Глава седьмая

«Никакой интеллектуальной перспективы»

В конце 1988 года основатели «Sub Pop» Брюс Пэвитт и Джонатан Поунмэн поняли, что денег у них почти не осталось. В отчаянной попытке привлечь к себе внимание они решили выписать музыкального журналиста из Великобритании для освещения деятельности своего лейбла. Так в начале 1989 была достигнута договоренность, согласно которой мне предстояла поездка в Сиэтл – с целью написать статью из двух частей для журнала «Мелоди мейкер» о «Sub Pop». В первую неделю должна была выйти статья о «Mudhoney»; на следующей неделе – о самом лейбле.

Вообще-то сначала глава отдела по связям с общественностью британского отделения «Sub Pop» Антон Брукс выбрал не меня. Он хотел привлечь моих коллег, братьев Стад, поскольку их музыкальные предпочтения (рок), казалось, больше соответствовали сиэтлскому духу, но их было двое – а «Sub Pop» себе этого позволить не могли. Поэтому он послал мне стопку дисков, «Sub Pop 200», альбом «Mudhoney» (совместный 12-дюймовый диск с «Sonic Youth») и сингл «Love Buzz». Это предложение пришлось впору. Я уже пару месяцев как писал в «Мелоди мейкер» и устал от ярлыка «крестный отец попсы», который заработал благодаря своим хвалебным отзывам о «The Pastels», «Shop Assistants» и «Beat Happening» в журнале «НМЭ». Еще до знакомства с Антоном я тащился от «Green River». Мы с друзьями не понимали всех триолей, которые выдавал Стив Харрис (гитарист «Iron Maiden»), но крики Марка Арма были доступны нам на инстинктивном уровне.

– Кто-то из «SRD» [«Southern Record Distribution» ведала распространением дисков, записанных на Юге] пришел к нам и сказал, что есть такой новый лейбл – «Sub Pop», и одна из его групп сейчас в турне с «Sonic Youth», – вспоминает Антон, работавший в то время в «SRD». – Я знал, что есть такие «Nirvana» или «Nevada», не важно… «Tad», «Mudhoney», потому что Пил включал диск «Sub Pop 200». Они нравились Пилу – поэтому они должны были стать поп-звездами! «Touch Me I'm Sick» – отличная песня, эта пердящая гитара… Я начал собирать прессу о «Mudhoney» и «Sub Pop».

Я вспоминаю, как открыл коробку с дисками в офисе журнала «Мелоди мейкер», на 26-м этаже Кингз-Рич-Тауэр, на южном берегу Темзы. Я ставил синглы в проигрыватель и, облокотившись в возбуждении на стол, приплясывал как сумасшедший – ошеломленные редакторы оглядывались на меня. До Сиэтла рок мне никогда не нравился, я избегал его уловок и стиля в одежде. То же самое было с панком в 1977-м. Вряд ли я так увлекся бы Сиэтлом и его музыкой, если бы, подобно своим американским коллегам, вырос на «Led Zeppelin» и хардкоре. Но у меня этого не было, как и у большинства моих британских сверстников. Воспитанные на постоянно меняющейся музыкальной культуре, где моду на группы диктовала пресса, мы всегда искали чего-нибудь нового и неизведанного. В итоге я с истинным энтузиазмом писал о музыке, которая была настоящим традиционным роком. Рок-группы «Sub Pop» – и по духу, и по саунду – казались наивному английскому юноше в новинку.

Я написал рецензию на синглы трех неизвестных групп с тихоокеанского побережья Северо-Запада: «Solid Action» группы «The U-Men», «Love Buzz» и «I Know» группы «Some Velvet Side-walk», сделав их синглами недели в США. Я писал:

Сиэтл вновь рубит не по-детски. Синглы, записанные в… а какая к черту разница когда! Когда бы то ни было! По сравнению с этими зубодробительными отморозками ВСЯ музыка, записанная ранее, звучит несерьезно.

Сингл «The U-Men» – это непрерывное рубилово, как будто ОБЕЗУМЕВШУЮ кошку заставляют слушать «Motorhead» на скорости 78 оборотов в минуту, или «Dinosaur Jr» застряли в том времени, когда «Green River» имели «The Stooges»: «SOLID ACTION! IF I EVER FIND BILL WE'RE GONNA RIDE A BUS! ACTION! SOLID ACTION!» («Реальная движуха! Если я найду хоть бакс – мы поедем на автобусе! Движуха! Реальная движуха!») Вот какой там текст; в какие-то моменты безумный, а иногда – абсолютно безумный. Но он всегда звучит на фоне МЕЛОДИЧНОЙ музыки. Потрясающе.

«Nirvana» – это воплощенная красота. Неумолимый двухаккордный гаражный бит подводит к нереальной, безбашенной гитарной мощи, сметающей все. Регулятор громкости для этого трио до сих пор не изобретен! ЧТО ТАМ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ? Кто-нибудь, передайте мне ружье. Ограниченный тираж, тысяча экземпляров; любовные песни для психически неуравновешенных.

У «I Know» практически нет структуры, но ужасно громкая отдача. В этой группе только два человека. ЧТО? Почему, черт возьми, у меня уши разрываются?! Олицетворенное сумасшествие; особенно песни на обороте. Стив Фиск и Кэлвин Джонсон присутствовали при записи. Возможно, это кое-что объясняет… Международный поп-андеграунд шагает по планете.

Эти группы сделали то, что казалось мне ранее невозможным: металл, который приятно слушать. В середине 80-х вся поп-музыка отказалась от гитар. Во всех британских музыкальных журналах писали о том, что гитары устарели и умерли, и вообще это фаллические символы и олицетворение угнетения. Гениальный маркетинговый ход Джонатана и Брюса состоял в том, чтобы продвигать рок-н-ролл как мятеж – старый девиз, – но в то же время давать людям мощный тупой рок и не изменять своей хипстерской вере. До появления гранжа существовала четкая граница между популярной музыкой и андеграундом: с одной стороны, «Journey», с другой – «Dead Kennedys». Людей часто били за то, что они слушали панк-рок, – особенно в США. С появлением «Sub Pop» эта граница была разрушена навсегда.

Приехав домой к Брюсу, я узнал, что буду спать на одном матрасе с фотографом Энди Кэтлином. Вокруг стояли полки, позаимствованные из магазина, где хранились редкие – даже по тем временам – синглы «Sub Pop», и несколько пуфиков. Над нашими головами виднелись две радиовышки на Капитолийском холме. Я остался. Спать на полу я привык, и мне нравилось, что я живу в одном доме с парнем, который является главой всего этого предприятия. На следующее утро Энди уехал в гостиницу.

Я до сих пор помню, как мы с Брюсом идем по Пайн-Стрит через мост трассы номер 5 – морозный зимний воздух, – мимо большого супермаркета. Он объяснял мне, что 95 процентов всего тепла, выделяемого человеческим организмом, выходит через голову. «Прошу прощения, Ледж, – сказал он мне, – не одолжишь мне свой капюшон?» Я отстегнул капюшон своей куртки, и Брюс натянул его на свою бритую голову. Мы, наверное, странно смотрелись: я, весь в напряжении и возбуждении, и он, в нелепом капюшоне, с огромной бородой; моя непрерывная болтовня на фоне его нерешительного молчания.

Мы пришли к Кэлвину и друзьям из Олимпии на танцевальную вечеринку – на всю ночь, никакого алкоголя. Мы танцевали под клевую музыку соула и мода 60-х, и никто никому не мешал. Это казалось обычным делом для Сиэтла – такие веселые, неистовые и невинные пиршества музыки.

Мне понравился центр города, тщательно ухоженные улицы вокруг Капитолийского холма – везде были посажены цветы и деревья. Мы рано встали и пошли туда, где работал Брюс, – 11 этаж Терминал-Сэйлс-Билдинг на пересечении 1-й улицы и Вирджинии; останавливались, только чтобы попить кофе. Там мы встретились с блестящим специалистом по работе с радиостанциями Эрикой Хантер – ей было поручено развлекать молодого англичанина; мне представили менеджеров по продажам Дэниела Хауса и Марка Пикерела; музыкантов вроде Криса Пьюга из «Swallow» и Тэда Дойла, а также Джонатана Поунмэна, который напоминал большую лохматую собаку, и фотографа Чарлза Питерсона.

– Мне дали задание развлекать английского журналиста, пока тебе не найдут какую-нибудь группу для интервью, – вспоминает Чарлз. – Я отвел тебя в «Старбакс» на Пайк-Плейс-Маркет. Тогда «Старбакс» еще были в новинку. Ты заказал два кофе, схватил горсть печенья и упаковку шоколадных кофейных зерен. Я подумал: «Черт, его ведь сейчас пронесет, если он все это съест».

* * *

«Nirvana» начала работу над своим дебютным альбомом в канун Рождества 1988 года. «Нам больше нечем было заняться», – говорит Крист. Тексты доделывались в последнюю минуту: что-то сочинялось за день до записи, что-то дописывалось по ходу. Чед вспоминает, как Курт писал слова к песне «Swap Meet» по дороге в Сиэтл в машине, положив листок бумаги на приборную панель. Примерно 10 песен были сделаны в черновом варианте Джеком Эндино за пять часов. Курту не понравилось, как он пел, и только вокалом на песне «Blew» он остался доволен – и то лишь из-за того, что он случайно настроил свою гитару на более низкую тональность. Именно этим объясняется тошнотворная, мрачная, пьяная атмосфера песни.

Тогда были записаны песни «About A Girl», «School», «Negative Creep», «Scoff», «Swap Meet» (очень абердинская по духу песня о мужчине и женщине, которые встретились на воскресной толкучке, чтобы продать безделушки и прочий ненужный домашний хлам), «Mr Moustache» (возможно, отсылка к пролетариям вроде Дэйва Фостера) и «Sifting».

– Наши песни о переменах в человеке, о фрустрации, – рассказывал мне Курт в 1990-м году. – «School» – я постоянно думал о том, что сначала человек находится в школе и должен все время подчиняться обществу, затем он становится взрослым, и все повторяется заново – на вечеринках, в клубах с друзьями; все то же самое, что и в школе.

Если быть более точным, то «School» была написана о том раздражении, которое Курт испытывал после первых двух концертов «Nirvana» в Сиэтле, организованных «Sub Pop», – «я снова в школе!». «Если бы я мог где-нибудь [в песне] упомянуть название „Soundgarden“, я бы это сделал», – замечал он сухо.

«Paper Cuts» – более страшная песня, основанная на реальной истории одной семьи в Абердине, где родители держали своих детей запертыми в комнате – входили они только для того, чтобы дать им еду и забрать грязные газеты, на которые детям приходилось испражняться.

– Там в основном были песни о дне общества и всяком таком, – говорит Чед, – и были кое-какие вычурные вещи вроде «Floyd The Barber», название которой было взято из «Шоу Энди Гриффита». Как по мне, так ничего особенно выдающегося там не было. Я просто приходил и записывал свои партии. Особенного участия в решениях группы я не принимал. «Swap Meet» – одна из моих любимых песен, и еще «Negative Creep». «About A Girl» – хорошая песня. Мне всегда нравилась «Mr Moustache» – она охренительно смешная. Мне все они нравились. «Big Cheese», наверное, одна из моих любимых вещей во всем творчестве «Nirvana».

– Первоначально название песни было не «Swap Meet», а «Swap Meat» – что намного смешнее, – замечает Эндино.

– Ты ведь знаешь историю песни «Negative Creep»? – спрашивает Стив Фиск. – Мне рассказывали, что она о парне, который жил через дорогу от их дюплекса. Он постоянно приходил, когда Курта не было дома, и пытался выкурить Трэйси из дома.

– Это весьма похоже на то, что происходило на Пир-стрит в Олимпии, – считает Джон Гудмансон.

Мне всегда казалось, что «Nirvana» в этой песне отдает дань «Mudhoney»; тяжелая бронебойная музыка и рефрен «Daddy’s little girl / Ain’t a girl no more», заставляющий вспомнить строчку «Mudhoney» «Sweet young thing / Ain’t sweet no more» (из песни «Sweet Young Thing»). Кроме того, как Курт объяснял журналу «Флипсайд» в 1989 году, он не очень-то заботился о текстах: «Я не считаю их чем-то важным, – говорил певец. – Главное, чтобы была мелодика; драйв и живая энергия – куда важнее…»

Или, может быть, это песня о самом Курте – вспомните отчаянный рефрен «I’m a negative creep and I’m stoned» («Я мерзкий подонок, и я под кайфом»). Не важно. Это далеко от «Blood On The Tracks» или Уильяма Берроуза, это чертов рок-н-ролл. Что-то появляется в воздухе, мерцает несколько прекрасных секунд – пока звучит бас-гитара Новоселича – и исчезает. Не так уж это и важно, о чем песни.

Суть «Nirvana» всегда была в интонации, энергетике, ударениях Курта на отдельных слогах и в гитарных риффах – а не в словах. И не верьте никому, кто будет утверждать обратное.

Группа еще пять раз возвращалась в студию Джека для окончания записи альбома – 29 декабря (пять часов), 30 декабря (пять часов), 31 декабря (четыре с половиной часа), 14 января (пять часов) и 24 января (пять с половиной часов). Кристу приходилось проезжать по 400 миль на своем тупоносом «додже» в дни между записями. Из Абердина он ехал в Олимпию забирать Курта на репетицию, затем ехал в Сиэтл забирать Чеда, прибывшего в город из Бейнбриджа на пароме… и затем обратно в Абердин.

– Они профессионально подходили к делу, – говорит Джек. – Они собирались в студии, подсоединяли аппаратуру, настраивались: «Ну что, вы знаете песни? Отлично. Мы готовы записываться». Большинство групп на «Sub Pop» были профессиональными музыкантами. «Mudhoney» – они много репетировали, они умели играть, все знали их песни…

Я: Когда нет денег, особо бездельничать не будешь.

– Конечно нет, – отвечает звукорежиссер. – Нет времени на то, чтобы просиживать два месяца в студии и «писать песни» – думать, два или три аккорда сыграть перед куплетом. Мне нравится инди-рок, потому что это музыка в реальном времени. Ты ее чувствуешь. Записываешь песню – и тут же получаешь результат.

Я: Независимый рок предусматривает спонтанность.

– Безусловно. Я записал множество дисков, работа над которыми занимала недели – даже месяцы, – но с не очень-то большим удовольствием их переслушиваю. Что мне нравится до сих пор – это те чокнутые диски инди-рокеров, которые приходили и записывались за день, – у них был талант.

Я: Я собирался спросить о деньгах, потраченных на запись…

– «Bleach» обошелся в 600 долларов. Это правда. Так, следующий вопрос. – Джек сначала не понимает, почему я его спрашиваю об этом, потом до него доходит. – А, вот ты о чем, – вздыхает он. – Мы с тобой вместе с Джонатаном были в 1998 году на одном телешоу, посвященном гранжу. Он утверждал, что денег было потрачено больше, а я говорил: «Нет, у меня на руках финансовые документы студии». Он считает, что выписал чеков на большую сумму. И тем не менее контракт «Nirvana» находится в «EMP», под стеклом, и там написано – 600 долларов. Я знаю, сколько денег мы потратили. 606 долларов и 17 центов. Конечно, сейчас я не учитываю тот факт, что «Love Buzz» и «Big Cheese» были записаны раньше, во время той же записи, что и «Spank Thru» – эти песни вошли на «Sub Pop 200», – и «Blandest», песни, вошедшей в бокс-сет [«With The Lights Out», 2004]. Эти четыре песни были записаны во время сессий «Love Buzz», за которую было заплачено около 150 долларов, поэтому можно добавить еще 75 долларов к шестистам – но, возможно, что и это уже было учтено. В любом случае, если стоимость и составляла больше 600 долларов, то не намного.

«Bleach» записывался в затуманенном лекарством от кашля и алкоголем сознании. «Мы тогда все болели», – рассказывал Крист Майклу Азерраду. Музыканты пили кодеиновый сироп по рецепту поликлиники округа Пирс. Деньги по-прежнему ставились во главу угла: если песня была недостаточно хороша для альбома, поверх нее записывалась другая.

В 2006 году «Bleach» кажется чуть ли не мелодичным – возможно, восприятие уже притупляется после стольких прослушиваний; а в то время звучание альбома казалось очень металлическим. Но это еще из-за того, что металл – и наше его восприятие – поменялся с тех пор. Он стал более экстремальным. Когда-то и «Led Zepellin» считались металлом. Теперь это просто хард-рок.

Сам Курт считал, что у альбома были недостатки: «„Bleach“ казался мне очень однообразным, – жаловался он в 1992 году. – Весь альбом выполнен в одном ключе – несколько гитарных накладок, и все. Все песни медленные, грязные, сыгранные в очень низкой тональности. И я много кричал». Опять же заметим, что Курт вообще никогда ничем не был доволен полностью. Сейчас же «Bleach» кажется очень ярким и насыщенным – в плане мелодики: этот альбом с годами только стал лучше. Тогда же выделялась только надрывная любовная песня «About A Girl» с ее заунывным вступлением на акустической гитаре – и, может быть, «Blew». Слишком бросалось в глаза оцепенение в духе «Melvins» – и не хватало андеграундного задора Олимпии. Но не все критики соглашались с этим: Саймон Рейнолдс писал в обзоре «Sub Pop 200» в «Мелоди мейкер», что «Nirvana» – «хорошая группа, но выбрала слишком сложную форму подачи».

– Мне кажется, Курт переживал из-за «About A Girl», – рассказывал Эндино Джиллиан Дж. Гаар. – Но он очень настаивал на ее включении в альбом. Он сказал: «У меня есть песня, которая отличается от всех остальных песен на альбоме, Джек, ты должен мне помочь, потому что нам надо сделать качественную поп-пластинку». Речь уже шла о том, понравится ли эта песня «Sub Pop», поэтому мы решили: «Да какого черта?» В «Sub Pop» ничего не сказали по этому поводу. На самом деле, я думаю, она им очень понравилась. Джонатан обожает поп-музыку. А Брюсу «Bleach» не очень понравился в любом случае, потому что, мне кажется, он считал, что в нем заметен небольшой перекос в хеви-метал.

У Курта к тому времени уже было несколько мелодичных песен в духе «About A Girl», наиболее примечательная из них – тревожная история изнасилования «Polly». Но он не стал включать их в альбом. Он понимал, что время еще не пришло.

«Мы намеренно сделали „Bleach“ более однородным альбомом, более „роковым“, чем он изначально задумывался, – рассказывал Курт Майклу Азерраду. – Существовало давление со стороны „Sub Pop“ и конъюнктуры в целом: требовалось делать „рок-музыку“, играть проще и походить на „Aerosmith“».

Три перемиксованные песни с сессии, записанной вместе с Кровером, вошли в окончательную версию альбома – «Floyd The Barber», «Downer» и «Paper Cuts». «Им не нравилось, как играл Чед, – замечает Эндино. – Дэйл прописал партии ударных для этих трех песен; он их лучше всех и играл. А Чед хорошо играл на тех песнях, которые они написали вместе с ним. Так оно всегда и бывает с барабанщиками».

В ночь перед первым днем записи группа остановилась в Сиэтле, у друга Дилана Карлсона – Джейсона Эвермана. Он также раньше жил в Абердине, его родители тоже развелись. Эверман несколько лет подряд ездил летом в Аляску, ловил рыбу, что оказалось весьма кстати – «Nirvana» попросила у него взаймы, чтобы покрыть расходы по записи альбома.

Джейсон с удовольствием выложил деньги.

Группа отправилась в свое первое турне по США в приподнятом настроении. Это было всего лишь двухнедельное путешествие по Западному побережью – до Калифорнии и обратно; они выступали на разогреве у «Mudhoney» и «Melvins». Но эта поездка сотворила настоящие чудеса с их самооценкой, даже несмотря на то, что логотип «Sub Pop» на флаерах был напечатан более крупно, чем название самой «Nirvana».

– Мы поехали в белом фургончике Криста, – вспоминает Чед. – Перед поездкой он установил койку в заднем отсеке фургона, прямо под окнами. Еще он отпилил ручку изнутри, поэтому до аппаратуры можно было добраться, только открыв дверь ключом. Даже если разбить окна, все равно аппаратуру не достанешь. Я помню, мы поставили усилители боком – и они вписались идеально.

– Я организовывал несколько первых турне «Nirvana», – говорит музыкант из Сиэтла Дэнни Бланд. – «Sub Pop» и все в Сиэтле были в восторге от «Nirvana», но за пределами города всем было по хрен. Мы ездили по Западному побережью. Все группы «Sub Pop» выступали в одних и тех же местах. «Raji’s», «Pyramid» в Нью-Йорке, «Chatterbox» в Сан-Франциско, «Jabberjaw» в Лос-Анджелесе, «Satyricon» в Портленде, Санта-Барбаре и «UC Davis» в школе.

– Я выпускала фан-журнал в Бостоне, – вспоминает независимый продюсер Дебби Шейн. – В то время инди-лейблы были маленькими рекламными машинами, и когда «Sub Pop» выпустил первый сингл «Soundgarden», его рекламная машина начала набирать обороты, повышая внимание ко всем группам лейбла. «Mud-honey» были прекрасны. У меня есть их сингл на коричневом виниле. Следующей стала «Nirvana». Я купила «Love Buzz» в Юджине, штат Орегон, – и была потрясена. Просто в восторге. Мне они очень нравились. Кэндис [Педерсен, совладелица «К»] жила с нами [в Сан-Франциско] летом. Она знала «Nirvana». Они хотели, чтобы Кэндис была их менеджером, но она считала, что не справится с этой должностью. Мы ходили на их концерт, и я видела такие глубокие подтексты в стихах Курта, потому что считала его гением.

Концерт проходил в клубе «Covered Wagon» в Сан-Франциско [10 февраля]; они играли вместе с «Melvins», – продолжает Дебби. – Это было сногсшибательно. Что мне запомнилось – потрясение после концерта в гримерке, где я спросила Курта, о чем его песня «Spank Thru». Я видела так много смыслов в ней и думала, что Курт придумал реально клевую метафору. Но оказалось, что никакого скрытого смысла там нет. Они практически надо мной посмеялись, но я была вместе с Кэндис, поэтому они не особенно грубили.

Я: Какое впечатление осталось от первой встречи с Куртом?

– Он был приятным, молчаливым и практически таким же ранимым, какой была я. Мы не общались особенно. Но не помню, чтобы я подумала: «Этот чувак – козел».

Именно в Сан-Франциско, когда группа ехала в бесплатную клинику Хейт-Эшбери за лекарствами от простуды, музыканты заметили огромный плакат с социальной рекламой борьбы против СПИДа. Постеры призывали людей, принимающих лекарства, «отбелить свои инструменты» (почистить иглы отбеливателем, чтобы убить все вирусы). Курт до этого хотел назвать альбом «Too Many Humans», но после того, как они посмеялись с Джонатаном и Брюсом (они ехали с ними в фургончике) над этой фразой, в его голове застряла мысль, что отбеливатель («Bleach») – по словам Брюса Пэвитта – «очень ценная вещь».

Концерт в «Covered Wagon» получился просто ужасным. Практически никто туда не пришел: группе – из-за отмененных концертов и необходимости найти деньги на бензин – пришлось обедать после концерта бесплатным супом в кухне, организованной сектой кришнаитов. После этого семеро человек спали на полу в одной комнате: ужасное время – или жизнь начинающей команды, чьи песни до сих пор звучат по всему миру? Это может быть очень возбуждающим – спать в одной комнате, принимать одни и те же лекарства, так тесно общаться – особенно если только начинаешь.

На следующий вечер после концерта в Сан-Франциско «Nirvana» играла вместе с «Mudhoney» в Пало-Альто. Гитаристу «Mudhoney» Стиву Тернеру это выступление «Nirvana» понравилось больше всего.

– Мы давали с ними небольшой концерт в зале, который был похож на витрину магазина – большое зеркальное стекло и маленькая сцена, – вспоминает он. – Курт катался по сцене, но каким-то образом умудрялся балансировать на голове и играть на гитаре – выглядело очень странно, потому что он как будто магическим образом удерживал равновесие, стоя на голове и не держась руками. На концерте было человек пятьдесят – и все ржали над абсурдностью происходящего. «Nirvana» концерт провалила – но это был великий провал, истинный хаос.

Группа вернулась в Сиэтл 25 февраля, чтобы выступить на концерте в «HUB Ballroom», в Вашингтонском университете – без возрастных ограничений, четыре группы за четыре бакса.

У Курта еще не получалось петь и одновременно играть на гитаре – требовался второй гитарист. Джейсон Эверман, казалось, подходил по всем параметрам. «Мы были готовы взять кого угодно, главное, чтобы человек хорошо играл на гитаре, – говорил Курт. – Джейсон казался приятным парнем, и у него были волосы той длины, которая считалась нормальной в „Sub Pop“». Джейсон стал с ними играть, и хотя он не участвовал в записи альбома, его упомянули на конверте. «Мы хотели, чтобы он чувствовал себя более комфортно», – объяснял Крист.

Первым концертом, на котором Джейсон сыграл вместе с «Nirvana», стала пьяная вечеринка в общежитии Эвергрин. Проблемы возникли тут же. Хотя Джейсон и слушал панк-рок, его больше интересовал спид-метал: не «спокойный» панк Олимпии, но тестостероновые соревнования – кто быстрее и громче играет на гитаре. Его игра на гитаре была куда более «металлической», чем игра Курта.

– Как группа звучит в записи, практически так же она звучала вживую, – говорит звукорежиссер Крэйг Монтгомери. – Может, более хаотично. Более шумно. Когда Джейсон работал в группе, я надевал наушники и слушал каждую гитару по отдельности, определяя, кто как играет, – и только Курт играл как надо. Усилитель Эвермана издавал один лишь шум. Не то чтобы он играл не так, как было нужно, – он играл просто плохо. Чтобы вышла хорошая запись, приходилось делать акцент на гитаре Курта.

– Джейсон был хорош вначале, – дипломатично говорит Чед. – Он реально гнал по спид-металу. Он подсадил меня на парочку неизвестных металлических команд, вроде «Testament» и «Celtic Frost» – когда они еще не начали играть глэм-рок. Мы знали друг друга к тому моменту, он участвовал в моей старой группе «Stone Crow» – они играли спид-метал. «Destruction», «Possessed», «Slayer» – все это повлияло на нас.

Джейсон был работягой, – добавляет барабанщик. – Ему больше нравилось находиться на сцене, чем заниматься непосредственно музыкой. Когда мы заходили в музыкальный магазин, он покупал все новые диски, какие там оказывались. Он был фанатом, которому повезло сыграть на одной сцене с группами, по которым он фанатеет. Динамика «Nirvana» не очень изменилась с его приходом. В принципе, Курт всегда хотел, чтобы кто-то играл его партии, – тогда ему не приходилось бы сосредоточиваться на нескольких вещах сразу. Поэтому Джейсон не парился и играл партии ритм-гитары.

– Впервые я их увидел с Джейсоном на концерте в Сан-Франциско, – вспоминает Джонатан Поунмэн. Это противоречит общепринятой истории «Nirvana», согласно которой первый крупный концерт Джейсона в «Nirvana» состоялся в «HUB Ballroom», но найденные недавно документы подтверждают версию Джонатана. Новый басист «Melvins» Джо Престон брал интервью у «Nirvana» в клубе «Covered Wagon» для фэнзина «Legs» Мэтта Люкина – и Джейсон присутствовал на том интервью.

– Я не помню эпизод с кухней, – продолжает Поунмэн, – но могу точно сказать, что мы с Брюсом ехали с «Nirvana» в Пало-Альто следующим вечером. Если не принимать во внимание характер Джейсона, то следует признать – он сделал звучание «Nirvana» намного более мощным.

Я: Металл тебе всегда нравился больше, чем мне…

– Это так, – соглашается Джонатан. – Но это не был металл, это было больше похоже на «Soundgarden». Тогда они считались известной группой. Курт – или Кортни – высказывался позднее о «Soundgarden» как о тупоголовом роке, но ранний «Soundgarden» Ку рт любил.

Я: Чем вы занимались пятнадцать лет назад?

– Я только закончил школу, – отвечает поклонник «Nirvana» Роб Кейдер. – Я работал в магазинчике своего дяди на Истлейк вместе с панками из Теннесси. После работы я шел к ним домой, в университетский район – там мы пили, принимали психоделики и слушали музыку. С ними жил Джейсон Эверман…

Я: Вы можете описать Джейсона?

– Джейсон был очень приятным парнем. Говорят, что у него имелись проблемы с управлением эмоциями, но он был очень хорошим другом. И единственным, кто не пил во всем доме. В свое время он был мне практически старшим братом. Джейсон дал мне послушать сингл «Love Buzz», когда тот вышел, – и красота этой музыки просто покорила меня. Я сказал что-то вроде: «Черт, ты должен попасть в эту группу!» На концерте в «HUB Ballroom» я впервые познакомился со стилем «Sub Pop». Я пошел в туалет после прекрасного выступления «The Fluid» – и там столкнулся с Кристом, большим веселым чуваком – он кричал и вел себя как обычно, комментируя все вокруг. Я подумал: «Ух ты, круто».

Я: Как бы вы описали участников группы?

– Они были очень приземленными ребятами. После концерта мы пошли домой к Джейсону, Курт курил травку, пытаясь расслабиться после напряженного выступления. Все было достаточно тихо, пока все не пошли в комнату Джейсона и не начали изучать его коллекцию дисков. Джейсон слушал самую разную музыку, но над ним подшучивали из-за его огромной коллекции металла. Ха-ха.

Я: Запомнилось ли что-нибудь с их тогдашнего выступления?

– Только напор. Вся группа, и Курт особенно, играли до полного изнеможения. Это было очень жестоко – то, что он делал с собственным организмом. Я иногда поднимался к Курту после концерта, и он был так измотан, что не мог даже разговаривать.

Некоторые люди считают, что это из-за наркотиков, – но на всех концертах, на которых я был, он ничего не принимал.

Я: Что, как вам кажется, привнес в группу Джейсон?

– Очень много волос, – смеется Роб. – И немного денег. И мне кажется… еще немного напора. И я уверен, второй гитарист пришелся кстати для Курта, который и без того очень сильно уставал. Второй гитарист давал гарантию безопасности психике Курта, теперь он мог играть и двигаться более свободно.

Концерт в «HUB Ballroom» был первым живым выступлением «Nirvana», на котором я побывал.

Я был разочарован. Мне понравился их сингл, но теперь я увидел просто месиво из шума, волос и пьяных шуточек. Их саунд казался мне похожим на звучание мод-групп – невероятно важное определение для английского парня, – но это было все что угодно, только не мод. Очередные «Blood Circus» или «Cat Butt»; очередное бесформенное нечто, шум ради шума, никакой мелодики, никакого проблеска, ничего. Конечно, они выглядели веселыми, отвязными чуваками: особенно Курт, который хотел произвести впечатление любой ценой. По сравнению с персонажами вроде Тэда Дойла с его грубым, злым юмором, этот абердинский квартет просто бледнел и терялся. Несмотря на более поздние заявления людей, не присутствовавших на том концерте, остальным зрителям выступление тоже не понравилось: слэм и отчаянный стэйдждайвинг был замечен по большей части во время выступления «The Fluid», а не «Nirvana». Питерсон сделал отличную фотографию зрителей с того выступления, которая украшает переиздание диска «Sub Pop 200», – размытое изображение, эмоции, пот. «Nirvana» делала слишком большие паузы между песнями, чтобы подвигнуть толпу на что-либо подобное.

Впрочем, инструменты они все-таки сломали – и после этого устроители запретили на какое-то время живые концерты из-за ущерба, нанесенного во время выступления «Nirvana».

Стоя за кулисами во время шоу «The Fluid», я понял, что не отказался бы и сам выйти на сцену. Представляю себе реакцию Джонатана и Брюса: «Что он о себе думает? Мы заплатили за то, чтобы он приехал сюда и написал большую статью о нашем лейбле, а теперь он хочет пролезть на сцену? Сейчас мы его образумим…» В итоге вокалист королей (и королевы) гаражного рока Такомы «Girl Trouble» одолжил мне свою гитару – неплохой инструмент, сделанный в 60-е. «Поосторожнее с ней, ладно?» – попросил он, заметив огонек в моих глазах. Ага, щас. В смысле, да, конечно. Я вышел на сцену прямо перед «Girl Trouble» (хедлайнерами были «Skin Yard»), пьяным голосом попытался спеть битловскую «I’m Down» и «You’re Gonna Miss Me» группы «13th Floor Elevators» перед знатоками рока из Сиэтла; затем я уговорил публику исполнить со мной а капелла «Sweet Soul Music»…

«Do you like good music?» – пел я, и 800 голосов кричали в ответ: «Yeah, yeah!» Зрителям, черт возьми, это понравилось. А мне понравился этот город.

Тем вечером, насколько я в курсе, «Nirvana» пролетела по всем фронтам. Всю неделю до этого Джонатан нахваливал мне группу за кружкой мексиканского пива. Суть его тирад сводилась к тому, что их ждет мировое господство. Я уже начинал думать, что это безумные фантазии воспаленного рассудка. Но, похоже, даже тогда я был в меньшинстве…

– Первые концертные фотографии «Nirvana» я сделал во время выступления в «HUB Ballroom», – вспоминает Чарлз Питерсон. – Они сорвали мне башню. Они всем ее сорвали. Сумасшедший драйв. Ты был там?

Я: Да. Тебе понравилось? Мне показалось, что это было полный отстой.

– Это потому, что ты не видел, когда они реально отстойно играли, – смеется он. – Мне понравилось, потому что тогдашнее выступление – как небо и земля по сравнению с тем, что было раньше. Они просто взорвали сцену. Не знаю, может, это Джейсон так повлиял – энергии ему хватало. У него был этот «гранж» в крови.

– Там я впервые увидел стейдждайвинг, – вспоминает Крэйг Монтгомери. – Я никогда его особенно не любил, потому что из-за этого портится качество звука. Я просто хочу слушать музыку. Меня бесит, когда какой-нибудь кретин ломает микрофонную стойку и разбрасывает педали гитаристов. Ничего общего с музыкой у всего этого нет, скорее похоже на футбольный матч. Мне кажется, «Nirvana» была похрен вся эта суета. Думаю, Курт хотел, чтобы на его концертах слушали музыку, а не прыгали со сцены. Особенно позднее, когда прыгали тупорылые качки, которым некуда девать тестостерон.

В интервью газете Вашингтонского университета «Дейли» Крист и Чед сказали, что живут за счет мойки посуды, Джейсон – за счет зарплаты, а Курт – за счет подруги Трэйси.

«Мне бы хотелось, чтобы группа приносила прибыль, – рассказывал Курт журналисту Филу Весту, – но если не получится, я просто уеду в Мексику или Югославию с парой сотен долларов, буду выращивать картофель и учить историю рок-н-ролла по старым выпускам журнала „Крим“».

В феврале 1989 года Курту исполнилось 22.

Большую часть года ему предстояло провести в турне с «Nirvana» – свыше 100 концертов, не сравнить с несколькими десятками за два предыдущих года – и творить в квартире Трэйси на Пир-стрит в Олимпии. Кобейн рисовал всем, что попадалось под руку: акриловые краски, маркер, баллончики, кровь, ручка, карандаши, иногда даже собственная сперма – и на любом холсте, который только мог раздобыть в местных дешевых магазинах, чаще всего на оборотной стороне настольных игр. Он рисовал инопланетян, больных детей, культовых персонажей вроде Бэтмена и Барби – его рисунки были невероятно трехмерны. Движимый желанием – страстью – самовыражения, он начал собирать мусор и детали повседневного быта: игрушечные машинки, солдатиков, безголовых кукол. Большинство из них он ломал или расплавлял на заднем дворе, и это все становилось частью его творческих проектов. Все его картины были мрачными, искаженными, больными: половые органы менялись местами у игрушек мужского и женского родов и обретали новые смыслы. Курт рисовал в одних трусах, в самодельных футболках с символикой группы, в рваных свитерах – в промежутках между ничегонеделанием и просмотром телепрограмм, репетициями, набрасыванием идей для песен в дневнике и поиском дешевого оборудования в благотворительных магазинах.

– В Абердине была куча дешевых магазинов, – смеется Иэн Диксон. – Мы ездили из Олимпии и видели там много таких магазинов. Курт также знал, где находится каждый ломбард, потому что он постоянно искал музыкальное оборудование. Он просто ездил от одного магазина к другому…

Я: Что он обычно покупал?

– Гитарные педали, – отвечает Диксон. – «Mudhoney», «Nirvana» и другие гранж-группы изменили индустрию производства гитарных педалей. Пока «Nirvana» не достигла пика своей популярности, Курт куда только не ездил, чтобы раздобыть те педали, которые ему нужны, потому что их уже не производили. Они все были сделаны в 70-х фирмой «MXR», а сейчас «MXR» больше не существует.

Я могу вспомнить свою первую встречу с «Nirvana» в общих чертах, а может, и в мельчайших подробностях. Стоял солнечный зимний день; Сиэтл, берег озера в двух кварталах от офиса «Sub Pop» на 1-й авеню и в пяти минутах ходьбы от Пайк-Плейс-Маркет. Маленький клочок зеленого газона облюбован бомжами и разносчиками на велосипедах; именно здесь состоялось первое крупное интервью «Nirvana». Я помню это так хорошо, потому что на панихиде Курта в 1994 году священник предложил нам вернуться на то место, с которым у каждого связаны воспоминания о «Nirvana», и таким образом почтить память Курта. Я подумал, что это полная чушь, но все равно пошел на озеро – во многом из-за того, что все остальные на той панихиде несли еще большую чушь.

Джонатан проводил меня вниз по крутому склону на встречу с четырьмя парнями, составлявшими тогда группу «Nirvana»: Курдт Кобейн (именно так он писал тогда свое имя), Крис Новоселич (та же история), Чед Ченнинг и временный второй гитарист Джейсон Эверман. Поунмэн, мастер преувеличений, к тому времени уже успел накачать меня полулегендами о потенциале «Nirvana».

– Это реально, – говорил он тогда мне (хотя я приписывал эти слова себе, и они в таком качестве – к моему стыду – звучали по всему миру). – Никакого пафоса рок-звезд, никаких интеллектуальных перспектив, никакого наполеоновского плана по завоеванию всего мира. Это просто четыре парня чуть за двадцать с окраин штата Вашингтон, которые хотят играть рок. И если бы эти четыре парня не занимались музыкой, они работали бы в супермаркете, рубили лес или чинили машины.

Джонатан всегда прекрасно обращался со словами. Я бы сказал, что он упустил свое истинное призвание, но он и так в тысячу раз богаче меня.

Сами же парни были оживлены и заинтересованы встречей с музыкальным критиком из Англии, с удовольствием привирали, без злого умысла – просто ради прикола. Джейсон сказал, что три года ловил рыбу на Аляске, – верно! Крис, долговязый улыбчивый басист, сообщил, что однажды участвовал в соревнованиях по лазанию по деревьям, – не верно! Курдт сказал, что его крыса однажды укусила Брюса Пэвитта, – верно! Певец также признался в любви к «Pixies», посетовал, что на родине группу заклеймили поклонниками сатаны, и вступил в пререкания с проходившим мимо продавцом аудиокассет.

– Сколько они стоят? – спросил он.

– Один доллар, – последовал ответ.

– Ни фига себе, – сказал Курдт. – Один доллар за кассету ван Моррисона? Здесь неподалеку есть ломбарды, где тебе дадут за них двадцать баксов.

Чувак попытался нам впарить марихуаны и исчез.

– Мы это все разыграли, – утверждал Крис. – Чтобы ты познакомился с чокнутым духом Америки. Это был пятый участник «Nirvana».

Джонатан подошел узнать, как проходит интервью, и предложил не стесняться и прикалываться еще больше. Мимо прошла кошка на поводке. У меня случился приступ кашля минут на пять. Я чуть не задохнулся.

Начало отношений с «Nirvana» получилось не из лучших, хотя группа успела частично поделиться своими музыкальными предпочтениями: «Aerosmith», «Tuxedomoon», «NWA», «Herman’s Hermits», Лидбелли, хард-рок, панк-рок, пауэр-поп, хип-хоп, «Sub Pop»… Когда интервью появилось в журнале «Мелоди мейкер» несколько месяцев спустя, Эверман уже покинул группу. Поэтому в соответствии с освященной веками традицией музыкальной прессы я изменил интервью – так, чтобы сложилось впечатление, что я разговаривал с тремя людьми. Хотя это не имело никакого значения. Я сам не мог определить, кто произнес ту или иную реплику.

По правде говоря, «Nirvana» едва ли произвела на меня впечатление. В то время – первые две недели пребывания в Америке – мое внимание больше занимало другое: например, поездка в мою личную Мекку, Олимпию. Так что я не слишком увлекся этой группой молодых парней, которые каким-то образом существовали отдельно от всех остальных. Да, я назвал «Love Buzz» синглом недели, но я знал много групп, которые так же ярко вспыхивали, а затем гасли навсегда.

«Bleach» вышел в продажу 15 июня 1989 года. Пресс-релиз «Sub Pop» хвастливо заявлял: «Завораживающий, отличный тяжеляк от поп-звезд Олимпии. Они молоды, у них собственный фургон, и они сделают нас миллионерами!» Первую тысячу копий напечатали на белом виниле. Следующие две тысячи вышли с изумительным постером, сделанным Чарлзом Питерсоном.

Выбор обложки составил проблему. Фотосессией занималась Элис Уилер, но ее результат был не очень хорош: «„Nirvana“ пришла ко мне домой в полдень, – рассказывала она Джиллиан Дж. Гаар. – Мы пошли на улицу, я сделала несколько фотографий – они получились не очень хорошие. Джейсон по сравнению с Куртом выглядел просто мистером Гламуром; Курт на всех кадрах вышел размытым. Мне снимки очень не понравились. Группе тоже. А Брюсу они пришлись по душе. Потому что ему очень нравился образ неуклюжего деревенщины из Абердина».

В итоге на обложке появилась фотография Трэйси Марандер – с живого выступления «Nirvana» в художественной галерее «Reko Muse» в Олимпии. Это был отличный вечер: Бен Шепард устроил «танец червя» для своих друзей (действо, участники которого извиваются на полу и валят с ног зрителей, которые понятия не имеют, что происходит), а Шелли с Кристом снова были вместе.

Рекламная машина «Sub Pop» развернулась на всю катушку. Моя статья в «Мелоди мейкере» вышла в двух частях, 18 и 25 марта, – это были первые шаги к буму интереса к музыке в городе и за его пределами. Буквально за ночь название «Сиэтл» превратилось в определение, которое модно употреблять в разговоре. Конечно, помогло и то, что через неделю после выхода статьи «Mudhoney» начали свое дебютное турне по Англии вместе с «Sonic Youth», – и то, как круто проходило это турне. Но «Nirvana» их быстро догоняла…

– У Курта была гитара «Fender Mustang» из коричневого дерева, со стикером «Soundgarden», – вспоминал Джейсон Тротмэн, бывший сосед по комнате Джейсона Эвермана. – И на концерте в «Annex Theatre» в Сиэтле [7 апреля 1989] он просто расколотил ее на хрен.

– На том выступлении они просто сходили с ума, – подтверждает Поунмэн. – Тогда толпа впервые подняла Курта на руки – своего рода инициация, которую до того прошел только Марк Арм.

В этом на самом деле было что-то первобытное. И именно после того выступления Брюс окончательно признал: «Nirvana» – это великая группа.

Неделю спустя «Nirvana» играла в Элленсбурге, родном городе «Screaming Trees», – концерт был жестко усечен недружелюбным звукооператором, но зато «Nirvana» обзавелась еще одним поклонником – фронтменом «Screaming Trees» Марком Лэнеганом.

– Я был просто потрясен, – рассказывал он в интервью журналу «Спин» в 1995 году. – Как будто выступали «The Who» в своей лучшей форме. После двух песен какой-то придурок, который там работал, остановил концерт – кончилось время, отведенное на их выступление. Они постояли на сцене несколько секунд, затем Крист стал бросать свою бас-гитару вверх, прямо под потолок 6-метрового здания, и ловить одной рукой. В это время Курт выкрутил свой усилитель до адской громкости, а их роуди начал драться с тем придурком. И все это случилось в Элленсбурге!

Но не всем понравился концерт. Будущий продюсер «Nirvana» Стив Фиск присутствовал на том выступлении: «Это было ужасно. Они не могли сыграть нормально ни одной песни. Курт порвал струну, убежал в угол и закатил истерику. Потом стал ломать свою гитару. Две песни, которые я выслушал, были абсолютно невразумительны, как большинство бессмысленного шума от групп лейбла „SST“. Когда Джейсон стал мотать своими волосами, абсолютно не в ритм, я сказал „позеры“ и ушел. Если отрастил волосы, то либо тряси ими в ритм, либо не тряси вообще. Динамики тоже были хреновыми. У меня нашлись дела поважнее, поэтому я ушел».

– Я обрадовался, узнав, что «Nirvana» будет выступать в галерее «Reko Muse», – говорит Гудмансон о другом концерте в начале 1989 года. («Nirvana» выступала в галерее дважды: совладельцем заведения была Кэтлин Ханна, в будущем вокалистка «Bikini Kill».) – На флаере было написано: «индустриальная „Nirvana“». Это был настоящий балаган. «Nirvana» так надоели благотворительные концерты, что они решили просто высмеять саму идею подобных шоу. Они играли очень шумно… это был по-настоящему ужасный шум.

– Мне кажется, Тоби Вэйл выступала с ними тем вечером: она взяла у меня драм-машину и играла монотонные биты, – добавляет Слим Мун.

– Это был один сплошной шум, – утверждает Вэйл. – Там было весело. Все знали друг друга. «Nirvana» играла со своими приятелями. Понятия не имею, как это звучало. Помню только, что после концерта все руки у меня были в волдырях.

Не важно. Рекламную машину уже было не остановить.

«Британия ныне захвачена рок-волной, эпицентр которой находится в одном маленьком и незаметном городке на Западном побережье в США – в Сиэтле, – писал я в статье в „Мелоди мейкер“. – Сиэтл – родина Квинси Джонса, Бобби Шермана, Брюса Ли и Спэйс-Нидл (которую можно увидеть в фильме 1962 года с Элвисом Пресли „Это случилось на Всемирной выставке“). Сейчас у этого города есть еще один повод для гордости – империя звукозаписи „Sub Pop“, чья штаб-квартира находится в пентхаусе небоскреба Терминал-Сэйлс-Билдинг…

Как будто ниоткуда появляются толпы кровожадных, бросающих вызов жизни, взрывающих мозг гранжевых гитарных групп – одной ногой они стоят в ранних 70-х, другой – на могиле панк-рока. Достаточно упомянуть „Tad“, „Митлоуфа нью-вэйва“ с его костоломной группой, а также невероятную „Nirvana“ – они недавно появились, но уже круче всех создают волну звука из простейшей двухаккордной песни…»

Слово «гранж» появлялось в британской музыкальной прессе и до опубликования той моей статьи – я сам употреблял это определение годом ранее для описания звучания чокнутых панков из Манчестера «Happy Mondays», – но именно в той статье оно было употреблено в том контексте, благодаря которому и станет знаменитым.

9 июня 1989 года «Nirvana» играла на «Lamefest» – «Moore Theatre» был переполнен людьми, с нетерпением ждущих их выступления. Это была самая крупная площадка, на которую до тех пор удалось выйти «Nirvana», и участники не разочаровали зрителей. Тогда все было на полную катушку – они ломали инструменты и бесновались на сцене.

– Курт держал свою гитару за ремень, закручивая его вокруг шеи, – вспоминает барабанщик «Gas Huffer» Джо Ньютон. – Я крикнул: «Он ведь сейчас задохнется!» У них была страсть, без которой рок-н-ролл не может существовать, эта сумасшедшинка.

Способность забыть о своей смертности… отсутствие страха боли. У меня такого не было. Меня это всегда выводило из себя: я не могу себе такого позволить – зачем они ломают свои инструменты? Отдайте их лучше мне!

– Это было реально круто, – говорит Чед. – Реклама появилась уже за несколько недель до выступления. У меня до сих пор сохранился флаер. Это самый крупный концерт, на котором я когда-либо играл. Выступали «Mudhoney», «Tad» и «Nirvana». Это было безумие. Год назад и подумать нельзя было о том, чтобы эти три группы собрали «Moore», – а большинство людей в мире и тогда не знали ничего об этих командах! Но если вы были из Сиэтла, вам обязательно стало бы интересно – что, черт возьми, происходит?

– На этом концерте они впервые продавали диски «Bleach», – вспоминает Роб Кейдер. – Я взял четыре пластинки на белом виниле – мне так хотелось иметь их. Я был на многих концертах «Nirvana» и всегда поражался тому, насколько они простые в общении и какие они интроверты. Помню, как-то тусовался с ними в их фургончике после концерта и решал, что делать дальше. В «Annex Theatre» была большая вечеринка, все уговаривали нас туда пойти и присоединиться к веселью. Весь «Sub Pop» отправился туда. А Курт просто забил на все и пошел домой.

На следующий вечер «Sub Pop» предложил «Nirvana» выступить на концерте вместе с «Cat Butt» в Портленде. Кадер рассказывает, как это было:

– Мы приходим в этот крошечный клуб, выгружаемся, идем за пиццой, возвращаемся: «Черт, тут никого нет». Клуб прикольный. Оформлен как театр военных действий. Мешки с песком, фальшивая колючая проволока – и всего двенадцать человек внутри. Группа начинает составлять сет-лист, потом они смотрят на меня и смеются: «А, к черту, мы сыграем все, что ты хочешь».

Трэйси постоянно поила меня пивом, поэтому я, уже пьяный, тащусь от их выступления и прошу сыграть еще раз «Sifting». Курт отвечает: «Какого хрена, мы ее уже играли!» Джейсон говорит: «Чувак, закажи „Big Long Now“». Я заказываю, тем более что это одна из моих любимых песен. Крист кричит: «Мы больше не будем играть ее!» Не дожидаясь от меня следующей просьбы, они решают закрыть концерт своей версией песни «Do You Love Me?», которую только что записали для трибьют-альбома «Kiss». В общем-то, больше ничего интересного там не было.

Дополнение 1: Олимпия против Сиэтла (дубль 2)

– Мы и не рассчитывали, что наш диск должен стать синглом недели, – говорит Эл Ларсен. – Мы записали его, сделали кучу фотографий – как мы с Робертом идем по городу и толкаем впереди себя велосипед. Очень скучные фотографии – они были сделаны такими намеренно. Если пытаешься сломать все сразу, то ничего не выйдет… а вот если ломать по одной маленькой вещи зараз, то… понимаете, о чем я? Люди думают: «У них тупое название, тупые фотки, чувак не умеет петь. Да, это прекрасно, но из этого ничего не выйдет».

Я: Когда я назвал эти три диска синглами недели, я действительно считал, что все три диска крутые. У меня не было ощущения, что один диск лучше, а другой хуже, – в отличие от других людей.

– Начало ноября 1991 года, «Sub Pop», работа. Похоже, мы на плаву, – вспоминает Рич Дженсен. – В то время «Nevermind» становится невероятно популярным. Местная станция новостей, которая, конечно же, до тех пор игнорировала всех музыкантов моего возраста, приходит в «Sub Pop» с вопросами: «Что это за диск? Откуда эта группа?» И я сказал в камеру, что все, кому нравится «The Beatles», полюбят и «Nirvana». Хорошего новостного сюжета не вышло, но что-то в этом было. Успех «Nirvana» меня не удивил.

Я: А меня удивил. Почему одной группе досталось все, а другим ничего?

– Ты когда-нибудь слушал «Guns N’ Roses»? – подключается Эл. – Знаешь «Sweet Child O’ Mine»? Это очень приятная песня. Раньше они были хард-рок группой, но эта песня идет наперекор многим вещам сразу. То же самое и с «Nirvana». В Сиэтле царила тяжелая, ироничная, соответствующая городу музыка, и нашлась группа, которая соответствовала всем этим параметрам, но у них была настоящая поэзия, идущая наперекор…

– Сингл, о котором ты говоришь, это «Big cheese» [Би-сайд «Love Buzz»], – говорит Рич. – Для меня в этой песне главное – бас, этот долбящий звук. Он казался логическим продолжением всех других звуков рок-н-ролла. Первобытный звук, тогда как у «Some Velvet Sidewalk» подход был более поэтическим, более отстраненным.

Я: Помню, я был в Олимпии, в доме Никки, и вдруг ты поворачиваешься ко мне и говоришь…

– Ты мне нравился, и я хотел высказать все начистоту, – объясняет Эл. – Весной 1989 года я был в турне, наша машина сломалась в Питсбурге, мы простояли там два дня, пропустили концерты. Мы оказались в доме одного знакомого, пришел его сосед, он был очень мил с нами, мы пошли в его комнату, и там на столе лежал выпуск «Мелоди мейкер», открытый на развороте со статьей о «Sub Pop» и о гранже – автор Эверетт Тру. И вот мы в Питсбурге, концерты пролетают, а мы читаем о том, что все эти длинноволосые группы из Сиэтла – самая крутая музыка в мире. Я тогда подумал: «Зачем это надо? Он ведь все портит на хрен. Он берет фотоаппарат, направляет его не в ту сторону и делает кучу снимков».

Я: Я не собирался писать о направлении, я писал о разных группах. Я не виноват, что люди увидели там описание только одного музыкального направления.

Дополнение 2: Реклама

Я: Самые растиражированные слова, которые я когда-либо написал, это характеристика «Nirvana» в той статье про «Sub Pop». И это было, слово в слово, то, что сказал мне ты. Меня поджимали сроки, и мы с тобой много говорили по телефону…

Джонатан Поунмэн: Я помню те разговоры. Знаю, что выгляжу полным придурком, но придурком, преданным всем видам рока; это было круто – что с нами настоящий, живой музыкальный журналист из Британии, мало того – из «Мелоди мейкер». Я серьезно! Я был в восторге. Когда я увидел ту статью… Надо бы перечитать ее с начала до конца, но тогда я был так впечатлен, что о нас написали в «Мелоди мейкер», что мог воспринимать ее только как единое целое. Это было так круто, я был счастлив, как простой фанат, и до сих пор это одно из моих самых любимых и сокровенных воспоминаний.

Я: Когда я вернулся из Сиэтла, у меня было около двух суток на то, чтобы написать статью о «Mudhoney». Тогда я еще не знал, как писать. Сочинительство представляло большую проблему. К тому же я, должно быть, отравился чем-то – меня рвало все время. А тут еще и компьютер полетел – и у меня уже не было даже самой статьи. Пришлось в полночь ехать через весь Лондон в офис «Мелоди мейкер», чтобы написать весь текст заново, – и все это время я продолжал блевать.

Джонатан: Да уж, это гранж!

Я: Что меня привлекло в группах из Сиэтла в первую очередь – то, как все мне открыто врали. Я был в полном восторге. В Британии никто этого не делал; все были честны в отношении прессы – люди воспринимали нас очень серьезно. Я знаю, почему музыканты лгали мне в Сиэтле. Никто из них не думал, что они смогут куда-нибудь пробиться. Но такой подход способствовал скандальной популярности на ранних порах – и «Sub Pop», и «Nirvana».

Джонатан: Я думаю, глупо вспоминать Малькольма Макларена [менеджера «Sex Pistols»], Дона Киршнера [менеджера «Monkees»] или Лизу Робинсон [критика из журналов «Севентис хит-парад» и «Крим»], людей, которые были манипуляторами и мастерами пиара, – но все это такая фигня. Важно лишь то, что вымысел куда интереснее унылой, скучной правды. Может быть, многие люди врали тебе, думая, что у них все равно ничего не выйдет. Но я тебе скажу – я тебе врал, потому что знал, что у нас что-то получится.

Меган Джаспер (президент «Sub Pop»): Кроме того, не забывай, офис «Sub Pop» был маленький, и работали там сплошь шутники. Поэтому, когда кто-нибудь врал, даже о малейшей, тупейшей вещи, – мы все смеялись. Ты был не единственным, кого обманывали, но обманывать тебя – одно из величайших удовольствий.

Джонатан: Я постоянно врал Брюсу о том, сколько денег на нашем банковскому счету.

Я: И я, безусловно, внес свою лепту в тотальный обман.

Джонатан: В этом-то все и дело! Ты должен был сделать так, чтобы доверчивые люди полагали, что они читают правду; но сама мысль о том, что они действительно читают правду, для меня смехотворна.

Я: Раньше я говорил, что единственная цель, ради которой я стал писать, – заставить людей завидовать мне.

Джонатан: Знаешь что? Я считаю, что ты прекрасный писатель – именно по этой самой причине. Это цитировать не надо.