Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
– Питер – прекрасный город, но есть одна малозаметная, незначительная особенность, я бы даже сказала деталька, специфика менталитета. В ней есть даже что-то похожее на очарование, непосредственность и искренность. Просто я не смогла приспособиться и поэтому переехала в Москву.
– И что же это?
– В Питере отчаянно не любят платить деньги за работу.
Возьму к себе в рассказ.
Мы с Оксаной фанаты «Игры престолов». Ждали, когда выйдет новый сезон, как инстаграм-блогер – вай-фая.
Итак, лечу домой на запредельной скорости, чтобы рухнуть на диван и впиться в третью серию. Прихожу, у Оксаны довольный вид.
– Котик… Я не выдержала, я прочитала в интернете описание серии, я теперь всё в подробностях знаю!
– Молчи! Убью!
– Буду молчать! Обещаю!
Смотрим. Вижу, как Оксану буквально разрывает. Но держится. Вдруг спрашивает:
– Слушай, а как ты думаешь?..
– Стоп! Вопрос без спойлеров?
– Без спойлеров, конечно! Ты что!
– Задавай.
– Котик, как думаешь, кто именно убьет Короля ночи?
Что было дальше, не помню. Крик, кровь, насилие.
За ночь Оксана, как третий терминатор, собралась назад из кусков. На завтраке с самодовольным видом задала всей семье вопрос:
– Как вы думаете, на какую героиню из «Престолов» я больше всего похожа?
Хор из трех голосов, не сговариваясь, грохнул:
– Серсею, конечно!
Вы бы видели это разочарование на лице. Чуть не заплакала. Решил уточнить, кого она сама считает своим прототипом. Оказалось – Арию… Очень полезная для семейной жизни информация. Теперь шарю по шкафам. Ищу список Оксаны. Хотя если Оксана считает себя Серсеей, то можно ползти на кладбище сразу.
Хотите универсальное оправдание любому человеческому пороку и поступку? Ложь, нетерпимость, распущенность, жестокость, предательство, высокомерие, трусость, расхлябанность, вседозволенность, истеричность, эгоизм, лицемерие, конформизм и многое, многое другое вы можете оправдать двумя словами: творческий человек. И все уважительно-понимающе закивают головами.
Сам такой. Работает безотказно. Живу, горя не знаю теперь.
На этом антракт окончен. Возвращаемся на зрительские места. Второе отделение.
Славик-не-пизди вышел из ресторана и начал курить. Через минуту понял, что сигарета не подожжена, и он активно вдыхает воздух через табачный фильтр. Неудивительно.
Славик многое бездарно терял в своей жизни, начиная с девственности, которую надо было, конечно, отдать страждущей умопомрачительной маминой подруге, а он замутил что-то невнятное в пионерском лагере со страшненькой вожатой, заканчивая постиранным накануне свадьбы паспортом. Но сегодня он взял Эверест.
Славик потерял папу… Точнее, урну с его прахом, которая пролетела полмира, чтобы сделать Славика чуть богаче. И это за два дня до похорон. Похорон официальных. Похорон с размахом.
Дата выбрана, место на дорогущем кладбище найдено, родственники в сборе, вип-гости подтверждены, Народный артист готов, ресторан для поминок проплачен. Всё есть. Покойника – нет.
Славик задумался о Фрейде и подсознательном. Может, он специально урну проебал, чтобы хоть как-то отомстить папе, заварившему всю эту чурчхелу? Надо сказать, Марк Иосифович поставил всю семью в такую геометрическую позицию, что добрым словом его поминали абсолютно все, но особенно Славик, который «обожал» заниматься семейными делами. В гармоничном сочетании безусловного цинизма и глобального разгильдяйства, трех любовниц, бизнеса (ну как бизнеса – перераспределения взяток) и прочего отягощения Славику не хватало именно этого: завещания, в котором папа просил кремировать его по месту жительства в Балтиморе, а вот закопать прах приказал (именно приказал!) в Москве на конкретной аллее Троекуровского кладбища, в день, согласованный с астрологом, и в присутствии известного Народного артиста России, которого нужно убедить прочесть стихотворение Марка Иосифовича, обращенное к детям. Задание сие усопший в присутствии нотариуса и своего адвоката поручил именно Славику, а не его сестре Маше, что Маша и прокомментировала:
– Жаль, папочка не попросил всё то же самое проделать на Красной площади, мне кажется, Славик был бы достоин такой задачи.
Маша, как и многие, любила Славика. Было за что. К примеру, он один раз подложил в комнату сестры использованный презерватив, стуканул на нее и лишил 15-летнюю целомудренную девочку не только свободы прогулок на месяц, но и поездки в зарубежный языковой лагерь. Причем Славик-не-пизди это сделал просто из вредности.
Вы спросите, почему Славик, не имевший ничего святого, не послал папочку с его посмертной волей к чертовой бабушке, где Марк Иосифович, скорее всего, и так находился? Всё просто.
Кончаловский.
Художник, который резко вырос в цене, а у папы была коллекция стоимостью в несколько миллионов. Семейные драгоценности господин Корн оставил дочке Маше, а вот живопись отписал Славику, но с вышеуказанным условием и комментарием о праве продажи только через десять лет. Деньги из сейфа (дедушка Марк по старинке предпочитал наличные) передавались внукам поровну, минуя детей. Немного, но все-таки.
Завещание огласил адвокат Марка Иосифовича в присутствии всей семьи. Маша смеялась в голос. Украшения стоили значительно дешевле картин, но их можно носить или продать. И детей у Маши было двое (в отличие от Славика, который сразу подумал, не взять ли задним числом приемного ребенка на несколько месяцев к своему родному сыну, чтобы обналичить папин счет, но понял, что жена Люда на это не пойдет).
– А десять лет, Славик, еще надо прожить. Да ведь? – Это была вторая Машина фраза. Третьей она его добила:
– И я беременная, если что. Мои семьдесят пять процентов денег на внуков, дружок.
Славик-не-пизди осязаемо сдулся и укоризненно посмотрел на жену. Та нашлась:
– А я уже давно предлагаю второго сделать! Я так понимаю, если бы дедушка Марк сразу предупредил, ты бы сам выносил пятерых, да, Славик?!
Муж Маши смутился и вышел из ситуации:
– Маш, нам и своих денег хватит, можем сыну Славика отдать… Все-таки Славик папе больше посылал…
– Не можем, Дима, не можем! Как папа написал, так и будет. Я этого момента тридцать три года ждала.
Славик после оглашения завещания отвел адвоката в сторонку. Сын покойного не то чтобы бедствовал, миллион не являлся для него такой уж невозможной суммой, но дело было в принципе вообще и принципиальной жадности в частности.
– Игорь Сергеевич, я вот думаю…
– Вячеслав Маркович, извините, что перебиваю, я знаю, о чем вы думаете. Вы хотите предложить мне взятку за то, чтобы не хоронить папу, как он просил, и ради этого готовы продать мне коллекцию за полцены.
– Откуда вы знаете?.. – Славик даже смутился. Он хотел отдать картины за 70 %, но мысленно сейчас согласился на 50 %.
– Точнее, вы хотели отдать за семьдесят, а сейчас удивились, промолчали и согласны на пятьдесят, так ведь?
Славик понял, что перед ним Архитектор из «Матрицы», и не стал юлить:
– Да. Вы что, мысли читаете?
– Нет, мысли читал ваш отец, причем ваши будущие мысли. Это он мне сказал, как всё будет – слово в слово, цифра в цифру. Он вас очень хорошо знал.
Славик разозлился:
– А хотите, я теперь прочту ваши мысли?
– Сделайте такую милость.
Игорь Сергеевич был предельно вежлив и напоминал Чеширского кота, но с окровавленной бензопилой, спрятанной в кустах. Именно таким должен быть настоящий адвокат дьявола, а тем более Марка Иосифовича Корна. Славик пилу почувствовал. Запах крови и металла. Вкус крови и металла. Внутри Славика стало как-то зыбко. Он улыбнулся, точнее скривился. Предельно четкое ощущение реальности несколько раз спасало Славику большие деньги и один раз жизнь. Спорить он раздумал.
– Вы меня пошлете подальше с любыми предложениями? Я же правильно понимаю?
– Удивительная проницательность. И кстати, если вы десять лет будете смотреть на прекрасную живопись, душа станет светлее.
– Моя или художника?
– Моя. Меня чужие души не очень волнуют, в основном тела, как живые, так и мертвые.
Славик-не-пизди слышал хорошо, особенно подтексты.
– Игорь Сергеевич, когда я буду писать завещание, я приглашу вас.
– Разумеется, пригласите. Но очень надеюсь, что вы меня переживете. Да, дарить картины вы тоже не имеете права, формально они в собственности моего фонда, там к завещанию небольшое допсоглашение. И будем считать, что мы с вами тоже согласились. Вы же понимаете, что все хитрые идеи, которые придут в вашу голову, давно уже пришли в мою, и воля вашего батюшки будет выполнена любой ценой. Уверен, вы знаете значение слова «любой» в контексте Меня и Цены.
Славик хмуро подтвердил кивком.
– Тогда вы свободны. Пока. Шучу. Рад был увидеться.
Неожиданный поклонник Кончаловского вернулся в общую комнату. Сестра спросила не без злорадства:
– Послал тебя? Влип, мой хороший?
Славик автоматически ответил:
– Да не то слово. Еще эту мазню ни продать, ни передарить никому нельзя.
– Славик, ты хоть в «Википедии» про Кончаловского прочти! Это же не просто дорогой художник! Это легенда!
– Может, махнемся на цацки? Устроишь легендарный музей, я буду за двести рублей приходить всей семьей каждые выходные.
– Ага, а ты прабабкины бриллианты своим курицам подаришь?
– Маруся, ты меня знаешь, я никому ничего никогда не дарю. Могу дать подержать. Все деньги Люде, она заслужила.
– Знаю. Ты безупречный муж. Это меня всегда изумляло. Вот ответь мне, почему они все с тобой спят бесплатно? – Злорадство сменилось на обиду.
– А не с кем больше в этой стране. Она проклята. Мне кажется, сюда души самых безбашенных распутниц на перевоспитание отправляют, дают красивые тела и ноль мужиков нормальных. Так как насчет обмена?
– Никак, Славик. Жду приглашения на похороны, не экономь уж. Я приду в бриллиантах. Если надо помочь реально, дай знать…
Маша улыбнулась одними висками и добавила:
– Я откажу тебе с особым цинизмом.
А дальше для Славика начался «бразильский карнавал» с организацией кремирования через океан, поиском концов на Троекуровском (тут помогли папины связи в мире физики твердого тела), переговорами с Народным артистом, приглашением гостей, ну и наконец доставкой урны в Россию к нужной дате. Надо сказать, даже друг отца по Академии наук спросил Славика, а не хочет ли он прах оставить в Америке, а здесь просто устроить поминки. Москва всех приводит к общему знаменателю.
Славик на секунду задумался, но вспомнил про кота с бензопилой.
– Нет, это как-то не по-божески – волю отца не выполнить.
– Брось ты, Славик, папа был материалистом. Он тебя оттуда не накажет.
– Он и отсюда нормально справляется. – Славик поежился. – Не могу, Борис Дмитриевич… совестно.
– Сентиментальный ты стал. Что тоже хорошо. Ладно. Кладбище устроим. Недешево, но великому человеку – великие траты.
– Я не то чтобы великий. – Славик в кои-то веки сказал правду.
– Я про отца. Твое время еще придет. Да не грусти ты так. К счастью, отцы один раз умирают.
Славик задумался о словах бывшего научного сотрудника, ставшего нынешним королем ряда редких металлов, но тот его самокопания прервал:
– Зато я тебе несколько нужных людей на похороны приведу. Очень нужных, особенно для твоего, скажем так, бизнеса. Новенькие на своих постах и пока голодные. Так что продумай все детали. Они люди со вкусом, особенно к похоронам. А вообще жаль твоего папашу, глыба, а не человек. Поэтому и свалил вовремя и тогда, и сейчас. Я к нему, кстати, несколько раз за советом летал. Э-э-эх, купил бы я у тебя одного Кончаловского, но Игорь Сергеевич… С ним не договориться.
Борис Дмитриевич тоже съежился. Славик понял, что абсолютно любое существо при упоминании Игоря Сергеевича ежится одинаково. Срабатывает какой-то инстинкт.
Ну а через несколько дней случилась катастрофа.
Славик получил урну в аэропорту, вышел на улицу, собрался сесть в свой спортивный автомобиль, поставил урну у багажника и думал, как ее разместить, но рядом остановилась красотка спросить дорогу. Славик оценил перспективы, девушку уболтал, сказал, что проводит сам, попросил ехать за ним, а об урне вспомнил уже вечером, когда спаивал свою новую подругу перед поездкой на конспиративную квартиру. Разводку от знакомства до секса за 24 часа Славик ценил особенно и даже сам с собой соревновался в количестве таких блицкригов в течение года. В этом он шел на рекорд. Мысль про урну пронзила его, как кол из арсенала Ивана Грозного, когда Славик посмотрел на пепел сигареты. Он вышел на воздух, неудачно покурил, позвонил в аэропорт (там сказали: посмотрят по камерам) и вернулся к подруге. Рассказал.
– Батяня у тебя зверь, конечно, такой гемор устроить. А он не мог, как понял, что подыхает, срочно сюда прилететь? Только об себе люди думают.
– О себе.
– Чо?
– Ну не об себе, а о себе. Да не важно. Скажи, а ты бы забила на папину последнюю просьбу?
– Я?! Да я, если папашу своего найду, я его, мудака, живым в крематорий запихаю и конфорочку на единицу поставлю!
Славик понял, что трахаться в таком состоянии он не сможет, слил барышню, договорился с собой, что в зачет этот съем всё равно пойдет, заперся дома, вновь позвонил в аэропорт (там ничего не нашли, камера была куда-то не туда направлена или вообще не работала) и набрал Игоря Сергеевича.
– Игорь Сергеевич, я папу потерял.
– Понимаю… Постепенно приходит осознание потери, я сам полгода в себя приходил…
– Игорь Сергеевич, вы не поняли, я его совсем потерял.
– Еще как понимаю, именно необратимость ухода накрывает через…
Славик рванул:
– Я потерял урну с его прахом! Вы единственный, кто знает. Что делать будем?! – Славик автоматически разделил ответственность. Он даже сам себе умилился.
Из трубки потянуло свинцом.
– Вячеслав Маркович, а я понимаю, почему папа вас так любил. В чем-то вы единственный в своем роде. Что МЫ будем делать? Прекрасный вопрос. Позвольте полюбопытствовать, почему «МЫ»?
– Вы же не бросите меня одного в такой ситуации?! Мне не на кого больше рассчитывать. – От интонации Славика расплакались бы даже змеи на голове горгоны Медузы.
– Похороны на послезавтра назначены?
– Да.
– Эх, Вячеслав Маркович, боюсь, не успеем мы из другой могилы пепел достать и сюда привезти.
Славика ударило током. Он, конечно, сразу всё понял, но решил растянуть пытку и задал риторический вопрос:
– Пепел достать? Откуда?
– Ну… – Игорь Сергеевич закашлялся.
– По условиям завещания, я мог рассказать об этом только на сороковой день, но с учетом сложившейся ситуации… У вашего отца есть еще одна могила. В Балтиморе. Надеюсь, не нужно объяснять почему.
Славик осел, как асфальт при промыве дороги.
– Не нужно. Я не тупой. И сколько их?
– Могил?
– Я спросил про детей, но давайте и с могилами разберемся. Может, папа в нескольких городах франшизу открыл…
– Могил две: одна в Балтиморе и вот одна в вашей, скажем так, разработке.
– Нашей.
– Ну да, в нашей. А детей в Америке двое. Мальчик и девочка.
Славик открыл виски, налил и выпил залпом за отца.
– Пол, цвет глаз и прочие детали меня не очень интересуют. Интересует возраст и что они знают про нас.
– Семь и двенадцать. Про вас не знают ничего. Марк Иосифович умел хранить секреты.
– Это точно. А почему папа оставил всё нам? – Виски немного промыл извилины, и Славик начал задавать правильные вопросы.
– А почему вы думаете, что он оставил вам всё? – Игорь Сергеевич рассмеялся.
Славик-не-пизди вспомнил, как в детстве папа его наказывал. Он говорил про четыре этапа воспитания: работа, неизвестность, боль, раскаяние. Было очевидно, что Игорь Сергеевич был на границе боли и ждал Славика по ту сторону.
– То есть у папы что-то еще было…
– Было.
– Я не то чтобы удивлен, просто последние несколько лет я высылал ему деньги, так как он говорил о своем бедственном положении… А внукам он передал почти полмиллиона, я думал, он как-то скопил…
– А может, положение и правда было бедственное, ведь всё зависит от того, с чем сравнивать.
В голосе адвоката опять разлился Чеширский кот.
– Ваши деньги папа не копил, он их проигрывал в казино, это были единственные деньги, которые он тратил только там. Говорил – откуда пришли, туда отдам. Ему просто было приятно, что вы о нем не забываете. Что касается его собственных финансов, то он оказал настолько неоценимые услуги Родине, что Родина ему кое-что передала в управление. Он вложил деньги в какие-то акции и немного заработал…
– Игорь Сергеевич, не тяните. Сколько?
– Семьдесят пять миллионов долларов.
Славик хотел откусить стакан, но вспомнил, сколько стоят зубы, и передумал.
– И ВСЁ досталось этим двум ублюдкам?
– Марк Иосифович сказал, что вы их назовете именно так. Ну просто в воду глядел. Как я уже упомянул, на сороковой день я бы сообщил всем о главном распоряжении и рассказал всем членам семьи друг о друге. Тем детям по пятерке, три Маше, десять поровну внукам в России, по достижении восемнадцатилетия. Обращаю внимание: внукам, родившимся и зачатым на момент его смерти (я знаю, о чем вы опять подумали). Хотя вы имеете право свою сумму потом разделить между нынешними и будущими детьми. Ну и вся семья пожизненно полностью застрахована на случай серьезных заболеваний, сумма покрытия по два миллиона на каждого…
– Я считать умею. Кому остальное?
– Остальное в Фонд борьбы с Альцгеймером.
Удары судьбы Славик встречал, как Овечкин летящие в него шайбы. Но тут прилетел целый метеорит. Славик выдохнул.
– Альцгеймер… Это из-за мамы…
Из голоса Игоря Сергеевича вдруг исчез даже намек на доброжелательность:
– Конечно. Он ее по-настоящему любил. Последний ее год был для него адом. Жаль, что вы тогда так и не приехали.
Славик ответил быстро и холодно:
– Она бы меня не узнала, так что ей было бы всё равно.
Славик, конечно, всё понимал. Истинно циничные люди знают реальную цену настоящим чувствам. Он тогда боялся приезжать. Присылал деньги. Иногда очень значительные, по его понятиям, деньги. Деньги… Как это смешно звучит после новостей о 75 миллионах долларов.
Игорь Сергеевич продолжил, теперь скорее с сожалением:
– Ей да, а вот ему нет. Марку Иосифовичу было бы не всё равно. Он вас ждал. Вы знаете, что это значит. Ждать.
Славик-не-пизди опять сорвался:
– Знаю! Мне тоже было не всё равно! Поэтому и не приезжал.
Осекся он сразу. Игорь Сергеевич даже не успел ответить.
– Извините, Игорь Сергеевич… Глупость сказал.
– Почему же глупость, всё очень человечно. Я не вправе судить.
– Спасибо… Игорь Сергеевич, у меня два вопроса… важных…
– Давайте, раз важные.
– Как вы думаете, почему он мне оставил только коллекцию? Месть? Урок? Издевательство?
– А второй?
– Почему через сорок дней?
– Почему через сорок дней после смерти разрешил всё вам рассказать?
– Да.
– Не знаю, думаю, как это ни странно, он во что-то верил, в том числе в то, что на сороковой день там что-то решается. Может, хотел проверить вашу общую искреннюю реакцию или, наоборот, боялся ее.
– Неужели боялся, что я его прокляну из-за денег или, наоборот, хотел узнать, насколько я его возненавижу за этот весь цирк с похоронами?
– Мне кажется, он продумывал разные варианты. Я сам удивился, но, когда и астролог всплыл, понял, что Марк Иосифович решил предусмотреть всё. Такой он был человек. Помните, как у вас всегда было два школьных портфеля и две формы. Так ведь?
Славик почувствовал укол ностальгии. Попытался про него побыстрее забыть и снова задал вопрос, ответ на который ничего хорошего ему не сулил:
– Ну а почему мне только коллекцию оставил? Не бойтесь, я ко всему готов.
– Марк Иосифович сказал, что с деньгами у вас никогда не будет проблем, что вы слишком талантливы и беспринципны, чтобы быть бедным. А вот чего-то настоящего, чего-то своего и незаменимого вам явно не хватает. Людей вы не очень любите, может быть, полюбите картины, ну или людей через картины. И потом он понимал, что так вы минимум десять лет будете о нем помнить. И, помимо Кончаловского, для вас есть еще пара работ… поинтереснее. Я бы сказал, помеждународнее.
Чеширский кот вернулся, и на этот раз без пилы.
– Уверен, автора даже вы знаете. Его все знают. Но тут я все-таки подожду сорокового дня. Маше тоже будет небольшой ювелирный сюрприз. Мы же никуда теперь не спешим?
Славик вновь ощутил себя ребенком, который впервые сел со взрослыми биться в преферанс и не мог не восхищаться их продуманными решениями. Папа приучал его к своим играм с ранних лет, и, надо сказать, их партнеры по картам могли бы составить отдельную энциклопедию выдающихся личностей своей эпохи. Славик утонул в воспоминаниях и ответил мечтательно:
– Нет. Теперь точно не спешим.
Но быстро вернулся в панику:
– Игорь Сергеевич, а что будем с похоронами-то делать?..
– Попробую завтра через американских товарищей достать пепел из могилы и переслать сюда.
– А если не успеем?! Перенесем всё?
Славик при всем своем цинизме побоялся предложить план «Б». А вот самый близкий Марку Иосифовичу человек, его адвокат – не побоялся. Он даже впервые за все эти дни пришел в негодование:
– Вячеслав Маркович, вы вообще в своем уме? Что значит ПЕРЕНЕСЕМ?! Это вам не свидание с девушкой, это похороны вашего отца и моего ближайшего друга, такое событие не переносится! Не успеем – значит, похороним воздух. Чистый московский воздух. Потом довезем прах. Нельзя земные дела отменять в угоду небесным. Это так…
Игорь Сергеевич искал слова и перебирал пальцами. Нашел их не сразу, но зато точные:
– Так не по-московски.
Войти с помощью соц. сетей: