«…Хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастия России это необходимо, конечно этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убеждусь в пользе подобной меры, слишком я уверен в ее вреде. Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма».
И точка. Представительное начало. Вред. Паршивая журналистика. Бюрократический либерализм. Не допущу.
И еще раз. И не единожды.
«…Пока я жив и Богу угодно будет, чтобы я оставался на моем тяжелом посту, на который Он сам меня поставил, не допущу я этой лжи на святой Руси, в этом будьте уверены; я слишком глубоко убежден в безобразии представительного выборного начала, чтобы когда-либо допустить его в России в том виде, как оно существует во всей Европе».
Представительное начало. Ложь. Безобразие. Не допущу.
И не допустил. Последствия известны.
Всё это было в наших семьях – но только давних. Сто с лишним лет назад.
Другое, но то же, происходит с нами.
Дневник – записи для себя. Никем не подготовленные речи.
«Какое счастье я почувствовал, проснувшись утром, когда вспомнил, что живу под одной крышей с ненаглядной моей Аликс!». «Она большой ребенок… Почти не верится, что это наше дитя! Боже, что за счастье!!!». «Утро было, к счастью, свободное». «К счастью, окончил чтение толстого отчета Военного Министра!». «Погода стояла, к счастью, дивная». «Проснулись, к счастью, с чудным днем». «Принял пять докладов, к счастью, все короткие». «Мне наконец посчастливилось – убил первого своего зубра». «Удивительное счастье привезти с собой домой пять оленей в один день!». «Как я счастлив быть опять вместе с Аликс!». «В полчаса времени убил своих первых двух волков. Удивительное счастие!». «Счастливцы поехали в Крым». «Погода, к счастью, сделалась чудная». «12-я годовщина нашей счастливой супружеской жизни. Да благословит ее Господь Бог и впредь!». «Крен яхты, к счастью, уменьшался». «Благодарение Господу за счастливое и удачное плавание». «К счастью, погода выстояла к стрелковому параду. Стрелки представились отлично». «К утру, к счастью, туман рассеялся». «Открыл новый тир, сделав первый выстрел, кот., к счастью, попал». «Мне минуло 46 лет. Вот-с! К счастью, погода поправилась».
И еще счастье.
«К счастью, подавляющее количество войск в Петрограде осталось верно своему долгу, и порядок снова восстановлен на улицах».
Счастье, когда доклады – короткие. «Опять мерзостные телеграммы одолевали целый день!».
Счастье – частное, погодное, охотничье и еще – армейское. Там тоже счастье. «Смотр закончился блестящей атакой 10 полков конницы! Погода как нельзя более благоприятствовала чудному зрелищу. У меня всегда дух подымается, когда я давно не видал войск, снова делая им смотр, всё в один раз!».
Это не символ веры.
Это просто счастье.
«Сердце царя было полно любви, так сказать, коллективной любви, объектом коей была вся его обширная родина – и никто в частности».
Именно этот род любви – если это любовь – дает способность и силу начинать войны, бок о бок с абстракциями: народ, родина, священный долг, преданность, единение, отчизна, ради.
«Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».
Бессмысленные мечтания о народном представительстве. О выборности. Об уступке хотя бы части власти.
А хотел сказать, как пишут, «беспочвенные мечтания», что нелегче.
Всё, что было потом – выборность, гражданские свободы (1905 г.) – поневоле.
«…Вы, братцы, конечно, должны знать, что всякое право собственности неприкосновенно, то, что принадлежит помещику, принадлежит ему, то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему… Иначе не может быть, и тут спора быть не может… В Моих заботах о вас Я не забуду крестьян, ваши нужды Мне дороги, и Я об них буду заботиться постоянно… Я вам помогу, но, повторяю, помните всегда, что право собственности свято и должно быть неприкосновенно».
Не помог. В Его заботах.
Первая попытка «черного передела» – в 1903–1905 годах.
Разгром усадеб, «черный передел» земли – в 1917–1919 годах.
«Было отрадно видеть эту массу крестьян, в деревенских нарядах, с бесхитростным восторгом встречавших своего “царя-батюшку” …Царь был убежден, что народ его искренне любит, а что вся крамола – наносное явление, явившееся следствием пропаганды властолюбивой интеллигенции».
«Государство Российское созидалось и крепло неразрывным единением царя с народом и народа с царем. Согласие и единение царя и народа – великая нравственная сила, созидавшая Россию в течение веков…».
Меня любит народ.
Единение царя и народа напрямую. Минуя бюрократию и интеллигенцию.
«Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне…»,
Преданность – как данность. Мне.
«…Толпа пришла на набережную и кричала “ура!”, чтобы мы показались… Трогательные проявления народных чувств и в полном порядке!». «Народу на станциях по пути была масса, такие приветливые веселые люди».
Такие приветливые веселые люди.
Манифест 20 июля 1914 г. об объявлении войны: «Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом».
Не укрепилось.
«Меня любят народ и армия, – сказал Государь, – и я чувствую, что среди армии я буду в полной безопасности».
Нет, уже не любили.
И не в безопасности.
«Воля Господа должна быть исполнена… Я подписал мой первый приказ и добавил несколько слов трясущейся рукой… Мы только что закончили играть в домино, когда я получил <…> телеграмму, <…> что сегодня наша 11 армия <…> атаковала две германские дивизии <…> в результате были взяты в плен 150 офицеров и 7000 солдат, захвачено 30 орудий и много пулеметов. И это случилось сразу после того, как мои войска услышали о том, что я взял на себя командование. Это воистину Божья милость, и так быстро!..».
Быть Верховным. Главнокомандующим. Несмотря на протесты отовсюду.
«Лавры, которых Вы доискиваетесь, обратятся скоро в шипы».
«Военное искусство нужно долго изучать».
«Не покидайте Петербурга».
«Вы будете ответственны за все Ваши поражения».
Это решение унижает Вашу неприкосновенность.
Так и случилось.
Неприкосновенность? Ее больше нет.
Неизвестно.
Когда Он – упертый, ложно представляющий, как устроена жизнь?
Совершенно неизвестно.
Ничто не заставит Его переменить свой символ веры.
Даже если это погребет страну.