Глава 13
Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели. Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.
Фридрих Ницше, 1889
Нижняя Австрия, город Вена,
правый берег Дуная
1 августа 1945 года, 13:36 – 14:45
Потери сознания Усову избежать не удалось. Он рухнул наземь, не успев даже покинуть подвала, в котором разговаривал с командиром. А когда пришел в себя, то понял, что остаться на передовой ему не позволят.
И поэтому сержант не спорил, когда его в сопровождении медсестры и еще двоих раненых отправили в тыл. Он шел как в тумане, а когда огляделся, то набережная Франца-Иосифа уже осталась позади и небольшая группа пересекала Мариенбрюк. За ограждением моста синел Дунай, а чуть левее покачивались на волнах два бронекатера Дунайской флотилии.
Усова одолевала тоска, с каждым шагом становившаяся всё сильней. Он ощущал себя предателем, в разгар боя бросившим товарищей. Ну, упал в обморок, ну и что? Так способен воевать-то…
В полном расстройстве он бросил взгляд на реку, желая посмотреть на бдящие бронекатера. Но увиденное там смыло мелкие личные заботы, словно паводок – хилые мостки. Не помня себя, сержант заорал что есть мочи:
– Тревога!
На узкой палубе кипел бой. Не было слышно выстрелов – экипажу корабля пришлось сойтись с противником врукопашную. Было видно, как полуголые фигуры одна за другой появляются из воды и взбираются на борт. Солнце отблескивало на лезвиях ножей…
На другом катере врага не было, и там уже заметили неладное. Заметались по палубе матросы. Но сопротивление было сломлено. Несколько тел в черной форме полетели в воду, и сине-белый флаг был безжалостно сорван.
– Уходите! – крикнул Усов спутникам, а сам сдернул с плеча автомат. Чтобы стрелять точнее, прислонился к перилам. Металл приятно холодил тело, помогая бороться со слабостью.
Шаги за спиной начали удаляться. Сержант поймал на мушку палубу бронекатера и нажал на курок.
Очередь прошла слишком высоко и никому вреда не причинила. Но фашисты ее услышали и заметались, ища спасения от выстрелов. К удивлению сержанта, некоторые из них попрыгали в воду, напоминая по дальности прыжка чудовищных лягушек.
Громыхнула пушка на втором катере, и разрывом разнесло один из бортов. Застрекотали пулеметы. Усов хрипло рассмеялся и дал еще одну очередь. На этот раз – прямо по палубе.
Не успел порадоваться успеху, как второй бронекатер выстрелил еще, разбив рубку. Но на этом пушка почему-то замолкла.
Сержант поглядел в ту сторону и остолбенел. Те немцы, что прыгнули в воду, вовсе не прятались от пуль! Проплыв под водой более сорока метров, они выскочили из-под речной глади и ринулись на штурм второго катера.
Первый тем временем начал потихоньку тонуть. Появился заметный крен влево, и суденышко, дымя горящей рубкой, медленно погружалось. Захватчики, понимая, что спасти бронекатер не удастся, принялись покидать палубу.
Выругавшись, Усов с трудом отлепился от перил и заспешил через мост. Он понимал, что немцы не ограничатся диверсиями на реке, а наверняка высадятся на другом берегу, чтобы отрезать обороняющиеся южнее части от основных сил.
На набережную, навстречу сержанту, с гулом и грохотом выбрался танк. Из башни Т-34 по пояс возвышался командир, и во взгляде его, обращенном на пехотинца, было удивление.
– Там, – просипел Усов. – Они захватили катер…
Танкист кивнул, крикнул что-то в недра машины, и заворчав, словно огромный медведь, Т-34 пополз вдоль берега.
Сержанта же оставили силы, и он сел прямо на мостовую, способный лишь следить за происходящим на реке. Один бронекатер затонул, а схватка на втором закончилась. Там хозяйничали немцы.
Но использовать захваченное судно они не успели. Танковый снаряд, посланный с убийственной точностью, легко пробил предназначенную для защиты от пуль и осколков броню и поразил машинное отделение. В недрах судна раздался взрыв, и к небу потянулся шлейф черного, все густеющего дыма.
Диверсанты и на этот раз, не дожидаясь гибели катера, принялись прыгать в Дунай. Заголосил танковый пулемет, и для некоторых из немцев прыжок стал последним.
Командир танка повернулся к Усову и победно поднял большой палец. Сержант помахал в ответ, машинально удивившись тяжести собственной конечности.
– Кто такой? – неожиданный вопрос заставил его вздрогнуть.
Усов повернул голову и обнаружил, что окружен автоматчиками. Спрашивал, судя по всему, усатый майор сурового вида.
– Сержант Усов, – монотонно забубнил бывший партизан. – Приказом…
– Всё ясно, – майор поморщился. – Можете не продолжать – контузия. Только не кричите так, а то ушам больно.
Он что-то сказал солдатам, и те, рассредоточившись вдоль берега, начали поливать водную гладь очередями. Усов же, повесив автомат на плечо, понуро зашагал на север, в сторону Дуная.
Он успел пройти пару кварталов, когда стрельба позади вдруг возобновилась с удвоенной яростью. Затем что-то рвануло, мощно и радостно, словно снаряд попал в канистру с бензином. Звуки боя, в отличие от человеческой речи, уши улавливали отлично, вот только они болью отдавались внутри головы.
Когда Усов вышел к реке, то не поверил глазам – и здесь шла схватка. На мгновение он даже подумал, что одурманенная контузией голова отдала ногам неверный приказ и те вновь привели его к Дунайскому каналу.
Сомнения рассеял вид понтонного моста, точнее – его остатков, болтающихся у самого берега. А сражение и тут происходило на воде. Похоже, нацистам всё же удалось захватить один из бронекатеров, и они использовали его для атаки на мост.
Выполнивший задачу корабль горел, обстреливаемый сразу с трех сторон. А суда Дунайской флотилии безжалостно добивали его.
Смотреть на баталию не хотелось. Усов сел или, скорее, рухнул на землю у самой воды и закрыл глаза. Его бывшие спутники, похоже, оказались на понтоне во время атаки и погибли, и то, что сержант задержался, спасло ему жизнь…
В нос настойчиво лезли запахи дыма и горелого железа. Несмотря на шум боя, сержанта неудержимо клонило ко сну, и он уже ощутил, как его закачало, понесло на волнах дремоты, когда его жестко потрясли за плечо…
– Очнись, сержант! – кричал кто-то рядом, но Усов не мог его видеть.
Лишь когда он догадался поднять с лица каску, то обнаружил рядом незнакомого рядового.
– Так и будешь лежать? – спросил тот сердито. – Перебирайся на катер.
Встать сержанту удалось, лишь опершись руками о землю. Мимо пробегали какие-то люди. Среди них мелькнуло лицо усатого майора.
– А что случилось? – спросил Усов, ковыляя вслед за рядовым.
– Побили нас, – ответил тот, помогая сержанту взобраться на палубу. – Фрицы прорвались через канал, и те наши, что остались в Старом городе, окружены.
По сторонам грузились другие катера, с берега нарастал рев танковых моторов.
Бронекатер задрожал корпусом и отошел от берега. Начал разворачиваться, и вода под килем недовольно зашумела. Усов тупо смотрел, как высыпавшие на берег автоматчики в серой форме обстреливают не успевшие отплыть катера.
Грохнула пушка за спиной, и на берегу к небу поднялся черный фонтан, выброшенный взрывом. Немцы, что оказались рядом с ним, полетели на землю, будто игрушечные солдатики, вырезанные из бумаги.
Бронекатера поспешно отчаливали, ведя огонь из пушек и пулеметов. Берег затянуло дымом, и когда в нем появились серые исполинские тени, то сержант не сразу понял, что это танки.
«Тигры» выползали на берег один за другим, и вскоре вокруг катера начали рваться снаряды. Водяные столбы вздымались к небесам, и все находящиеся на палубе быстро промокли.
Катер развернулся к берегу кормой, и в дело вступила вторая пушка.
Немецкие танкисты опять промазали, и Усова окатило очередной порцией дунайской воды. Понимая, что броня катера не выдержит первого же прямого попадания, а доплыть до берега он всё равно не сможет, сержант лег на палубу, ожидая смерти.
Рядом, протяни руку и коснешься, виднелось хмурое, закрытое какими-то пятнистыми облаками небо.
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
1 августа 1945 года, 16:22 – 16:31
– Вот он, проклятый, – сказал Петр, отодвигая в сторону ветку ивняка, густо усаженную клейкими листочками. При виде замка, в котором довелось столько испытать и где томились до сих пор в плену (он сильно на это надеялся!) товарищи, капитан Радлов испытал болезненную тупую злость.
Шаунберг горделиво возвышался над рекой, словно явившееся из страшной сказки обиталище злобного волшебника. Темными были его стены, а внизу, в дунайской воде, виднелась точная копия замка, перевернутая вверх ногами. Над ней, так же как и над оригиналом, распластала крылья черная отвратительная свастика.
– Да, серьезное строение, – хмыкнул майор Косенков. – Ваши оценки, товарищ капитан, были точны. Взять его нахрапом не выйдет.
– Это ясно, – горестно вздохнул Петр.
Пеший отрезок пути они преодолели без трудностей. Встреченный хутор обошли стороной, больше никаких селений в этой местности не было. Патрулей на этом берегу немцы не держали, не опасаясь нападения.
– Ладно, нечего пялиться, – сказал Косенков. – А то глянет кто из твоих сверхчеловеков и рассмотрит через реку наши явно антифашистские рожи… И прощай секретность!
К своеобразному юмору майора Петр успел привыкнуть и в ответ промолчал. Ветви кустарника сошлись за спиной, и офицеры направились туда, где скрытый в лесу, среди запахов нагретой коры и желудей, ожидал их отряд.
Нижняя Австрия, город Вена,
правый берег Дуная
1 августа 1945 года, 18:06 – 18:17
Бригаденфюрер Беккер был зол. На себя, на окружающих, на весь мир. Внешне это проявлялось в раздражительности по пустякам и мелочной придирчивости. Даже любимый кофе, сваренный ординарцем, не помогал.
– Проклятые русские! – говорил Беккер, прихлебывая пахнущий, словно кожа южноамериканской девушки, напиток. – И зачем они затеяли эту атаку?
– Чтобы выбить нас из Вены, – прямодушно ответил штандартенфюрер Циклер. Именно его бригаденфюрер выбрал в качестве собеседника и не отпускал, давая излиться собственному раздражению.
– Такими силами? – хмыкнул Беккер, со стуком опуская чашечку на блюдце. – Сомневаюсь! Скорее, им просто не понравилось, что мы взорвали этот дурацкий собор…
– А какое им до него дело? – искреннее изумление отразилось на лице Циклера. – Это же австрийский собор, а не русский?
– Вот и я не понимаю! – бригаденфюрер вновь взял чашечку, поднес ко рту. – Но мы понесли серьезные потери, и главное – впустую ушел целый день! Ни одного здания из тех, что намечены к разрушению, мы даже пальцем сегодня не коснулись!
– Возьмемся за дело завтра, – сказал Циклер. – День раньше, день позже – какая разница? Или, может быть, проведем диверсионную акцию против кораблей русских, чтобы избавиться от их господства на реке? Как вы думаете, герр бригаденфюрер?
– Думаю, что это глупое предложение, – резко ответил Беккер. Кофе явно горчил, и даже сахар не спасал положения, делая напиток просто пресным. – Что нам эти мелкие кораблики? Их уничтожить – дело одного вечера, даже нескольких часов. А вот здания – это серьезно, и взяться за них завтра мы не сможем. День уйдет на отдых войск и восстановление порядка. Проклятые русские! Очень жаль, что в сорок первом у нас не хватило сил уничтожить их окончательно!
– Полностью с вами согласен, – вздохнул штандартенфюрер. Привыкший действовать, он явно тяготился разговором. – И кстати, вы не решили, что делать с пленными?
– А сколько их? – неожиданный поворот темы несколько сбил Беккера с толку, но он быстро оправился.
– Да человек сто, – ответил Циклер. – Держим их пока в одном из подвалов.
– Так, – бригаденфюрер ненадолго задумался. – Я думаю, что зрелище расстрела развлечет меня. Идите, Циклер, и распорядитесь. Минут через двадцать я подойду.
Нижняя Австрия, город Вена,
левый берег Дуная
1 августа 1945 года, 20:23 – 20:48
– Что невесел, Алексей Васильевич? – Конев появился в кабинете – высокий, широкий, – и в небольшой в общем-то комнате сразу стало тесно.
– Здравия желаю, товарищ маршал. А для радости нет особенных причин, – генерал-лейтенант Благодатов сделал попытку встать, но Конев остановил его нетерпеливым жестом, и его заместитель по особой группе войск остался сидеть. – Немцы нас побили, всего за полдня наш десант сбросили. Потери велики. И самое позорное дело – почти два батальона в мешке остались. Что с ними эсэсовцы сделали – даже больно представить…
– Что-то ты разнылся, Алексей Васильевич, – маршал нахмурился. – Или первый день на войне? Что в плен наши попали – то, конечно, ничего хорошего. Но вздохами и плачем делу не поможешь. Ты мне лучше скажи – план обороны берега у тебя готов?
– Так точно, – вздохнул генерал-лейтенант и добавил: – Да понимаю я всё, только смириться не могу… Вроде бы всё, раздавили мы фашистов, а они – как тараканы, вновь из каждой щели лезут!
– Ничего, скоро мы на этих насекомых дуст найдем, – Конев улыбнулся. – Части подтягиваются для удара, план освобождения Вены одобрен самим Верховным!
– Так что, поступил приказ на использование авиации? – оживившись, спросил Благодатов.
– По Вене – я сам не хочу, – махнул рукой Конев. – А то больше разрушений причиним, чем немцы. А по Верхней Австрии – нельзя, американцы в Потсдаме на дыбы встали. Наша зона оккупации, мол! Сами разберемся!
– И что, разберутся?
– Сомневаюсь, – на широком лице маршала появилась презрительная усмешка. – Хотя, по данным разведки, нападение на штаб Эйзенхауэра здорово распалило янки, и их части стали концентрироваться в Баварии. Посмотрим, чем всё это закончится…
– Посмотрим, – покачал головой генерал-лейтенант.
– Ладно, оставим союзников самим себе, – Конев посерьезнел, глаза его стали суровыми. – Лучше покажи ты мне еще разок, Алексей Васильевич, как ты предлагаешь для атаки части развернуть…
Зашуршал на столе подробный план Вены. За стеной трещала пишущая машинка, и полз откуда-то запах папиросного дыма.
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
2 августа 1945 года, 0:01 — 4:29
Облака висели над миром, как громадное стеганое одеяло, покрытое изрядными дырами. Взошедший где-то на четверть небосклона ущербный месяц смотрелся сквозь них бледным пятном света, но иногда ухитрялся высунуть в прореху желтый морщинистый лик.
Дунай неторопливо бежал на восток, время от времени ощупывая берег волной. Место для переправы выбрали километра на три выше замка, в том месте, где река сужалась до ста пятидесяти метров, а за узкой полосой прибрежной растительности поднимался высокий, обрывистый берег.
Вязать плоты начали сразу после определения места переправы, и к темноте вязанки бревен были готовы. Они лежали недалеко от берега, как дремлющие в траве выводки сросшихся боками змей. В ожидании приказа выступать бойцы занимались своими делами – кто проверял оружие, кто курил, кто ужинал – американская тушенка, полученная по ленд-лизу, пользовалась среди солдат большой популярностью.
Петр и сам недавно поел, и волоконца мяса застряли между зубами. Чужеродное присутствие раздражало десны. Пришлось вытащить спичку и при помощи ножа превратить ее в самодельную зубочистку.
Он как раз возился с последним кусочком тушенки, что упорно не желал вылезать, попав в какую-то особенно хитрую ямку, когда появился Томин.
– Пора, – сказал он. – Поднимай своих. – Петр кивнул и встал.
– Все за мной, – скомандовал он, и солдаты поспешно вскочили. Окурки и консервные банки полетели в специально вырытую яму, которую быстро прикрыли дерном. Взвод в полном составе подошел к плотам. Именно ему предстояло первым форсировать Дунай.
Вместе с остальными капитан вцепился в шершавую кору, и тяжеленный плот подскочил, словно обретя способность двигаться, на миг застыл, а затем поплыл к реке. Слышалось тяжелое дыхание солдат.
Почти сразу Петр скомандовал:
– Опускай!
С мягким чавканьем плоты начали шлепаться в воду, на каждом – примерно по тридцать человек. Для оружия и вещмешков соорудили специальные платформы.
Некоторое время бревна толкали, затем холодная жидкость полилась за голенища, и солдаты начали запрыгивать на ставшие мокрыми и скользкими бревна. Петр заскочил последним и, чтобы не свалиться, лег на плот животом.
Саперные лопатки, используемые вместо весел, погружались в воду почти без плеска. Берег, оставшийся позади, темнел зубчатой стеной, а противоположный явственно смещался вправо, но, казалось, совсем не приближался.
Выглянувший из-за облаков месяц бросил на воду горсть серебристых бликов, и Петр сумел разглядеть лица бойцов, суровые и сосредоточенные, как у тех, кто сидел на веслах, так и у тех, кто пока отдыхал, держа автоматы на изготовку.
Наползли новые тучи, черные и мохнатые, и месяц, к облегчению диверсантов, исчез. Затем плот дернуло, да так сильно, что Петр едва не полетел в воду – веревка, привязывавшая плот к одному из деревьев на левом берегу, была выбрана до конца. Ниже самодельное плавсредство теперь не снесет, а до противоположного берега привязи хватит с запасом.
Петр и сам сел погрести, несмотря на протесты солдат. Рукоятка норовила выскользнуть из пальцев, и грести оказалось вовсе не так легко. Но вскоре капитан разошелся, и холод, так донимавший до этого, с позором бежал.
Когда до берега осталось метров десять, солдаты начали прыгать в воду. Несколько пар крепких рук вцепились в край плота, и всё – больше можно было не грести.
Петр подхватил автомат и бросился к берегу. Солдаты, не спрашивая приказов, действовали по заранее согласованному плану. Часть взвода рассыпалась по берегу, окружая место высадки. Другие, бредя по пояс в воде, подтаскивали плот к тому месту, где росло достаточно толстое дерево. Веревку, другим концом привязанную к плоту, обмотали вокруг ствола, превратив плот в паром.
Петр вместе с несколькими солдатами лежал на пологом бугорке возле опорного дерева, сжав в руках автомат и вслушиваясь в ночную тишь. Во все стороны ушли счетверенные дозоры, но кто знает, с кем им придется столкнуться в темени приречных зарослей?
Орала дурным голосом ночная птица, и мягко шуршал ветер в ветвях. Месяц окончательно пропал, и разглядеть что-либо дальше собственного носа было исключительно трудно. Земля холодила тело сквозь гимнастерку, в ноздри настойчиво лез запах мокрой травы, напоминая о том, что еще совсем недавно шел дождь…
Во мраке впереди обозначилось движение, колыхнулись ветви.
– Свои, товарищ капитан, – донесся приглушенный голос.
– Докладывайте! – приказал Петр.
– Добрались до самого верха, – доложил солдат. – Там всё чисто.
– Хорошо, – капитан кивнул. – Возвращайтесь в дозор.
Солдат исчез. За ним почти одновременно появились еще двое, с докладами от командиров групп, что разведали берег выше и ниже по течению. И там и там, как и ожидалось, не обнаружилось никаких следов человека.
Забурлила вода, и к берегу подошел следующий рейс составленного из плотов парома. Так тихо, что не расслышать и с десяти метров, с него начали высаживаться бойцы второй роты.
Во главе их прибыл капитан Томин. Глаза его возбужденно блестели во мраке, а в голосе слышалось волнение.
– Ну всё, теперь главное – дойти, – сказал он, плюхаясь на землю рядом с Петром.
Тот лишь хмыкнул.
После переправы, несмотря на небольшое расстояние, шли вниз по течению почти час. Дорога оказалась трудна из-за Дуная, петляющего, словно бегущий от собак заяц. Приходилось то подниматься на скалистые кручи, то спускаться в глубокие овраги.
Замок вынырнул из тьмы сразу, весь целиком, словно его только что поставили над шумящим внизу Дунаем. Отряд остановился, командиры принялись совещаться, укрывшись в неглубокой лощине и под плащ-палаткой подсвечивая карту фонариком.
После того как разведчики, отправленные обследовать замок, вернулись и доложили обстановку, майор Косенков погрустнел.
– Да, это крепкий орешек, – сказал он, поглаживая пшеничные усы. Глаза командира отряда в полу, мраке казались черными, словно у цыгана. – Стены – по восемь метров!
– А вы чего ждали, товарищ майор? – несколько сварливо ответил Петр. – Что фрицы свое главное убежище огородят палисадником из прутиков? Будь у нас осадные машины, которыми в Средние века пользовались, мы бы эту штуку взяли вмиг. Так ведь нет ничего.
– Остается единственный вариант, – проговорил задумчиво капитан Томин, оторвавшись от плана Шаунберга, нарисованного по рассказам Петра и немного поправленного по донесениям разведчиков. – Атаковать несколькими группами.
– Но это самоубийство! – запротестовал Петр, но Косенков выразительно посмотрел на него.
– Говорите, товарищ капитан, – повернулся он в сторону Томина. – Мы вас внимательно слушаем.
– Проникнуть в замок через ворота – невозможно, – тот задумчиво почесал подбородок, с начала похода покрывшийся черной и жесткой щетиной. – Толщина у них такая, что выстрел из пушки выдержат, а подобраться незаметно не получится. Лезть через стену – учитывая часовых – не вариант. Необходимо их отвлечь.
– Что вы предлагаете конкретно? – остановил разговорившегося Томина командир отряда.
– Можно сделать так, – и Томин в пять минут изложил план. Даже настроенный критично Петр вынужден был признать, что вариант атаки не так уж и плох и может, при некотором везении, увенчаться успехом.
Одна группа, вооруженная всем имеющимся тяжелым оружием, имитирует атаку на ворота. Пока немцы соображают что к чему и стягивают силы к атакуемой точке, вторая группа организует взрыв участка стены где-нибудь напротив реки. Резервы немцев кидаются туда, и в этот момент последняя группа без шума забирается на стену напротив ворот, благо веревок с крюками в отряде имеется достаточно. Удар в тыл наверняка повергнет противника в панику, а численное превосходство должно решить дело.
Затем решали, кому какую группу вести. Томин был отправлен командовать теми, кто пойдет на ворота. Взрывать стену отрядили старшего из саперов лейтенанта Сиркисяна, а Косенкову и Петру выпало идти с основным отрядом.
– Сверим часы, товарищи, – сказал Косенков, поднимая руку. Стрелки его командирского хронометра слегка светились в темноте.
– Три сорок пять, – сказал с легким кавказским акцентом Сиркисян.
– И на моих, – кивнул майор.
– А у меня – сорок семь, – с сожалением покачал головой Томин.
– Подведи, – сурово проговорил майор. – Верные часы всегда у начальства.
Некоторое время ждали, пока Томин поправит стрелки, затем майор хлопнул каждого из командиров групп по плечу:
– Ну, удачи вам, товарищи. Надеюсь, еще свидимся.
Томин молча кивнул и исчез во мраке. В другой стороне пропал лейтенант. А Петр с Косенковым остались. На их долю пришлось пока самое сложное – ждать.
Вместе с солдатами они лежали в густом кустарнике, ожидая времени атаки. Начало накрапывать, и капли шлепали по ветвям и листьям, насыщая воздух противной сыростью.
– Что же они там? – сказал Косенков, поглядев в очередной раз на часы. – Ведь время…
И, словно по команде, началась стрельба. Грохот пулеметных очередей и хлопки бронебойных ружей послышались с той стороны, откуда и надо – от ворот. Потерь этим обстрелом врагу особенных нанести не планировали, а вот шуметь отряд Томина должен был как можно громче.
Со стен замка донеслись крики на чужом языке, топот. Когда в пение пулеметов вплелись лающие голоса немецких штурмовых винтовок, слева, из-за стен Шаунберга, поднялась на миг ослепительная вспышка и ударил гром, почти настоящий.
Вслед за ним раздался треск, словно с рельсов сошел вагон, набитый кирпичами, и, кувыркаясь по склону, высыпал содержимое на бетонную площадку.
– Вперед! – крикнул майор, понимая, что немцам сейчас не до того, чтобы прислушиваться к тому, что творится под западной стеной замка.
Петр вскочил и скорее ощутил, чем увидел, как по сторонам поднимаются стремительные черные силуэты солдат. Наткнулся лбом на ветку, и та, успевшая намокнуть, щедро оросила водой лицо.
Чертыхнувшись, Петр побежал к стене. Под ногами чавкала земля, от ворот Шаунберга по-прежнему доносилась стрельба.
Стена вырастала впереди, чудовищно огромная, словно гора. На миг возникло ощущение, что взобраться на нее просто невозможно.
Что-то заскрежетало по камню, затем еще и еще. Самые ловкие и сильные солдаты забрасывали наверх веревки с крюками, рассчитывая, что удастся зацепиться.
– Есть! – донесся справа приглушенный выкрик, и, словно эхом, слева ему ответили с отчетливым грузинским акцентом: – Эсть!
Петр терпеливо ждал. Первые, взобравшиеся на стену, должны скинуть веревочные лестницы. Если, конечно, наверху их не встретят немцы.
Казалось, прошла целая вечность, пока сверху с легким шорохом не упала лестница, едва не ударив Петра по голове.
– Ну, я полез, – сказал он сгрудившимся за спиной солдатам.
Висящий на плече автомат ощутимо тянул к земле, а сапоги весили, казалось, много больше тонны каждый. Стена пахла старым камнем, и запах этот казался почему-то неприятен, должно быть, навевал воспоминания о подземельях этого самого замка, в которых Петру довелось побывать…
Веревка больно врезалась в руки, а лестница опасно раскачивалась. Матеря про себя ни в чем не повинных строителей, что соорудили столь высокую стену, Петр из последних сил подтянулся, протиснулся между зубцами и рухнул плашмя.
– Что с вами, товарищ капитан? – донесся откуда-то сверху участливый голос.
– Старею, видать, – ответил Петр и с трудом сел. Ранее ему не доводилось бывать на стенах замка, и открывшееся зрелище было для него внове. За зубцами оказалось нечто вроде дорожки, со стороны двора прикрытой невысокой оградой. Слева дорожка упиралась в башню, у двери в которую уже возились саперы, а справа уходила в полумрак. Впереди был двор, и там чернела задняя часть центрального комплекса зданий замка. Ни одно окошко в ней не светилось.
Солдаты один за другим взбирались на стену, и когда меж зубцов появилось потное лицо Косенкова, Петр пришел в себя и послал десяток автоматчиков направо – мало ли какому дурному немцу вздумается пройти по стене?
Громыхнул взрыв, перекрыв на мгновение очереди, всё еще доносящиеся от ворот, и советские солдаты ворвались в башню. Повел их майор, оставив Петра прикрывать тыл.
Стрельбы поначалу не было, потом раздалось несколько одиночных выстрелов, но когда Петр появился в башне, там всё уже было кончено. В почти полной тьме не было видно, чьи трупы лежат на узкой лестнице, но хотелось верить, что это – враги…
А затем под ногами оказались камни замкового двора, и в душе Петра проснулась, подавив все остальные чувства, сильная, холодная злость. Именно здесь он испытал самую страшную боль в жизни, тут находятся в плену его боевые товарищи…
Он ощутил, как трясутся у него руки, держащие автомат. Смирить злость не составило труда, а когда на мушке появились первые немцы, всё стало совсем просто.
Отряд Косенкова скрылся за углом, а эсэсовцы, посланные в тыл нападавшим, обежали здание с другой стороны. Необходимость встретить их огнем выпала на небольшую группу солдат, ведомую Петром.
– Бей! – рявкнул он, сам подивившись ярости в своем крике, и дернул спусковой крючок автомата.
Приказ был выполнен как надо, и поток пуль хлынул в направлении немцев, полетели гранаты. Эсэсовцев было немного, всего около десятка, и окажись это обычные солдаты, они все погибли бы в первый же момент. Но черные фигуры заметались с такой скоростью, что перестали быть видны, и мало кто из советских солдат мог похвалиться попаданием…
Застрекотали в ответ штурмовые винтовки, и Петр плюхнулся на камни, больно ударившись локтем. Немцы стреляли исключительно точно, и раздались первые стоны. Над полем боя поплыл тошнотворный запах крови.
– Гранат не жалеть! – крикнул Петр. – Огонь!
По сторонам свистели пули, но темнота всё же мешала немцам стрелять, или же капитан Радлов, некогда почетный гость Шаунберга, оказался от этих пуль заколдован. В любом случае, в него не попало ни одной.
Понимая, что их перестреляют, немцы бросились вперед, надеясь сойтись с врагом врукопашную.
Прямо перед капитаном из мрака сгустилась темная фигура.
Петр, не целясь, дал короткую очередь, и почти десяток пуль с глухим чавканьем вошли в тело эсэсовца. Мгновение тот стоял, словно еще не веря, что смерть пришла к нему, к сверхчеловеку, точно так же, как приходит к обыкновенным людям, а затем упал.
Началась рукопашная схватка. Слышались выкрики и тяжелые хрипы, сменявшиеся стонами и звуками ударов. Время от времени кто-то успевал выстрелить, но редко – слишком высока была вероятность, что в темноте попадешь в своего.
Когда всё стихло, сразу, вдруг, Петр даже не поверил, что им удалось победить.
– Вы здесь, товарищ капитан? – спросил из темноты кто-то.
– Здесь, – отозвался Петр, вытирая пот с лица.
– Тут рядовой Смирнов умирает, просит вас подойти.
– Хорошо, – Петр направился вслед за бойцом, но тот, не пройдя и трех шагов, отступил в сторону.
У рядового Смирнова была оторвана рука, и не миной, снарядом, или осколком, что в общем привычно, нет, ее просто схватили и оторвали. Сделавший это немец лежал тут же, рядом, и мертвой (в прямом смысле) хваткой держал оторванную конечность.
– Что такое? – спросил Петр, опускаясь на колени.
– Товарищ капитан, матери передайте, – прошептал Смирнов, совсем молодой парень с широким, типично крестьянским лицом. – В деревню Тепелево, что под Горьким… Что я…
Он вздохнул и замер. Лицо его застыло, и на нем появилось тихое, отрешенное выражение, которое на войне может дать только смерть.
– Всё, – сказал кто-то.
– Да, – Петр поднялся. – Отмучился.
Пересчитав бойцов, он обнаружил, что из почти четырех десятков в живых осталось всего семь человек, из них трое – ранены.
– Что будем делать, товарищ капитан? – спросил тот самый Болидзе, что запомнился Петру еще в Вене.
– Выполнять боевую задачу, – ответил Петр жестко. – Прикрывать тыл атакующей группы. Других приказов пока не поступало.
Он прислушался. Бой шел где-то за замком, но звуки его приближались.
Не успел Петр обдумать, что это означает, как из-за угла выбежали несколько человек. Двое из них тащили плащ-палатку, в которой кто-то лежал.
– Кого несете? – крикнул Петр бегущим. – Кто дал приказ отступать?!
– Я тут, – голос Косенкова настолько исказила боль, что Петр в первый момент не узнал его.
– Вы, товарищ майор? – спросил он, подходя.
– Ранили меня, – сказал Косенков. Лицо его белело в темноте, словно мрамор, а глаза были темны, как выбитые окна.
– Как там? – спросил Петр. Майор промолчал, видимо, потерял сознание. Вместо него ответил один из солдат.
– Страх один, – сказал он, и в голосе бойца слышался неподдельный ужас. – Надо уходить, пока всех не поубивали.
– Молчать! – рявкнул Петр, но тут из-за угла появились еще человек десять солдат. Отстреливаясь на ходу, они бежали так, что Петр с холодком понял: всё, за ними – никого, и эти люди – последние, кто выжил.
Времени на размышления о том, как сумели немцы перебить остальных и что случилось с группой Томина, не было.
– К башне! – распорядился Петр, беря командование в свои руки. – Вы, с майором, вперед. Остальные – прикрывают.
Дружным огнем удалось заставить немцев, выскочивших было из-за угла, остановиться. Потери у хозяев замка должны были быть тоже достаточно большими, если Петр хоть что-то понимал в военном деле.
На стену им удалось забраться без потерь, но, поняв, что рискуют упустить русских, немцы начали яростный обстрел. Группа прикрытия, оставленная у входа в башню, отвечала, но толку от этого было мало.
– Есть кто? – крикнул Петр вниз.
– Эсть, – ответила темнота голосом лейтенанта Сиркисяна. Саперы, строго по плану, ждали у лестниц.
– Принимайте майора! – крикнул Петр.
На двух веревках спустили плащ-палатку с завернутым в нее Косенковым, и бойцы начали спуск. Петр уже хотел отозвать группу прикрытия, когда выстрелы донеслись справа, вдоль стены. Первая же пуля заставила одного из солдат захрипеть и беззвучно рухнуть на камень.
Понимая, что надо спасать хоть кого-то, Петр скомандовал:
– Все вниз, – и сам скользнул по веревке.
То, что содрал с ладоней кожу, он не заметил. Лишь на мгновение удивился возникшей боли.
– Уходим, – сказал он, когда подошвы ударились о землю.
– А остальные? – спросил Сиркисян, показывая наверх, на стену.
– Им уже не помочь.
Жалкие остатки специальной разведывательной группы бегом отступали на запад, вдоль Дуная. Отходя, Петр отдал приказ присыпать следы «кайенской смесью».
Немцы стреляли вслед, но как-то вяло. Очереди проходили рядом, но, к счастью, никого не задело. Сил для преследования у хозяев Шаунберга, судя по всему, не было.