Рассчитавшись с Лютым за Ивана и Асю, Ващенко вернулся к себе в «Нормандию», быстро расплатился за номер и сел в машину. Его все еще трясло от нервного напряжения после всего того, что произошло в «Термах».
Он принял пару таблеток, которые всегда хранил на этот случай в бардачке, и почувствовал, как душившая его горячая волна постепенно оседает. Какое-то время он колебался – бежать ему как можно дальше из этих мест или все-таки посмотреть, что творится сейчас в центре талассотерапии. Он выбрал все-таки второе. Подъезжая к «Термам», он увидел издалека на парковке у знакомого белого «Мерседеса», на котором Иван прибыл в Уистреам, помощника Бартлета Дика Диггера.
«Понятно, – подумал Ващенко. – Хотят забрать казенное имущество. Значит, Бартлет неподалеку». Он проехал к соседнему обержу, где до этого ставил свою машину, и стал ждать. Ему было уже не до холодного и спокойного анализа. Надо было что-то делать. Его не просто сдали. За ним началась охота. И теперь ведут ее и те, кто прислал сюда Лютого, и Бартлет. А может быть, – пришла ему в голову и вовсе на первый взгляд дикая мысль, – они гонят его под выстрелы вместе. Диггер по-прежнему крутился около белого «мерса». Странным образом его суетливые движения напомнили Ващенко, как перед отъездом его вызвал Бартлет и сказал, что набил «мерс» Робинса взрывчаткой по самую крышу, на случай, если его придется взорвать вместе с баржей и боевиками «Аль-Каиды». Он передал тогда Ващенко номер телефона, набрав который, можно было разнести эту машину на куски, в случае если бы был выбран именно этот сценарий. Никто взрывчатку из «мерса», конечно, в Дувре не убирал. И если взрывное устройство Бартлет не отключил, то Ващенко достаточно было бы набрать на своем мобильнике тот самый номер, чтобы «мерс» взлетел на воздух вместе с Диггером. Но не Диггер был ему нужен. Он быстро настроил в своей машине прослушку «мерса» Робинса. Если бы Диггер с кем-то стал говорить, он бы его услышал. Его внимание отвлекла подъехавшая к «Термам» машина пожарных. Оттуда выпрыгнули два санитара с носилками и врач. Сразу же вслед за ними подъехали две полицейские машины. Ясно, они нашли Ивана. Врачам из пожарной части, впрочем, там делать нечего. Только констатировать смерть его клона. Но вот полиции придется попотеть.
Бартлет подъехал десятью минутами позже, и тоже на полицейской машине. С ним вместе прибыл седой грузный мужчина, судя по всему, француз. Кивнув Диггеру, Бартлет представил его своему спутнику, а затем прошел в отель вместе с ним. Ващенко услышал, что француз представился Диггеру как комиссар Бросс. «Вот как решил меня сдать Бартлет, – подумал Ващенко. – Как убийцу жены Степана. Ловко. Но мы еще посмотрим, кто кого, полковник. А что, если он меня сдал Лютому? Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения. Надо выбираться отсюда, и поскорей».
Он отъехал на безопасное расстояние, но достаточно близко от «Терм», чтобы прослушивать машину Робинса. Долго ждать не пришлось. Он услышал, как Бартлет сказал Диггеру:
– С Джонсоном все кончено. Это он. Я видел его особую примету – родимое пятно на груди. Сомнений быть не может. Поехали в порт, комиссар будет искать убийцу.
– Для этого ему лучше проехать в Париж, – хохотнув, сказал Диггер.
– Много болтаешь, – оборвал его Бартлет. – Едем.
Ващенко услышал, как Диггер включил зажигание, подождал, пока его «Мерседес» отъедет от отеля на приличное расстояние, и достал свой мобильник. Дорога в дюнах в этот час была пустынна. Он набрал номер. Безрезультатно. Взрыва не последовало. Значит, Бартлет отключил взрыватель. «Ничего, – подумал он. – У нас с собой было». Ващенко нажал кнопку пуска УРСа, скрытого под капотом его машины, и увидел, как ракета, словно нож в масло, вошла в багажник шедшего впереди белого «Мерседеса». Взрыв был мощным, и его «броневик» сильно тряхнуло. Бартлет и Диггер погибли мгновенно, и вряд ли кто уже смог бы определить, кто был в этой машине. «А вы говорили, полковник, что с Джонсоном все кончено. Неувязочка у вас вышла. Не учли прощальный салют», – прохрипел он вполголоса. Ващенко вывел машину на проселочную дорогу и через полчаса выбрался на А-13. По дороге на Париж он набрал номер клиники эстетической хирургии доктора Арманда, с которым был хорошо знаком. Джонсон должен будет исчезнуть в этой клинике, возродившись к жизни с другим лицом и под другим именем.
Генерал Рубакин возвращался из Каира в мрачном настроении. Ареф потребовал не только возместить ему убытки, но и передать в качестве компенсации за срыв последних поставок склад «РУСАМКО» в Бейруте, где хранилось достаточно оружия, чтобы вооружить целую дивизию. На склад Рубакин скрепя сердце согласился, рассудив, что головорезы Арефа могут его взять и так, а вернуть предоплату за «Иглы» отказался, сославшись на то, что товар в Англию был доставлен. И если «Иглы» взорвались, то не по его вине, а потому что боевики Арефа не научились с ними правильно обращаться. Ареф в ответ на это положил перед ним технический паспорт, где черным по белому было написано, что «РУСАМКО» поставила ему «Иглу» польского производства, а не российского, как они договаривались. Рубакин сказал, что этого не может быть, и пообещал по возвращении в Москву разобраться, кто и как подменил его «Иглы».
«Постарайтесь разобраться быстрее», – сказал ему на прощанье Ареф с улыбкой, которая не сулила генералу ничего хорошего. В Москве о совете Арефа ему напомнили через день после возвращения. По его мобильнику, чей номер знали только самые доверенные люди и который генерал не выключал никогда, в полночь позвонил неизвестный и сказал:
«Завтра, Рубакин, к тебе в офис в 11 часов придут от меня два человека. Ты должен выписать на них пропуска на имя Ивана Ильича Трофимова и Александра Борисовича Петрова. Ты им передашь предоплату в двух кейсах налом в баксах. Если их к тебе не пустят или с ними что-то случится, пеняй на себя».
Рубакин поднял на ноги всех, кого знал в ФСБ и в милиции. Трофимова и Петрова взяли в бюро пропусков, как только они предъявили свои паспорта. Паспорта были настоящие, Трофимов и Петров – тоже. Они упорно утверждали, что пришли устраиваться на работу шоферами и еще накануне договорились с секретаршей отдела кадров, что она им закажет пропуск. Они действительно работали шоферами на автобазе в Лефортове и утверждали, что никакого Рубакина не знали и встречаться с ним вовсе не собирались. Рубакин вызвал к себе Кокошина. После того, как он поговорил с шоферами с помощью полиэтиленового пакета – пакет просто натягивали на голову связанному человеку, и он начинал задыхаться, – они признались. Их вызвал к себе накануне директор автобазы Ренат Хабибуллин. Он дал им адрес «РУСАМКО» и рассказал, что надо делать. Они должны были получить пропуска и пройти в кабинет Рубакина, где их будут ждать. То, что им дадут у Рубакина, они должны были вынести и передать у входа в «РУСАМКО» человеку, который за ними подъедет на черной «Волге». Кто этот человек, они не знали. Кокошин дал им по кейсу. Шоферы вышли из «РУСАМКО» и остановились у входа. Тут же подъехала черная «Волга», которую моментально блокировали «рыцари Кокошина». Шофера скрутили и повели в подвал к Кокошину. Он оказался Шамилем Шакировым, чеченцем из Грозного. Сколько ни бился Кокошин, он не сказал ничего. Через два часа допроса Шакиров умер – сердце не выдержало. Бросились на автобазу, но там сообщили, что Ренат Хабибуллин накануне уехал из Москвы в Узбекистан.
В тот же день в 22:30, когда Рубакин поднялся в лифте к своей квартире, киллеры, застрелив его двух охранников, перерезали ему горло.
Янычар во время этих разборок был в бегах. «Интерпол» объявил его в международный розыск после того, как в ДСТ вскрыли всю подноготную его поставок оружия в Анголу через «РУСАМКО». Оружие со складов стран бывшего советского блока, проданное Анголе через парижские фирмы Янычара под видом сельхозтехники, оценили в 790 млн евро. А поставляли, конечно, не трактора и комбайны, а танки Т-62, вертолеты Ми-25, бронетранспортеры, 122-миллиметровые пушки и тысячи автоматов Калашникова, не говоря уже о противопехотных минах, использовавшихся в гражданской войне в Анголе с 1993-го по 1997 год с обеих сторон. Следствие длилось около десяти лет. Успел умереть президент Миттеран. От рака. Кое-кто из фигурантов этой аферы умер при более загадочных обстоятельствах. Одного в центре Парижа укусила «черная вдова». Другой шел по улице и упал в колодец, на дне которого он замкнул своим телом два высоковольтных провода. И все же дело довели до конца. На всех французских границах Янычара ждал теперь ордер на арест. Моховой, участвовавший вместе с ним во всех переговорах с ангольцами в Париже, чудом избежал такой же судьбы. «Наш уголь» во Франции не засветился только потому, что Янычар и Рубакин использовали для отправки оружия ангольскому диктатору фирмы-однодневки и своих посредников в ЮАР. Но теперь и для Мохового наступали нелегкие времена. Общая картина деятельности «РУСАМКО» постепенно складывалась из обрывков открытой информации, полицейских расследований и сообщений спецслужб, как в игре «Puzzle». И он уже понимал, что скоро доберутся и до него, хотя Броссу так и не удалось доказать, что его грузовик не пересекал ни границы Германии, ни тем более – Финляндии и России.
Для Кокошина, который после убийства Рубакина иначе чем с двумя джипами охраны никуда не выезжал, открывались новые горизонты. В России стали наводить порядок, очищая ее постепенно от криминала принятым еще во времена Сталина способом – уголовников просто отстреливали. Спецслужбы и силовики прибирали к рукам выморочную собственность воров в законе и проворовавшихся «красных директоров». Генералы, фактически управлявшие «РУСАМКО», назначили Кокошина на место погибшего шефа. Он получил самые строгие указания – на время прекратить все поставки оружия в Европу и через Европу. Тайный бизнес генералов уже давно не представлял никакого секрета для ФСБ, и оттуда им посоветовали «сменить ориентацию» во избежание международного скандала.
С Кокошиным поговорили отдельно. Ему передали благодарность премьер-министра за срыв поставок оружия ЭТА, а также за ликвидацию склада оружия «РУСАМКО» во Франции, и присвоили звание генерала. «Кокошина представьте к очередному званию. Точно сработал. Нам сейчас с Францией ссориться никак нельзя», – передали ему слова премьера. И пообещали от его имени, что заслуг его не забудут, и если он будет вести себя как положено, то в ближайшее время, когда «наши будут в городе», он сможет занять подобающий государственный пост. Такой, где его нынешние заработки в «РУСАМКО» покажутся ему зарплатой учителя из Торжка. Генералу Кокошину не надо было объяснять дважды, что это означает.
Кокошин передал в ФСБ все, что у него было на Янычара по ангольскому делу и по чеченским авизо. Янычар узнал о том, что его ждет, от одного из «своих людей» на Лубянке. Но «свой» оказался чужим, и с его помощью Янычара просто выманили из дома. Когда он поехал во Внуково-3, где стоял его личный самолет, чтобы укрыться на время всей этой бури в ЮАР, его взяли на паспортном контроле и отвезли в Лефортовскую тюрьму. Там его навестили генералы – основатели «РУСАМКО» вместе с Кокошиным, и Янычар покорно подписал все бумаги о передаче им собственности в обмен на обещание свободы. Но свободы после этого ему пришлось дожидаться еще много лет.
«Наш уголь» решено было перепрофилировать. До поры Моховому велели поставлять в Европу только уголь и ничего больше. В дальнейшем он должен был возить в своих мешках в Африку и на Ближний Восток подкрашенный гексоген – черный порошок под видом угольной пыли. Спрос на взрывчатку постоянно рос после первой войны в Заливе, и теперь этот бизнес приносил куда большие доходы, чем поставки стволов. Но пока Моховому велено было уйти под корягу. Кокошин направил в Париж Ходкина с письмом, в котором строго-настрого предупредил Мохового, чтобы тот не проявлял никакой самодеятельности. Отныне все сделки «Росугля» должны были идти только с одобрения «Центра».
Судьба «РУСАМКО» какое-то время вообще висела на волоске. Новый премьер-министр делал все, чтобы понравиться Западу. А Западу категорически не нравилась деятельность «РУСАМКО», полностью вышедшей из-под контроля российского государства. После взрывов грузовиков с оружием «РУСАМКО» под Руаном, а затем в Аркашоне и под Бордо посол Франции в Москве попросил встречи в российском МИДе и заявил от имени своей страны категорический протест против перевозок российского оружия по территории Франции. На одном из совещаний с силовиками вскоре после этого премьер-министр, глядя прямо на министра обороны, спросил, а знает ли он, что его генералы делают бизнес на продаже оружия. Министр начал было объяснять, что «РУСАМКО» было создано исключительно для того, чтобы помочь оборонке выжить, и что корпорация регулярно отчисляет десять процентов своей прибыли на строительство жилья для офицеров. А это – серьезная помощь для государства. Премьер прервал его и сказал:
– Все было бы ничего, если бы и «РУСАМКО» не пользовалась услугами государства. Вот только следует ли Российскому государству ввязываться в сомнительные сделки в интересах частных лиц, да еще в таком чувствительном вопросе, как торговля оружием? Ведь такие действия нанесут серьезный урон репутации страны и, более того, чреваты целым рядом крупных международных скандалов. Прежде всего, России не следует поставлять переносные зенитные комплексы неконтролируемым бандформированиям ради сомнительной выгоды сомнительных авантюристов. Потом, неизвестно, где это оружие можно будет встретить. Так, глядишь, собьют и самолет нашего президента. Или мой. Или рейсовый – «Аэрофлота»…
Наступила тягостная тишина. Премьер попросил министра обороны остаться и, когда все ушли, сказал ему своим тихим, почти неуловимым для тугоухих голосом:
– Наши ребята вовремя остановили на днях одну авантюру людей Рубакина. У них от жадности уже вообще крыша поехала – баскам решили поставить оружие из Парижа. А если бы все вскрылось, представляешь себе какой был бы шмон?
– Ну, что ж, может быть, вообще закрыть эту лавочку к чертовой матери? – с готовностью предложил министр.
– Не торопись, – ответил премьер. – Частную структуру для торговли нашим оружием нам надо иметь. Наш МИД не отболтался бы от французов после этих взрывов, если бы в это была вовлечена госструктура, Рособоронэкспорт, например. А тут – за что боролись, на то и напоролись. Наш министр сказал их послу: «Вы хотели, чтобы в России была рыночная экономика. Она у нас есть. У государства нет монополии ни на что, в том числе на торговлю оружием. Это частные лица, государство здесь ни при чем». И француз ушел несолоно хлебавши. Так что пусть пока поторгуют, только пусть с ракетами и истребителями завязывают. Нужно будет, мы им скажем, куда их поставить. Но ты все должен держать под контролем. В таком деле самодеятельность обернется катастрофой. Особенно в Европе. И десять процентов… Это мало. Пусть отдают пятьдесят.