Светящаяся трещина заполнила все вокруг и согнула меня в конвульсии. Яркий свет неприятно резал глаза. Вокруг ходили люди в белых халатах. Меня сильно тошнило, обрывки их разговоров прорывались к сознанию словно через кисель.

– От Ивана Петровича… Страшная авария… Шоссе, скорость под сто восемьдесят была, лобовая… Ребеночек жив…

– Две почки?

– Готовьте для пересадки. Скоро приедут за материалом.

Тут стало ясно, что я лежу на животе под большими мощными лампами; даже в таком положении они раздражали. Попытки пошевелиться ни к чему не привели, руки и ноги были надежно зафиксированы. Кричать тоже не получалось, во рту было что-то вроде кляпа. В груди началась пульсация, от каждого слова, произнесенного докторами, становилось только хуже, фразы резали словно кинжалы.

– Я на две не соглашусь.

– Марина Игоревна, вы подумайте. Или выселят вас из столицы, кубарем ведь полетите.

– Чего тут думать? Вы меня клятву нарушить просите? Кто за это за все ответит? Как с этим жить потом?

Женский голос перешел на повышенные тона.

– Слушайте, это обычная процедура. Вы еще скажите, что не знаете, из чего «Гематоген» делают, который в детсадах всем раздают. Я похлопочу, очередь на жилье вам в течение года придет. Двухкомнатная, в новой шестнадцатиэтажке.

– Я так понимаю, здесь процесс поставлен? Не первый раз такое? Вот говорила мне мама…

– Так, хватит. Вы всего несколько дней работаете – и уже успели накуролесить. Или я сегодня же рапортую о вашем неполном служебном и с волчьим билетом выписываю, или…

– Анестезия где?

– Помилуйте, зачем? Экономьте препараты, нужным людям потребуются. Главное, органы вынуть. Уже едут за ними. Проверьте его загубник! Обработайте.

Меня сильно подергали за руки и ноги, она наклонилась ближе.

– Ты не волнуйся, все быстро сделаем… Такая уж судьба. – На спину что-то вылилось, и поясницу начали сильно тереть.

– Что вы там болтаете? Скальпель!

Краем глаза я увидел, как в руках врача появился блестящий металлический предмет, похожий на авторучку с длинным витым проводом. Затем щелкнул переключатель, на конце этой «ручки» вспыхнул ослепительный огонек ярко-голубого пламени. А потом раздался громкий звук, он пробился даже через вату моей гудящей черепушки. Словно кто-то харкнул, да так громко, что заложило уши. Белый колпак на голове хирурга расцвел красными пятнами, надулся, из-под него потекли ручейки крови. Скальпель звонко упал на пол, искорка погасла. Прозвучала еще пара трескучих разрядов. Я с трудом повернул голову.

Человек стоял ко мне спиной, он был одет в абсолютно черную одежду. Деловито перевернул хирурга и еще дважды выстрелил в него. Та же процедура повторилась и с женщиной. Затем повернулся ко мне – лицо было закрыто зеркальной маской. Это был мой отец.

– Майкл, идти можешь? – спросил он, быстро расстегивая фиксирующие ремни. – Не время для разговоров.

На удивление я легко поднялся, но, как только ступил на пол, меня повело. Каждый следующий шаг давался все сложнее, я оперся на руку отца, и мы медленно вышли из операционной. Перебирая ногами словно в киселе, вспоминал слова папы с зеркальной маской на лице: «Ничего не бойся, просто соберись и делай, что скажу; это очень важно». Вот то самое «важно» и наступило.

– Мама?

– Жива. Тебя было найти сложнее. Дома поговорим, вот, надень. – Он накинул мне на плечи халат.

Мы вышли из больницы по запасной пожарной лестнице, без эксцессов: по дороге никто не встретился. Лишь на крыльце заметили двух странных личностей в серых одеждах. Они, даже не глянув на нас, юрко прошмыгнули внутрь, прогремели большим чемоданом стального цвета:

– Быстрее, быстрее.

– Стой здесь. – Отец снова достал пистолет, передернул затвор. – Пусто. Ну да ладно.

«Макаров» звякнул по плитке крыльца, папа следом за гостями зашел в холл, никаких звуков я не услышал, но помещение изнутри вдруг осветилось красным светом, по стенам словно пробежали яркие вспышки, большое витражное окно треснуло, раздались крики.

– Вот теперь все.

В машине отец снял маску. Он был весьма бледен и по пути до дома не проронил ни слова.