Нет ничего святее того языка, который в несчастьях благодарит Бога: он поистине ничем не отличается от языка мучеников и получает такой же венец, как и тот. Ведь и у него стоит палач, принуждающий отречься от Бога богохульством, стоит диавол, терзающий мучительными мыслями, помрачающий душу скорбью. Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический.

Если, например, болеет дитя, а мать благодарит Бога — это венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово.

Умирает дитя — мать опять благодарит Бога. Она сделалась дочерью Авраама. Хотя она не заклала дитяти своей рукой, но радовалась над закланной жертвой, а это все равно: она не скорбела, когда брали у нее дар Божий.

Заболело другое дитя? Она не сделала волшебных повязок, — и это вменено ей в мученичество, потому что мыслью она принесла сына в жертву. Что за дело до того, что эти повязки не приносят никакой пользы, что это — дело обмана и насмешки? Есть и такие, которые верят, что они полезны. Но она лучше согласилась видеть свое дитя мертвым, чем предаться идолослужению.

И как эта мать есть мученица, с собой ли она, с дитятей ли поступила так, с мужем или с кем бы то ни было из наиболее любимых, так другая есть идолослужительница, потому что она, очевидно, и жертву принесла бы, если бы только могла принести, а лучше сказать, она уже сделала то, что составляет жертву. Ведь эти повязки, сколько бы ни мудрствовали употребляющие их, утверждая, что мы призываем Бога, а больше ничего не делаем и тому подобное, что повязывающая старуха — христианка и верная, все же представляют собой идолослужение.

Ты верная? Перекрестись, скажи: «Вот единственное мое оружие, вот мое лекарство, другого не знаю». Скажи мне: если бы врач, придя к больному, вместо того чтобы употребить медицинские средства, начал бы напевать, назвали бы мы его врачом? Нет, потому что мы не видели бы врачебных пособий. Так и здесь (в употреблении повязок) ничего нет христианского. Другие еще вешают на шею названия рек и множество подобного позволяют себе. Вот, я объявляю и предупреждаю всех вас: не буду более щадить, если о ком-нибудь узнаю, что он делал повязку, или заклинание, или другое что, относящееся к этому искусству.

«Что же, — скажешь, — умереть дитяти?» Когда оно станет жить от этих средств, тогда оно умерло, а когда умрет без них, тогда ожило. Если бы ты увидела, что сын твой пошел к блудницам, ты скорее пожелала бы, чтобы он был погребен; ты сказала бы: «Какая польза, что он живет?» А видя, что он находится в опасности лишиться спасения, ты хочешь, чтобы он жил? Разве ты не слышала, что сказал Христос: Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10, 39).

Веришь ты сказанному или оно тебе кажется басней? Скажи мне: если бы кто-нибудь сказал тебе: «Сведи меня в капище, я буду жив», согласилась ли бы ты? «Нет», — говоришь. Почему же? Потому что он заставляет служить идолам. «Но здесь, — скажешь, — нет идолослужения, а просто заклинание»? Это сатанинская мысль, это диавольская хитрость — скрывать заблуждение и в меде подавать яд. Когда диавол увидел, что тем способом не убедил тебя, он пошел этим путем — повязками и бабьими баснями. И вот, крестом пренебрегают, суеверные надписи предпочитают ему! Христа изгоняют и вводят пьяную сумасбродную старуху! Таинство наше попрано, а диавольское заблуждение торжествует!

«Так почему же, — говоришь, — Бог не обличит?» Он часто обличал мнимую помощь от этих средств, но ты не поверил. Наконец Он оставил тебя при твоем заблуждении: Предал их, — сказано, — Бог превратному уму (Рим. 1, 28). Этим средствам не поверил бы и рассудительный эллин. Говорят, что в Афинах один демагог пользовался ими, но какой-то философ, учитель его, встретившись с ним, укорял его, бранил, язвил и осмеял. А мы, несчастные, верим этим предрассудкам!

«Отчего же, — скажешь, — нет ныне таких, которые бы воскрешали мертвых и совершали исцеления?» Отчего? Не скажу пока. А отчего нет ныне таких, которые бы презирали настоящую жизнь? Отчего мы служим Богу из-за награды? Когда природа человеческая была слабее, когда вера только насаждалась, тогда много было и таких людей, ныне же Бог не хочет, чтобы мы зависели от этих знамений, но чтобы готовы были к смерти. Почему же ты дорожишь настоящей жизнью? Почему не смотришь на будущее? Для настоящей жизни ты решаешься на идолослужение, а для будущей и поскорбеть не хочешь? Потому-то и нет ныне таких людей, что мы презираем будущую жизнь и ничего для нее не делаем, а для настоящей на все решаемся. А что сказать о других смешных суевериях: о золе, саже, соли? И опять эта старуха тут! Подлинно, смех и стыд! «От сглаза, — говорит, — погибло дитя»!

Доколе же будут продолжаться эти сатанинские дела? Как не смеяться эллинам? Как не издеваться, когда мы говорим им: «Велика сила крестная»? Поверят ли они нам, когда видят, что мы ожидаем помощи от того, над чем они смеются? Для этого Бог дал врачей и лекарства. «Но что же, если они не помогают, а дитя отходит?» Куда отходит, скажи мне, бедный ты и несчастный?

К демонам что ли отходит? К тирану какому-нибудь отходит? Не на небо ли отходит? Не к Владыке ли своему? О чем же ты скорбишь? О чем плачешь? О чем сокрушаешься? Зачем ты любишь дитя больше Владыки своего? Не Он ли даровал тебе дитя? Зачем же ты столь неблагодарен, что дар любишь больше Даровавшего?

Царь Давид любил отрока, сидел во вретище и пепле во время его болезни, однако не позвал ни гадателей, ни заклинателей (а они были тогда, как показывает Саул), но молился Богу (см.: 2 Цар. 12, 15–17). Так и ты делай; что сделал праведник, то делай и ты; те же слова говори, когда умрет дитя твое: Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне (2 Цар. 12, 23). Вот что свойственно любомудрию и нужной любви! Как ты ни любил бы свое дитя, ты не столько любишь, сколько он тогда, несмотря на то что отрок его был плодом беззакония. Блаженный Давид весьма любил мать его, а взаимная любовь родителей переходит, как вам известно, на детей. Он так любил отрока, что, хотя и худо о нем говорили, все же хотел, чтобы он остался жив. Однако же он благодарил Бога.

Когда постигнет тебя какое-нибудь горе, думай о бо́льших бедствиях и получишь достаточное утешение. Таким образом и несчастья прекратятся, и жить мы будем в славе Божией, и получим обещанные блага, которых да удостоимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.