к этому слову, давай не будем.

– Я не это хотел сказать, – оправдался Хромов. – Я о том, что надо не забыть положить шоколадки. А это хюгге… Звучит как-то по-гейски. То есть для того, что мы делаем на выходных, придумали специальное слово?

– Они говорят, что живут так месяцами, это целый стиль жизни, – улыбнулась Яна.

– Наверное, нигде не работают, – ухмыльнулся Хромов.

Зазвонил телефон.

Хромов раздражённо положил на стол хлеб, который хотел упаковать, и пошёл в коридор. Телефон лежал в кармане его куртки.

Неизвестный городской номер.

– К чёрту, – сказал вслух Хромов, сбросил вызов и положил телефон в карман халата.

Когда он вернулся на кухню, телефон снова зазвонил.

Тот же номер.

Опять сбросил.

– У людей, которые звонят с незнакомых номеров в праздник, нет совести, – улыбнулся Хромов Тане, и телефон опять зазвонил.

Это был всё тот же номер.

– Да что ж ты будешь делать! – раздражённо сказал Хромов. – Я сейчас приду.

Для любых разговоров он всегда уходил в отдельную комнату. Он не любил говорить при других людях, даже при семье.

– Алло, слушаю. – Он попытался сделать максимально недовольный голос.

– Доброе утро. Павел Сергеевич Хромов? – На другом конце незнакомый и бодрый голос.

– Да. Слушаю вас.

– Майор полиции Колесов Степан Андреевич, управление уголовного розыска ГУ МВД России по Петербургу и Ленобласти. Простите, что отвлекаю в выходной, но нам надо поговорить об одном из ваших пациентов.

Сердце Хромова застучало сильнее, по спине пополз неприятный холодок.

– В чем дело? – спросил он коротко и сухо.

– Вы знакомы с Эдуардом Максимовичем Поплавским 1989 года рождения?

– Да, это мой пациент.

– Нам бы хотелось поговорить с вами о нём.

Хромов зачем-то осмотрелся по сторонам, сглотнул слюну.

– Я свидетель или подозреваемый?

– Мы бы хотели, чтобы вы были свидетелем. Нам нужно, чтобы вы немного помогли следствию. Вы сможете подъехать к нам сегодня?

– Слушайте… – замялся Хромов. – У меня семья, сегодня Новый год, мы едем в Волочаевку.

– А это где?

– Выборгский район… Слушайте, я не могу. У меня выходной, у меня праздник, мы скоро отъезжаем, в конце концов. Я не против помочь, но можно заняться этим после праздников?

– Павел Сергеевич, простите. – Голос будто и впрямь смягчился. – Но ваша помощь нам очень нужна. Чем раньше, тем лучше. Это дело об убийстве.

– Так…

Хромов тяжело вздохнул.

Ну и новости.

– Что за убийство?

– Я смогу рассказать вам это лично. Слушайте, предлагаю компромисс. Если вы приедете и сможете хоть чем-то помочь, мы готовы попросить наших ребят из области, чтобы они подбросили вас до Волочаевки.

– Это так важно для вас, что вы готовы сделать даже так?

– Да. Приедете?

– Слушайте, давайте я подумаю… – Хромов замялся.

– Это не займёт много времени.

Ага, как же, подумал Хромов. На его лбу выступил пот, он вытер лицо рукой и снова вздохнул.

– Хорошо. – Он выдохнул в трубку с такой силой, что услышал шипение и треск в динамике. – Куда подъезжать?

– Суворовский проспект, 50/52. На проходной покажите паспорт и скажите, что вы к следователю Колесову. Вас пустят. Когда сможете быть?

– Через час, два… Через два часа вас устроит?

– Да. Большое спасибо. Жду вас.

– До встречи.

Закончил вызов, положил телефон в карман халата.

И тут же выругался про себя.

Чёрт, твою же мать, идиота кусок, дебил тупорылый, зачем согласился, зачем.

Теперь как-то объяснять Тане с Яной. Вместо уютного дня на даче сидеть в кабинете и разговаривать с каким-то Колесовым. И что им нужно? Что за убийство? Почему Поплавский?

– Твою мать, – сказал он вслух. – Хер мне, а не отдых.

Зачем, зачем, зачем согласился.

Ему захотелось разбить себе голову об стену. Он мог отказаться, послать ко всем чертям, но нет же. Чем только думал?

Злой, раздражённый, вышел на кухню, посмотрел на Таню и Яну, скривил губы и виноватым голосом сказал:

– Дорогие мои, вам придётся без меня ехать… Мне надо в полицию. Кажется, мой инопланетный псих связан с каким-то убийством. Очень просили приехать сегодня.

На лице Тани заиграли желваки. Она молча взяла сигарету из пачки, закурила, выдохнула.

– Меня подбросят до Волочаевки. Я помогу вам всё упаковать и поеду на Суворовский. Это ненадолго. Обещаю, что вечером буду на месте.

– С убийством? – спросила Таня.

Хромов кивнул.

– Подбросят?

Он опять кивнул.

Таня снова затянулась сигаретой, прищурилась, посмотрела на Хромова, а потом вдруг рассмеялась:

– Кажется, я вижу настоящего неудачника! – и показала на него пальцем.

Яна хихикнула в ладошку.

Хромов улыбнулся.

– Помоги собрать всё и погрузить в машину, – сказала Таня.

Майор Колесов оказался высоким, грузным мужчиной пятидесяти лет с синими глазами и совершенно седыми волосами. Именно так Хромов всегда представлял себе старых оперов – будто из сериала про ментов, здоровый, в затасканном сером свитере с высоким горлом.

О таких людях говорят, что они многое повидали.

В светлом и просторном кабинете, судя по всему, недавно закончили ремонт. На стене, среди всего прочего, висела старая чёрно-белая фотография худого мужчины в белой милицейской гимнастёрке.

– Мой дед, – коротко сказал Колесов, заметив, что Хромов смотрит на фотографию. – Погиб в Крыму в сорок первом. Садитесь, я чайник поставлю.

Хромов сел на серый офисный стул напротив стола следователя, захламлённого листками бумаги, ручками, печатями и папками с делами. Не прибирались тут, видимо, давно. Как издёвка, на стене прямо над столом висела репродукция советского плаката с надписью «Содержи рабочее место в порядке».

– Вы сказали, что я могу помочь, – заговорил Хромов. – Чем же?

– Поплавский, – ответил Колесов, нажав на кнопку электрочайника и возвращаясь на своё место. – Мы знаем, когда он к вам попал, знаем, в каком он отделении, но это всё пока неважно. Вы с ним часто общаетесь?

– Да. Примерно каждые два-три дня, в зависимости от графика. Ему сейчас требуется интенсивное лечение, которое включает таблетки и психотерапию.

Колесов замолчал, посмотрел на серую папку, лежащую перед ним, снова посмотрел на Хромова, постучал пальцами по столу. Выдвинул из стола ящик, нашел там большой лист бумаги, протянул Хромову.

Тот взял её в руки. Это была подписка о неразглашении.

– Пожалуйста, имя, фамилию, дату, подпись, расшифровку. Иначе ничего не получится.

Хромов взял со стола ручку, недоверчиво посмотрел на Колесова, вздохнул и подписал. Следователь следил за движениями его рук и, когда тот закончил, взял подписку и положил рядом с папкой.

– Вы помните новость об убийстве старшего научного сотрудника Пулковской обсерватории?

– Если честно, нет. – Хромов покачал головой.

– Неудивительно. Это было в 2014 году. Анатолий Васильевич Черненко, довольно известный учёный, ему было 78 лет… 18 ноября 2014 года его нашли убитым в своей квартире в Купчино. Он пролежал мёртвым сутки, пока его не нашли. Это дело вёл я. Об этом много писали в новостях, но в интересах следствия мы утаили от прессы некоторые, скажем так, особенности. Особенности заключались, э-э-э… в том, что убийца сделал с телом. Фотографии вам показывать не буду, поверьте на слово.

– Так, – кивнул Хромов.

– Ему отрезали язык, разрезали грудную клетку, вырвали сердце и вставили вместо него железную пятиконечную звезду.

– Серьёзно? – Хромов недоверчиво скривил лицо.

Колесов кивнул.

– Совершенно серьёзно. Ну, знаете, звезду наподобие тех, что в советское время ставили на могилы. Она торчала наискосок у него из груди. Вместо сердца. Зрелище такое, что глаза на лоб лезли.

– Представляю.

– А самое жуткое, что убийца сработал просто идеально. Он не оставил никаких следов, отпечатков, прочих улик… Свидетелей тоже не нашлось. Сделал своё дело и тщательно замёл все следы. А мотив? Мотивы были тем более непонятны. Жил себе этот учёный и жил, никому не мешал, ни с кем не ссорился. Из квартиры ничего не вынесли. Таких безнадёжных дел мы давно не встречали, конечно… Выяснить удалось только одно. Опросив соседей, мы узнали, что несколько вечеров подряд перед убийством у дома ошивался какой-то высокий парень в чёрной кожаной куртке. Очень высокий.

– И как это связано с Поплавским? Кроме Пулковской обсерватории?

– Не торопитесь. Мы, конечно, первым делом подняли все дела с готами, сатанистами, неонацистами, ну, знаете, всеми этими… Тоже ни к чему не привело. Высокий парень в чёрной кожаной куртке? Ищи-свищи. Очередной глухарь. Перспектив не было никаких, мы просто завязли. Но вот произошёл случай с Поплавским…

– И? – Хромов в нетерпении склонился к столу.

– Во-первых, сам факт нападения на Пулковскую обсерваторию, где работал убитый. Во-вторых, совпали приметы – да, это слишком распространённые приметы, чтобы воспринимать их всерьёз, но тем не менее он тоже высок, и на видеозаписи он тоже был в чёрной куртке. А в-третьих…

Колесов раскрыл папку, покопался в бумагах и достал чёрно-белую распечатку скриншота.

– Мы изучили его записи в интернете. Вы, наверное, тоже изучали? Про эту планету, про город…

– Разумеется.

Хромов сглотнул слюну. Происходящее стало казаться ему нереальным. Он посмотрел за спину Колесова, в окно, в пасмурное и хмурое небо. Таня с Яной, наверное, уже подъезжают к Волочаевке.

Колесов протянул ему бумагу.

– Мы пролистали всё с самого начала. Смотрите, что он написал в день убийства. 17 ноября 2014 года.

У Хромова задрожали пальцы. Он взял лист бумаги, поправил на носу очки и стал читать.

Это был скриншот из ЖЖ Поплавского.

– Я знаю эти стихи, – тихо и медленно сказал Хромов, продолжая читать и перебирать губами. – Это поэт Александр Введенский.

Колесов кивнул.

– Теперь вам понятно, почему мы заинтересовались им?

Хромов ещё несколько раз перечитал текст, дрожащей рукой снял очки, сложил их, положил в нагрудный карман.

– Это… Да, вы правы. Чёрт. – Он потёр рукой висок.

Колесов забрал распечатку, вложил её в папку, завязал узелок.

– Павел Сергеевич, нам очень нужно, чтобы вы поговорили с ним, – продолжил он. – Вы же психиатр, вы знаете, как…

– Не знаю, – раздражённо перебил Хромов.

– Ну попробуйте что-нибудь придумать. Как-нибудь вывести его на эту историю. Вы единственный, с кем он сейчас может общаться. Перед нами он не расколется, а вы сможете его раскрутить. Придумайте, пожалуйста. Попробуйте спровоцировать его на разговор об убийстве, может быть, напомнить какие-то детали… Конечно, это надо делать очень осторожно. Но нам надо, чтобы он проговорился. Хотя бы одним словом. И тогда мы приобщим ваши показания к делу, а его задержим по подозрению в убийстве. И дальше нам будет намного проще. Очень прошу вас, Павел Сергеевич.

Хромов тяжело вздохнул, осмотрелся вокруг.

Он чувствовал себя мерзко и тошно.

– Хорошо, – быстро закивал он. – Я что-нибудь придумаю. После праздников я начну осторожно разговаривать с ним и попробую добиться чего-нибудь. Я не обещаю, что получится.

– Не обещайте. Попробуйте.

– Хорошо, хорошо.

– Чаю хотите?

– Нет, спасибо. Воды бы…

Колесов подошёл к кулеру, набрал стакан холодной воды, подал Хромову.

Он выпил жадными глотками.

– Вы обещали, что меня подвезут до Волочаевки.

– Да, – кивнул Колесов. – Сейчас позвоню ребятам.

Резкой и взбудораженной походкой Поплавский шёл по больничному коридору, освещённому лимонно-жёлтым светом. Руки он спрятал в карманах пижамы.

Он прислонился спиной к стене возле фойе перед отделением, где стояла наряженная ёлка, а вокруг неё суетились три санитара. Судя по их движениям и голосам, они уже успели немного выпить.

– Говорю тебе, Сань, тут в коробке точно была звезда, я же видел её! Золотистая такая, небольшая, – говорил один из них возмущённым голосом.

– Ну и где она?

Первый санитар пожал плечами.

– Была – и нет! Гирлянды на месте, мишура, дождик вот… игрушки все с прошлого года. Точно была звезда!

– Может, продолбал где? – ехидно спросил третий санитар.

– Пропил? – спросил второй.

– Да идите вы, – обиделся первый. – Ну точно была, тут лежала, что у меня, глаз нет?

Поплавский выглянул в фойе, окрикнул санитаров.

– Ребята, – сказал он, по-идиотски улыбаясь. – Помочь чем?

Санитары переглянулись, посмотрели на него. Первый махнул рукой.

– Иди спать, без тебя проблем хватает.

– Ну ладно. – Поплавский улыбнулся и пошёл обратно.

Ему почему-то стало невероятно смешно от этого диалога. Захотелось рассмеяться, но для этого нужно зажать рот рукой, а руки сейчас лучше держать в карманах.

Он дошёл до палаты. Открыл дверь. Внутри было темно.

Сосед спал и храпел.

Поплавский осторожно закрыл за собой дверь, подошёл к своей кровати, сел на её край, посмотрел на спящего соседа напротив, толстого и старого.

Как же он омерзительно храпел.

Поплавский улыбнулся и посмотрел в окно. За решёткой шумела улица, тарахтели проезжающие машины, мерцал грязно-оранжевый свет большого города. Люди спешили на праздник.

Он вздохнул и вытащил из правого кармана пижамы золотистую металлическую звезду из набора ёлочных игрушек.

А из левого кармана – короткий кухонный нож.

Хорошо, когда все празднуют Новый год и никто не обращает внимания на всякие мелочи.

Сосед причмокивал во сне, тяжело дышал, присвистывал и опять храпел – громко, отвратительно, невыносимо.

Поплавский повертел в руке нож, осмотрел его, потрогал лезвие ногтем, легонько нажал острием на подушечку пальца.

Встал, сделал несколько шагов к соседней кровати и склонился над спящим.

Посмотрел на его лицо.

Улыбнулся.

Резко зажал рукой его рот и со всей силы воткнул нож в горло.