Некоторые диалоги невозможно придумать.
Отпуск. Дубай. День. Компания. Модное место. Много шампанского. Очень много. Вместе с солнцем это растворяет мозги. Сосед по столу, классный, но нетрезвый, обращается:
– Смотри – Луи Редерер!
Думаю, с чего это он на шампанское обратил внимание, еще с таким придыханием.
– Где?
– Вон, за соседним столом.
Ну и зрение! Я ни хрена не вижу, что за бутылка.
– Ну хочешь, мы нам закажем?
– Думаешь, реально? Вот так просто он к нам придет?!
– Кто?
– Редерер.
Тут уже я недоумеваю, думаю, нормально так в нас зашло… Еще немного и начнем салат «Цезарь» вызывать к нам из Римской империи. Пока туплю, товарищ усугубляет:
– Пойду автограф возьму!
– У кого?!
– Луи Редерер – первая ракетка мира! Ты что, не знаешь?!
– Блять, Федерер!!!
– А я что говорю?!
Пока спорили, Федерер ушел.
Уже лет пять страхуюсь в Ингосстрахе, по-моему еще до прихода «бро» Карена Асояна туда. Хоть бы раз кто позвонил, поинтересовался: «Как ваше бесценное здоровье, Александр Евгенич?» Нет, платили вовремя, никаких претензий, но важно же личное внимание. А его не было. И тут Карен сам звонит. Голос какой-то тревожный.
– Цыпкин, ты чего, правда в тур по России поедешь? Я видел расписание, там Норильск, Хабаровск и т. д.
– Ну да, а что?
– Нет, я не хочу лезть, твое дело, но…
– Ну говори уже!
– Давай мы тебе жизнь застрахуем…
Вот друг поэтому и друг, что знает о невыгодности сделки, но ведет себя честно.
Прилетел в Ростов-на-Дону. Доброжелательный, но цепкий таксист интересуется целью визита. Я гордо и самодовольно:
– Выступаю.
– Вы актер?
– Не совсем, я читаю свои рассказы со сцены.
– Просто читаете?
– Нет, я при этом танцую и собираю кубик Рубика. Шучу. Да, просто читаю.
– И люди покупают на это билеты?
– Бывает.
– Как интересно. Выставлю, пожалуй, счет ребенку.
– В смысле?
– Ну, я своему сыну в детстве вслух читал.
– Автору не забудьте долю.
– По-моему, через сто лет авторские права заканчиваются, а я, в основном, Пушкина, как мне кажется…
Таксисты – это все-таки особая каста. Всё знают, всё помнят.
В Италии я фотографировался на фоне портрета Смерти. У меня с ней состоялся диалог.
– Цыпкин, ты вообще страх потерял?!
– А ты кто, жертва детокса?
– Я?! Смерть я, если ты не заметил.
– Чья?
– И твоя тоже!
– А почему я еще живой?
– Время не пришло.
– Ну то есть не ты решаешь?
– Не умничай, а.
– То есть не ты?
– Ну не я!
– Другими словами, ты тупо менеджер по логистике.
– Что?!
– Ну так ведь, ну без обид. Чего тогда выебываешься? Дай фотку сделаю! Когда за мной придешь, не до селфи будет…
– Вот ты тролль! Ладно, не очкуй, я дам тебе время на селфи, обещаю!
– Договор. И ты это, поешь хоть немного, смотреть больно.
– Ладно, схожу к мороженщику сегодня… Просто так, не было по нему команды.
Рим. Заходим с гидом в церквушку. В церквушке Караваджо. В Риме так всегда: куда ни сунься за пиццей – либо Караваджо, либо Леонардо, на худой конец. Изучаю полотно. Задаю вопросы.
– Это же в некоторой степени Караваджо?
– Он самый.
– Ага, угу, и, если не ошибаюсь, на картине – распятие Петра, раз товарищ вниз головой.
– Именно. Петр сказал, что недостоин быть распятым как Иисус, римляне спорить не стали.
– Дико извиняюсь, а почему участники действия в средневековых одеждах?
– Так это же Караваджо, он только с натуры хорошо рисовал. Один раз, не поверите, Деву Марию с какой-то проститутки скопировал, а заказчик ее признал. То-то был скандал. А этот заказ, считай, – корпоратив, местный бизнесмен попросил раскрасить ему ВИП-ложу в церкви. Вот он и рисовал с каких-то попавшихся под руку сапожников, они и одеты, как сапожники времени Караваджо. Рисовал бы сегодня, Петра бы вообще распяли парни в бейсболках и с айфонами.
И тут я подумал, а ведь и правда корпоратив! Для нас – шедевр, а для него это был корпоративчик по-быстрому под Новый год. Чёс! Даже этим можно войти в историю, если есть талант. Слава корпоративам!
Настоящего российского патриота/тку на дорогом европейском курорте можно отличить всегда. Какой бы ни был «макларен», каков бы ни был размер кольца, сумки, груди, яхты или каблуков, сколько бы ни было выпито Cristal’а, в любое время суток, неизменно, у думающего о судьбах Родины гражданина или гражданки остается одно – феерически недовольный ебальник. Иногда мне кажется, что это татуаж.
В поезде по дороге в Калининград. В моем купе не оказалось розетки. Я написал петицию проводнице. Сказал, очень нужно по работе.
– А кем работаете, если не секрет?
– Писатель.
– Ого.
Через пять минут нарисовался удлинитель, и я подключил комп к электричеству в коридоре.
– Спасибо большое!
– О чем пишете?
Несмотря на то что в данный момент пишу о похоронах, я выдал мое стандартно-эпатажное:
– Сейчас о публичных домах.
– Часто там бываете?
От неожиданности я смутился и сказал правду:
– Нет, но в юности бывал в качестве журналиста.
– Если бы мой муж сказал мне, что днем был в публичном доме в качестве журналиста, он бы вечером туда переехал в качестве жильца…