Глава 25

Странное дело, но, почти не спав ночь, я почему-то проснулась в восемь утра, посмотрела на будильник, решила еще подремать, повертелась с боку на бок и поняла: лучше встать. Не успела надеть халат, как раздался телефонный звонок Владимира Николаевича.

– Она умерла, – сказал врач.

– Елизавета? – уточнила я.

– Да, – подтвердил доктор, – на рассвете.

– Мне жаль, – пробормотала я, – вы сообщили родным?

– Ни Евгений Петрович, ни Юрий не отвечают, – вздохнул профессор, – я отправил им обоим сообщения. Все очень странно.

– Что именно? – спросила я.

– Точный диагноз установить не удалось, – после короткой паузы ответил Максимов. – Вчера вечером вроде ей стало лучше. Но за полночь вдруг резко подскочила температура, и все! Ничто не предвещало такого исхода. Простите, у меня вторая линия, Юрий на проводе.

– Да, конечно, – сказала я, отсоединилась и пошла умываться.

Где-то через полчаса, когда я мирно пила кофе, снова раздался вызов от Владимира.

– Он умер.

Я пожалела доктора. Похоже, профессор здорово нервничает, раз забыл, что уже сообщил мне плохую новость.

– Он умер, – повторил врач.

– Да, я знаю, – ответила я, – очень жаль. Мы с Лизой были одноклассницы. В нашем возрасте не время уходить на тот свет.

– Он умер. Понимаете? Он! Не она! – закричал Максимов.

Меня охватило удивление:

– Кто скончался? Елизавета жива?

– Она в морге, – по-прежнему кричал заведующий реанимацией. – Все. Конец! И он умер!

– Да кто? Объясните, пожалуйста, – взмолилась я.

– Неужели не понятно? Ее муж!

Мне стало холодно.

– Евгений Петрович?

– Да! Да! Да!

– Ну и ну! – ахнула я. – А с ним что?

– Не знаю, – взвился Максимов, – Юрий сейчас в реанимации.

Я ощутила головокружение.

– Сыну тоже плохо?

– В палату интенсивной терапии не помещают того, кому хорошо, – огрызнулся Максимов.

– Да что происходит? – обомлела я и услышала:

– Не знаю!

– Куда положили юношу?

– Центр Нефедченко, – уже спокойнее объяснил профессор, – отличное место, но с заоблачными ценами.

– Вроде Юра вам звонил, – вспомнила я, – из-за этого мы прервали разговор.

Максимов издал стон.

– Он кричал в трубку ругательства. Потом затих и заговорил другой голос. Это был врач со «Скорой», он узнал, что я доктор, и пояснил: их вызвала Елена Сергеевна, домработница. Она утром пришла на работу, нашла Евгения мертвым, Юрия в истерическом состоянии. Парня увезли в клинику. Могу дать вам домашний телефон Елизаветы, я пытался поговорить с прислугой, но та только рыдает, может, с вами пообщается.

– Вы сегодня до которого часа собираетесь оставаться на работе? – спросила я.

– Не знаю, – совсем тихо проговорил профессор. – Я профессионал, естественно, в практике были летальные исходы пациентов. Мне, безусловно, жаль ушедшего, я сочувствую родственникам, но терять голову из-за потери больного не стану. Врачи иначе относятся к смерти, чем обычные люди, для нас это часть работы. Но случившееся сегодня просто выбило меня из седла.

– Владимир Николаевич, Сорокина опять тошнит, – послышался издалека женский голос.

– Иду, – отозвался профессор и, забыв попрощаться, прервал наш разговор.

Я посидела некоторое время в раздумье, потом позвонила Мышатиной домой.

– Алло, – прошептал испуганный голос.

– Добрый день, – сказала я. – Елена Сергеевна?

– Да.

– Меня зовут Виола, – продолжала я, – вы, наверное, очень испугались?

– Да.

– Давайте попьем вместе кофе?

– Я боюсь.

– Меня?

– Нет. Вас впустить боюсь! Елизавета Сергеевна не позволяет никому без ее разрешения дверь в квартиру открывать.

Лишь сейчас я сообразила, что Елена понятия не имеет о кончине Мышатиной.

– Я не собиралась приходить к вам в гости. Неподалеку от дома ваших хозяев, наверное, есть кафе?

– Да! Но там очень дорого.

– Я приглашаю вас.

– Мне неудобно.

– Просто скажите, где нам встретиться?

– Вы кто? – догадалась наконец спросить Елена.

– Мы с Лизой учились в одном классе, – объяснила я, не упоминая, что в детстве мы не дружили, а после окончания школы ни разу не встречались.

– Ой!

– Я испугала вас? – удивилась я.

– Вы писательница Арина Виолова? Правильно?

Пришлось согласиться:

– Верно.

– Я читаю ваши книги.

– Мне очень приятно.

– Кафе «Пономоро» здесь рядом. Но там совсем не дешево.

– Минут через пятнадцать я буду на месте, – пообещала я и не обманула, путь до трактира мне удалось преодолеть быстро.

В зале сидела только одна посетительница, женщина примерно моих лет с опухшими глазами и красным носом.

– Плачу все время, – призналась она, – поэтому похожа на больного поросенка.

– Прекрасно выглядите, – соврала я.

– Скажете тоже, – смутилась горничная, – вот вы красавица, лучше, чем по телевизору. Думала, что вы толще.

Я села к столу.

– Экран визуально прибавляет вес. Мы с Елизаветой давно не общались.

– Знаю, она вас ненавидит, – воскликнула Елена, – всякий раз, когда вы в какой-то программе участвуете, хозяйка на мыло исходит, злится, говорит: «Настало время быдла. У Таракановой отец уголовник, тетка дворничиха, где мать, никто не знает. Элита общества. Мои папа с мамой ее на порог не пускали. У девчонки была вшивая голова, вечно голодная ходила, воровка, украла у мамочки дорогие серьги».

Я молча слушала Елену, потом прервала ее:

– Юрий плохо себя почувствовал? Можете рассказать, что произошло, когда вы вошли в квартиру хозяев?

Елена обхватила ладонями стакан с латте, который только что поставила перед ней официантка.

– Прихожу я в шесть тридцать. Обычно все еще спят. Открыла дверь, у меня свои ключи. Начала готовить завтрак. Евгений Петрович любит кашу, но не из пакета, а сваренную как надо. Юрий всегда просит блинчики, Елизавета Сергеевна шесть дней в неделю себя жестко в еде ограничивает, а в воскресенье ест все, что душе угодно. Ей диетолог объяснил: если постоянно голодать, метаболизм замрет, худеть перестанешь. Надо устраивать себе праздник обжорства.

Я терпеливо ждала, пока Елена доберется до сути моего вопроса, и в конце концов услышала нужные сведения.

Сегодняшнее утро сначала не отличалось от других. Горничная переоделась, прошла на кухню, открыла шкаф, взяла пакет с крупой, повернулась и вскрикнула. Позади нее стоял Юрий.

– Вы уже встали? – испуганно осведомилась Лена. – Простите, не успела пока завтрак сделать.

И тут сын хозяев начал кричать. Что он говорил, домработница не понимала. Это был просто вопль, состоявший из неразборчивых слов. В конце концов Елена поняла: с Евгением Петровичем что-то случилось. Домработница подошла к спальне хозяев, осторожно постучала, не услышала ни звука, затем рискнула приоткрыть дверь.

В комнате стояла тишина, в полумраке виднелась кровать. Лена заколебалась. Евгению не надо рано вставать, он живет не по будильнику. Вот Елизавета Сергеевна, та четко завтракает без пятнадцати восемь и в девять уезжает из дома. По Мышатиной можно время проверять. А поведение мужской части семьи непредсказуемо. Юрий может храпеть до полудня, не пойти на занятия, а поехать в фитнес-клуб. Евгений Петрович поднимается когда в девять, когда в десять. Елене ранее не приходило в голову заглядывать без спроса в спальню хозяев. Но крик Юрия ее встревожил.

Юра внезапно перестал орать. Горничная молча стояла на пороге, не решаясь приблизиться к кровати. Лена опасалась совершить опрометчивый поступок и лишиться из-за собственной глупости работы. Неизвестно, сколько времени она могла провести, переминаясь с ноги на ногу, но тут ее пнула в спину крепкая рука и раздался гневный ор Юры:

– Он умер! Видишь?

Парень подбежал к кровати, сдернул с отца одеяло, упал на ковер и начал биться головой о пол. Елену охватил ужас, она бросилась вызывать «Скорую».