Например, в разгар долгового кризиса в Греции общественное мнение в Германии почти единодушно полагало, что греческий долг нельзя прощать, потому что греческие рабочие ленивые и наглые. Этому противоречили данные статистики, согласно которым в Греции рабочие на самом деле трудятся больше, чем в Германии. На это, в свою очередь, отвечали, что это может быть правдой на бумаге, но на самом деле греки на работе бездельничают. И никто ни разу не предположил, что дело в том, что это немецкие рабочие работают слишком усердно, создавая проблему перепроизводства, решить которую можно только кредитованием других стран, чтобы экспортировать туда свои товары, – не говоря уже о том, что умение греков наслаждаться жизнью в любом случае достойно восхищения и является образцом для подражания. Приведу еще один пример: в 1990-е годы французская Социалистическая партия выступала за введение тридцатипятичасовой рабочей недели. Меня тогда поразило, что ни один американский новостной ресурс, который соизволил об этом рассказать, не предположил, что предложение о сокращении рабочего дня – это само по себе хорошо или хотя бы может выглядеть хорошо. Это предложение рассматривалось исключительно как тактическое средство для сокращения безработицы. Другими словами, то, что людям разрешают работать меньше, можно считать благом для общества только в том случае, если это позволит работать большему числу людей.