Я смотрел в окно на серую мглу улиц и, казалось, тоже погрузился в транс. Даже страха особого не было, все казалось сном. Я мог лишь плыть по течению, делать, что говорят. Мы поднялись в квартиру, дверь нам открыла мать: увы, утренний кошмар не оказался сном: кисть руки у нее действительно отсутствовала, вместо нее был моток промокших от крови бинтов.

– Майкл, мы видимся в последний раз. Скажу очень быстро, так как времени в обрез. Мы с отцом вынуждены уехать. Далеко-далеко. Тебя взять с собой возможности нет, да и в Москве ребенку безопаснее будет, это наш бой был, не твой.

– Что за бой? Куда уехать?

– Сын, этого маньяка твоя мама убила. Нам в любом случае надо будет покинуть страну. Иначе, сам понимаешь…

– Я хочу с вами.

– Знаю. И мы очень тебя любим. Но это невозможно. По крайней мере сейчас… Мама радикально настроена, а я, я… не так категоричен. Поверь. Через какое-то время постараюсь вернуться за…

– …зачем ты ему врешь? Ты же знаешь, что пути назад не будет. Троцкий не оставит нас в покое в этом времени. Майкл, собери сумку своих игрушек. Бери самое необходимое. Одежду я упаковала уже. Твоя тетя запарковалась во дворе, сядешь в машину сам, красный «Москвич» ты узнаешь. – Она поцеловала меня в лоб. – Люблю. Соберись. Все будет хорошо.

Странно, но это последнее, что я помню о своих родителях. Дальнейшая картинка, оставшаяся в памяти, лишь грязный двор – слякоть под ногами, чавкающие звуки, заляпанный снизу серым «Москвич». И тот же ступор, программа, которую надо исполнять.

Вот я осторожно кладу две небольшие сумки на заднее сиденье, особенно берегу ту, в которой лежат игрушки. Тетя Нина поворачивается, взгляд у нее озабоченно-серьезный, щеки румяные, яркие. Машина уже заведена, мотор тарахтит, и в салоне чувствуется слабый запах бензина. Она нажимает на газ, мы медленно выезжаем со двора, я смотрю на одиннадцатый этаж, где располагаются окна нашей квартиры. Я хочу разглядеть фигуры родителей в окне. Жду, надеюсь, что они помашут, но ничего, ничего не происходит. Не колышутся даже шторы на окнах, как вдруг рамы вспучиваются изнутри и двор освещается белым светом, затем из наших окон вылетает и на мгновение застывает в воздухе большой желтый пузырь, который расцветает всеми цветами радуги, превращается в сноп искр. Машину настигает резкий, рычащий звук, ударная волна качает ее, приходится инстинктивно вжаться в кресло. Когда я снова перевожу взгляд на окна, там уже нет света. Вместо нашей квартиры зияет большая черная дыра на фасаде здания. Из нее валит черный дым. Странно, но последние кадры оказались до сих пор словно стерты из моей памяти. Всегда казалось, что расставание с родителями заканчивалось на том, что мы уезжаем с тетей Ниной. И все – никаких взрывов. И только в этом очередном странном сне или вспышке памяти снова удалось взглянуть на картину в целом, восстановить то, что происходило.