У Курта был четкий выбор. И он его сделал. Он решил надкусить этот плод. Он принял более интересное, но не факт что более правильное решение. Кортни, вероятно, полагала, что у Курта выбора не было в принципе, потому что она решила, что хочет его, – но выбор был. Думаю, что Курт хотел жить с ней как пара торчков, как Сид и Нэнси. Это была его реакция на внезапно свалившуюся на голову славу.
Эрик Эрландсон, бывший гитарист «Hole»
Как-то мне напели по телефону «In Bloom». Звучало так круто, что я начала искать эту песню повсюду. Демо-версии «Nevermind» стало трудно найти. Наконец я обнаружила альбом, и когда послушала, то, честно говоря, просто прослезилась. Не потому что он был так безумно прекрасен, а потому что это было лучшее из всего, что написано андеграундом. Я сразу почувствовала жалость к Курту. Мне стало ясно, какие кошмары ожидают беднягу. Как и все, я переслушала «Nevermind» в турне, он преследовал меня повсюду, каждая новая песня лучше предыдущей. Это просто подавляющая запись, никому ее не перекрыть, даже «Pixies». Такие записи вредят самооценке, если сама пишешь музыку. Чувствуешь себя мелкой и глупой.
Кортни Лав, 1992
Через четыре дня после выхода альбома на «Beehive Records» «Nirvana» начала очередное турне по Северной Америке.
На Восточном побережье их программу открывала группа «Melvins»; на юге перед ними выступали ультрапсиходелические «Das Damen»; на Среднем Западе – изысканные щеголи «Urge Overkill»; на Западном побережье выступали «Sister Double Happiness». Билеты были распроданы задолго до выхода «Nevermind», а места для выступлений оказались до смешного невелики для нового статуса группы – мятеж поврежденных конечностей и разочарованных фанатов был неизбежен.
– Когда вышел «Nevermind», – заявляет Крэйг Монтгомери, – говорили о том, чтобы заказать стадион, но мы никак не могли. Ради этой записи мы очень много времени провели за границей, но маловато в США.
«Teen Spirit» дебютировал на 27-м месте в чарте «Биллборда» «Современный рок»: радиостанции вначале отказывались ставить песню, потому что не понимали слов, но их атаковали звонками тинейджеры.
– Моя жена купила «Nevermind», и я подумал: «Вот это да», – поясняет Том Хэйзелмайер. – «Nirvana» взяла у «Cows», «Melvins» и «The Jesus Lizard» весь их драйв и характер и вложила их, как назвал это Тэд, в битловский поп.
События закручивались так стремительно, что за ними трудно было уследить. Первые два концерта турне «Nirvana» отыграла в Канаде, после чего 22 сентября направилась в Бостон, Массачусетс, где встретилась за обедом с Марком Кейтсом, руководителем отдела альтернативной музыки радиостанции DGC. Практически неизбежна была очередная свара за едой: «Они кидались друг в друга столовыми приборами, – вспоминал работник DGC Тэд Волк, который присутствовал там. – Это, конечно же, был лучший обед в моей жизни».
После обеда «Nirvana» решила отправиться в клуб «The Rat» посмотреть на «Melvins». Прибыв, они не нашли своих имен в списке, и Курт стал препираться с вышибалой. «Тут откуда ни возьмись, – рассказывал Волк Кэрри Борцилло-Вренна, – какая-то блондинка хватает швейцара за руку и говорит: „Ты знаешь, кто это? Это Иисус Христос, и ты должен пропустить его в клуб тотчас же“. Я поворачиваюсь к своей девушке и говорю: „Вот это да!“»
Блондинкой оказалась Мэри-Лу Лорд, местный автор и исполнительница, которая тогда перебивалась импровизированными концертами в электричках. Курт спросил, какие у нее любимые группы, и она назвала «The Pastels», «The Vaselines», Дэниела Джонстона и «Teenage Fanclub». «Черт, – ответил Курт. – Это и мои любимые группы, и притом в том же порядке», – и попросил ее назвать песни каждой команды, чтобы убедиться, что она не дурачит его.
На следующий день Курт отправился к Лорд домой. На стене висел подновленный портрет знаменитого рок-журналиста 70-х Лестера Бэнгса. Бэнгс был единственным приемлемым для музыкантов вроде Лорд и Кобейна журналистом – Курт даже писал ему воображаемое письмо в журнал, – хотя это не значит, что он не мог, как и все остальные, быть грубым, невоспитанным и самовлюбленным. Но в 70-е Бэнгс поддерживал хорошие группы, сохранял собственный уникальный голос и, что еще более важно, был к тому времени уже мертв – так что его можно было почитать, не смущаясь его назойливым присутствием. Курт рассказал Мэри-Лу, что все еще скучает по Тоби и что недавно познакомился с восточной религией джайнизма.
«Каждый день, – пояснил Курт, – мы проходим сквозь ад и рай».
На следующий день парочка отправилась на празднование дня рождения местной альтернативной радиостанции WFNX в клуб «Axis» в Бостоне – «Nirvana» выступала хедлайнером, поддерживали их «Smashing Pumpkins» и местная рок-группа «Bullet Lavolta». Перед концертом для новостей MTV засняли Криста Новоселича, который играл в «Твистер» с группами разогрева, используя для дополнительной смазки масло «Криско»: Крист был одет только в шорты-боксеры и вытирал излишки масла – например, на заднице – висевшим неподалеку американским флагом. Некоторым местным ребятам такое использование государственного знамени не понравилось, и в итоге к Кристу вызвали охранника.
Тем временем Курт наплевал на большинство своих обязанностей по раскрутке группы и проводил время с Мэри-Лу.
Мэри-Лу была, казалось, создана для биографии Курта. Намного позже Кортни изобрела непристойную байку о том, как Курта однажды отвлекли от процесса орального секса с бостонской девчонкой на заднем сиденье фургона – и что это, дескать, был единственный раз, когда он видел ту девчонку. Однако я очень хорошо помню, как в то время опьяненный Курт все больше сходил с ума по той девушке по имени Мэри-Лу, как он был в нее влюблен и даже собирался переехать к ней в Бостон.
Привет, Эверетт.
Порой встречаешь человека и тут же понимаешь, что твоя жизнь скоро изменится. Вот так и я встретила Курта. Ситуация была настолько яркой, что того краткого времени хватило бы на целую жизнь – один из тех случаев «любви с первого взгляда», о которых читаешь в книгах. Короткие, но тем не менее настоящие отношения, когда тут же узнаешь о человеке все и становишься ему очень близок. Надеюсь, у меня тут получилось не слишком похоже на «Мосты округа Мэдисон»…
Я хорошо понимаю, что наши с Куртом отношения были краткими и что в его жизни случилось слишком много всего – просто невозможно, чтобы он относился ко мне так же, как и я к нему, но в глубине сердца я верю, что так и было. Я знаю, что наибольшую роль в перемене его чувств ко мне сыграла Кортни – и не только потому, что она заняла мое место, но прежде всего из-за той лжи, которую она наплела обо мне. Курт был не из тех, кто может подойти и спросить: «А это правда?» Спустя всего несколько месяцев после нашего окончательного расставания с Куртом Кортни уехала в Европу, а через неделю или около того, в районе Дня Благодарения, забеременела.
Так что я предполагаю, что наша связь с Куртом длилась месяца два, но даже если бы она заняла всего два дня, она осталась бы такой же незабываемой. И дело вовсе не в сексе. Тут сказывалось какое-то притяжение, которое возникает между двумя людьми.
Иногда я жалею, что в то время боялась рискнуть. Как той ночью в Детройте: он умолял меня поехать с ним в Чикаго, но я не могла. Я боялась потерять работу и не хотела стать обузой для группы. Денег у меня не было, и я опасалась, что он подумает, будто я хочу прокатиться на халявку. Наверное, он смотрел на это совершенно по-другому. Он, видимо, считал, что я стала «отчужденной» и «перестала им интересоваться». Я и представить себе не могла, что парню из рок-группы может быть нужно что-то серьезное. Если бы я только знала, как сильно он хотел быть любимым, я открыла бы ему свои истинные чувства.
В ту же ночь в Чикаго Кортни как раз и поставила перед Куртом вопрос ребром. Что случилось бы, будь я там? Смог бы он представить меня как «свою» девушку? Она тогда вроде бы как гуляла с Билли [Корганом], а может, только что с ним порвала и прилетела как раз забрать остатки своей одежды у Билли. Если бы я все еще была в турне, все могло сложиться по-другому. Он был бы занят, и Кортни, надеюсь, приняла бы это – хотя, возможно, и нет. Уверена, что Кортни что-нибудь да придумала бы. Ведь когда мы снова сошлись с Куртом в Англии, она придумала способ нас разлучить…
Курт ничего не говорил о Кортни, когда через несколько недель мы встретились в Британии. Первый концерт состоялся в Бристоле. Мало что про него помню, но было круто снова оказаться с Куртом. Он звонил мне с дороги четыре-пять раз в неделю – притом мобильных телефонов еще ни у кого не было, – когда они гастролировали по Штатам. Я играла в метро по десять часов в день ежедневно, чтобы накопить денег на поездку. Весь октябрь я играла столько, что пальцы потом кровоточили. У меня были сильнейшие приступы кистевого туннельного синдрома, я просто разваливалась, но ничто не могло удержать меня от того, чтобы купить билет на самолет и встретиться с ним снова. Я хотела удивить его. Я ничего не знала о Кортни и не думаю, что Курт тогда полагал, что у них все зайдет так далеко. Он о ней ни разу не упомянул.
Прилетев в Англию, я отправилась на концерт и саундчек и встретилась с Куртом. Он показался мне очень усталым, турне больше не вызывало у него энтузиазма. Начались проблемы с желудком, и я так понимаю, что как раз тогда наркотики начали его доставать. Я была абсолютно наивной насчет героина. Я видела, что он сделал с некоторыми моими кумирами самых ранних лет, и не хотела иметь с этим никаких дел. Я с самого начала выразила Курту свою позицию насчет наркотиков. И надо сказать, что она была воспринята непросто: мое неодобрение наркотиков расходилось с тем направлением, в котором он двигался.
Я побывала в Англии еще на паре концертов. Последним шоу «Nirvana» в моей жизни оказался концерт в «Астории» в Лондоне. После него мы с Куртом вернулись в гостиницу, отправились в постель, и около трех утра раздался звонок. Это была Кортни. Я ничего не знала о ее существовании. Даже не знала, кто она такая, кроме того, что у меня был [сингл «Hole»] «Retard Girl». И еще «Motorcycle Boy» самой Кортни Лав – вот и говорите после этого о совпадениях…
Кортни узнала про меня во время интервью на радио в Бостоне. Владелец радио был моим приятелем. Кортни выкачала из него информацию и использовала ее как ловушку. Она владела фактами в достаточной степени, чтобы поставить все с ног на голову. После интервью она позвонила Курту. Говорили они минут сорок. Я старалась не обращать внимания. На следующее утро Курт спросил меня: «Ты собираешься ехать в Вулверхэмптон?» Я не поняла, что он пытается сказать, и ответила: «У меня есть дела в Лондоне» (ложь). Хотя мне было неловко врать, я надеялась, что скоро вновь его увижу. Он выдал мне путеводитель и поцелуй и пообещал не теряться.
На следующий день «Nirvana» выступала на телевидении в программе «Слово». Курт вошел в студию и с порога заявил: «Я хочу, чтобы все в этой комнате знали: Кортни Лав, солистка поп-группы „Hole“, лучше всех в мире трахается». Я пришла в ужас. Ведь буквально прошлой ночью я была с ним, и он о ней ни словечка не проронил. То есть проронил, но я всегда была слишком воспитанной девушкой, чтобы такое повторить. Я думаю, она заслужила такие слова. Это было злобно и низко. Так я поняла, что его навсегда изменит эта «Кортни Лав», кто бы она ни была.
К тому времени, как я вернулась в США – 11 ноября, – «Nirvana» вознеслась на вершину славы. И это было очень тяжело для меня, потому что, куда ни глянь, везде были лицо и голос Курта.
Курт выглядел просто дерьмово. Наркотики начали опустошать его. К тому времени Кортни была уже беременна. Весьма быстро… В то время Кортни беспрестанно оставляла сообщения мне на автоответчик. Это было просто смешно. Я никогда не пыталась восстановить отношения с Куртом или сделать что-то кому-то из них, чтобы у нее был повод мне угрожать. Думаю, это она от скуки, а может, у них обоих тогда прогрессировала паранойя. И я уверена, что она считала меня угрозой, потому что знала все о наших с Куртом отношениях и «искусственно» разлучила нас своей ложью…
Мэри-Лу
О, я люблю рок-н-ролл.
Всю свою жизнь я ищу смысл, чувство причастности, знание, что есть и другие такие же, как я. Всю свою жизнь я ищу ощущение волшебства – «Самое близкое к отчаянию чувство, которое я знаю» («The Legend!», 1983), частицу звездной пыли, которая вознесет меня над миром. Думаете, эта часть меня осталась равнодушной к той неожиданной новой власти, которую я обрел в кильватере успеха «Nirvana»? Да вы с ума сошли. Я смаковал ее, наслаждался ею, купался в ней, я был хороший и плохой одновременно. Мне нравилось, как девушки, музыканты и фанатки, неожиданно начинали флиртовать со мной – со мной! – и что известные в мире рок-андеграунда люди предлагали потусоваться вместе. Я был в восторге.
Одно событие вознесло меня над стадом, которое, казалось, готово было следовать за каждым шагом «Nirvana». Вскоре после Редингского фестиваля в сентябре 1991 года кто-то в «Мелоди мейкер» пожаловался, что наши конкуренты из «NME» получили право первого эксклюзивного интервью с группой по поводу альбома «Nevermind»; и это несмотря на то, что мы и вскоре переставший существовать журнал «Саундз» были главной опорой гранжа в Британии. «NME» считался лидером продаж, имел больший тираж – и это, хотя журнал никогда особенно не интересовался гранжем, значило для менеджеров группы больше, чем что-либо другое.
«Хорошо, – опрометчиво заявил я. – Пошлите меня в Америку, и я все устрою».
Спустя три часа наш редактор отдела очерков сообщил, что организовал мне командировку в Нью-Йорк для интервью с «The Breeders». Отлично, подумал я, но ведь «Nirvana»-то на другом конце страны! Однако погодите – в тот же вечер, как мы прибыли, трио из Сиэтла выступало в нью-йоркском клубе «Marquee». Я отправился прямо туда и сидел у входа весь саундчек, пока Курт не обратил на меня внимание.
После концерта Курт предложил мне поехать в турне. Также он попросил представить его певице Ким Дил, чей дебютный альбом «Pod» ему очень понравился. Я с удовлетворением согласился и на то и на другое. И вот мы отправились на студию, где записывались «The Breeders»; Курт съежился за перегородкой в операторской, он почти стеснялся говорить о своих героях. Через несколько дней я взобрался на сцену вашингтонского клуба «9.30», чтобы прокричать свои панк-соул-песни перед толпой из 800 бешеных панков; к моему удивлению, все они мне подпевали. Я обнаружил, что мой статус выступающего музыканта обеспечивает мне бесплатную выпивку, и я с готовностью надрался двойными и тройными дозами, так что в итоге группе пришлось запихивать меня в фургон, где я, вопреки всем правилам турне, начал блевать, а потом выпал на тротуар. Как ни странно, «Nirvana», кажется, получила удовольствие от моих выходок. Во всяком случае, они разрешили мне ехать с ними и на следующий день.
«Большинство думает, что группу повсюду преследовало какое-то черное облако, – говорил Дэйв Грол Стиви Чику в 2005 году. – А это совершенно не так. Случалось много всего классного, и у нас были чертовски клевые истории, мы много смеялись. Иногда бывало опасно. Часто довольно мрачно – но не всегда. Эх, если бы мне давали пятицентовик каждый раз, когда Эверетт Тру блевал у нас в фургоне… эти парни видели много всякого дерьма, но в мире дерьма было гораздо больше».
24 сентября «Nevermind» вышел в США: было продано 46 251 экземпляров – приблизительно на 953 749 меньше, чем ожидалось. Несмотря на предположение Голдберга, что «Geffen» после программы «Рокси» наконец-то понял, какого монстра держит в руках, компания по-прежнему сильно недооценивала спрос на «Nirvana». Подобная же история наблюдалась и в Британии.
– Когда «Nirvana» подписывала контракт с Геффеном, менеджером продукта была Джо Болсом, – говорит Антон Брукс. – Она привыкла иметь дело с такими группами, как «Guns N’ Roses» – и тут ей на голову сваливается «Nirvana». Сначала она вела себя как богатая девушка из среднего класса и никак не могла понять, как же с ними обращаться, но через несколько месяцев уже погрузилась в них на все сто процентов. Без нее моя работа была бы тяжелее в тысячу раз. Геффен сначала выпустил шесть тысяч альбомов. Он считал, что будет здорово, если удастся продать хотя бы две-три тысячи. Через два дня все альбомы были проданы, и «Nevermind» оказался, соответственно, лишь 34-м. Даже альбом «Mudhoney» забрался выше.
В вечер выхода «Nevermind» «Nirvana» проводила общедоступный концерт в бостонском клубе «The Axis».
– Общее возбуждение можно было потрогать руками, – вспоминает фотограф «MM» Стив Галлик. – Клуб сотрясался от энергии. Казалось, мы находимся в центре торнадо.
В небольшой VIP-зоне, не огражденной кордонами, Крист устроил прием вместе с Ким Гордон; он говорил о политике и чувствовал себя в своей стихии.
– Мы вернулись в гостиницу, – продолжает Галлик, – и они отыграли для MTV «Teen Spirit». Я думал: «Мать твою, все это плохо кончится, и очень скоро».
На следующий вечер «Nirvana» выступала в клубе «Babyhead» в Провиденсе, штат Род-Айленд, где Курт на первой же песне разбил усилитель. Далее последовали концерты в Нью-Хейвене и Трентоне, а 28 сентября они приехали в Нью-Йорк, где Курт впервые увидел себя по телевизору. Он позвонил матери, чтобы сообщить ей, что его показывают в «120 минутах», «альтернативном» шоу MTV. «Он был очень возбужден, – вспоминала Мэри-Лу. – Он весело рассказывал ей о каждом своем появлении в кадре». «Teen Spirit» попал в американскую двадцатку, и «Nirvana» отыграла акустический концерт на «Тауэр рекордз». Курт тогда извлек из фанатской торбы пачку печенья «Орео» и запил ее пакетом молока – прямо посреди выступления.
Концерт тем вечером в уютном «Marquee» был просто убийственный: с балкона бок о бок с солисткой «Breeders» Ким Дил я наблюдал, как зрители раскачивались в унисон с Куртом, Кристом и Дэйвом в вихре движений и эмоций. Гитары сменяли гитары, барабаны заглушали барабаны, неповторимо завывал бас. Весь концерт Курт смеялся. Толпа все больше сходила с ума. На высшей точке выступления, «Negative Creep», у Курта уже не осталось гитары, так что он нырнул в подхватившую его толпу, не переставая петь – только под бас и барабаны. Но все равно было ощущение, что в это время играет целый гитарный оркестр.
– Я был в шоке от того, как здорово это звучало, – подтверждает Галлик. – Обычно без гитары звук получается плоским, но тогда он был невероятно полным.
Настроение у Курта менялось с катастрофической скоростью. После приема в Филадельфии он впал в депрессию – это чувство, наверное, усилилось из-за похмелья и усталости от гастролей. На следующий день я с группой отправился на верхушку какой-то мегалитической башни на окраине округа Колумбия для интервью с коммерческим радио. Мы с Куртом отошли, оставив акул капитализма на Криста и Дэйва. Спустя годы, как немедленная реакция на смерть Курта, в моей голове закрепился этот образ группы – тот, каким я хотел бы проиллюстрировать обложку книги, которая, как я знал, никогда не появится, – Курт стоит хрупкий и маленький, с опущенной головой, терзает сигарету; и еще больше усиливает это впечатление хрупкости сияющая металлическая башня за ним.
«Ты когда-нибудь был до того на одной из сорока лучших американских радиостанций? – спросил меня позже Курт. Нет. Не думаю. – Что ж, тогда попробуй представить, что это такое. У этих парней аккуратная челочка, ровные усы прекрасной формы, они говорят голосом профессионального американского радиодиджея, понятия не имеют, кто ты, черт возьми, такой, и задают самые дурацкие вопросы из всех, какие ты когда-либо слышал. И притом ты там для того, чтобы представить свою группу, хотя я больше не хочу нашу группу представлять. По-моему, мы становимся слишком большими. Мне совестно из-за этого и совестно из-за того, что мы поддерживаем эту хреновую радиостанцию, которой нечего предложить людям, кроме коммерческой музыки. И я, подумав, решил, что не пойду туда, после чего на меня накинулись люди с лейбла и еще кое-кто. Крису и Дэйву пришлось переступить через себя и пойти на это сраное радио, потому что они обречены на это. Я, честно, больше не могу».
Вскоре после этого разговора Курт отказался давать интервью диджеям с радио, и точка.
Концерт 2 октября в вашингтонском клубе «9.30» – он расположен в очень неудачной части города, зато очень близко ко всем объектам внимания туристов в столице – вновь оказался невероятным, возможно, из-за мятежного настроения Курта. Было жарче, чем в аду, группа разогрева «Das Damen» была приглашена для отвлечения бешеных панков, и клуб был переполнен! Нырнуть со сцены было некуда, и после своих трех песен перед основной программой мне пришлось сползать с края под тяжелые шлепки Криста и Курта. «Nirvana» открыла свое выступление кавером на песню «The Vaselines», «Jesus Doesn’t Wants Me For A Sunbeam», а это… надо сказать… охренительный способ начать концерт!
До того наш коллектив чуть не выгнали из модного ресторана, который подыскал для нас сотрудник «DGC», потому что мы были «слишком грязными». А нам и наплевать – тем лучше: мы проигнорировали модную жратву, а вместо нее предпочли легендарную пиццу клуба «9.30», разделив ее с очень прикольными мамой и сестрой Дэйва. Как раз на барбекю, который устроила семья Дэйва на следующий день, Курт и рассказал мне о своей любви к Мэри-Лу Лорд.
После Вашингтона наш путь лежал на юго-восток: Джорджия, Северная Каролина и Мемфис. Когда «Nirvana» 5 октября была в Атенсе, штат Джорджия, на пирушке у гитариста «R.E.M.» Питера Бака (вместо того чтобы давать новые интервью прессе), «Smells Like Teen Spirit» вышла на пятую позицию в чарте.
Мэри-Лу Лорд вернулась в турне через несколько дней, в Огайо, и обнаружила Курта в особенно дурном настроении: он проклинал проблемы со звуком и заявлял, что предыдущий концерт был полным отстоем. Она съездила с группой в Детройт, штат Мичиган, а на следующий день отправилась на работу в музыкальном магазине в Бостоне. В тот день «Nirvana» играла в «Metro» в Чикаго, на разогреве выступали «Urge Overkill».
В то же утро Кортни Лав вылетела в Чикаго из Лос-Анджелеса.
Кортни ехала не для того, чтобы увидеть Курта Кобейна. Она состояла в свободных, ни к чему не обязывающих отношениях с Билли Корганом. Этот перелет был последним аккордом в длительных отношениях с самовлюбленным, эгоистичным фронтменом «Smashing Pumpkins». Ни Курт, ни Кортни до Чикаго не давали мне повода предположить, что как-то по-особенному относятся друг к другу – и это в то время, когда я разговаривал с Кортни по нескольку раз в день. Но Курт становился знаменитым, он был милый и чувствительный, а Кортни – настоящая секс-террористка. К тому же оба они отчаянно желали предаваться гедонизму.
– Она была с Лори [Барберо], – вспоминает Дэнни Голдберг. – Тогда я встретил Кортни едва ли не в первый раз. Она посплетничала со мной – скромная, очаровательная, прокладывающая себе дорогу в эту компанию. После концерта я минуту поговорил с ней за сценой, потом с кем-то еще, а когда обернулся, то увидел, что она сидит у Курта на коленях. Она была крупнее его, так что зрелище было незабываемое. И с того вечера они были вместе.
Кортни понятия не имела, что тем вечером «Nirvana» будет выступать в Чикаго, но в номере Коргана она обнаружила его новую постоянную подружку. Она зашвырнула туфли в окно и, таким образом, осталась босиком. И вот она взяла за десятку такси в клуб «Метро», чтобы хоть куда-то да пойти. (Собственно, Кортни появилась за 15 минут до конца, когда Курт как раз впал в свою обычную манию разрушительства.) Почувствовав, что ее презирают, она позвонила из клуба Коргану и сообщила ему о своих намерениях относительно Курта – она уже знала, как ревниво относится ее любовник к «Nirvana», – после чего сделала свой ход, который и описывает выше Голдберг.
– Там было много народу, – говорит Крэйг Монтгомери. – Были ребята из «Urge Overkill», менеджеры, думаю, что и состав «Smashing Pumpkins» без Коргана, и в ту ночь Дэйв остался ночевать у меня в номере [в отеле «Дэйз-инн» на берегу озера Мичиган], потому что Курт и Кортни устроились в том номере, который занимали Курт и Дэйв.
Концерт тем вечером прошел феерично – Курт и Дэйв соединили усилия и казнили барабанную установку с помощью остатков гитары. «Шум в воздухе стоял невероятный, – рассказывал Буч Виг Джиллиан Дж. Гаар. – Дети визжали и плакали, и почти все уже знали все песни наизусть. Я думал: „Ба, этак я золотую запись сделаю“, – и действительно, через несколько недель она стала золотой. [Альбом дебютировал в топ-200 «Биллборда» в день концерта в Чикаго на 144-м месте.] Через несколько месяцев я спросил Джона Сильву, может ли случиться так, что „Nevermind“ станет лидером чарта. Он ответил: „Никаких шансов“. Через неделю альбом возглавил чарт».
На следующее утро Кортни направилась обратно в Лос-Анджелес… наверное, потому что следующий концерт должен был состояться в Миннеаполисе, где ее уже слишком хорошо знали. Однако она, по обыкновению, взяла Курта в осаду по факсу и телефону на все следующие недели.
– Я была юристом Кортни, – рассказывает Розмари Кэрролл. – Она позвонила мне и попросила поработать с [первым мужем Кортни] Фоллингом Джеймсом. Потом она попросила меня представлять «Hole».
С Куртом я познакомилась через Дэнни [Голдберга], – продолжает Розмари. (Они с Дэнни женаты.) – Как раз тем вечером они сошлись: Кортни одолжила у меня денег на билет в Чикаго, чтобы не оставлять Курта там. Говорила ли она: «Я положила глаз на Курта и хочу все побыстрее обтяпать»? Нет. Вы же ее знаете. Она говорит постоянно, просто поток сознания, но притом она очень хорошо информирована. И вот она полетела в Чикаго – других поводов быть там, насколько мне известно, у нее не было. Я никогда больше ей денег не одалживала, да она и не просила.
– Том Атенсио очень хотел стать менеджером Кортни, вот он за нее и заплатил, – исправляет Дженет Биллиг. – Она хотела повидать Билли, а Билли или его девушка вышвырнули ее.
В Далласе, в «Trees», 19 октября – на первом техасском концерте – случился один из самых известных эпизодов в истории «Nirvana»; он сохранился для потомства на видеопленке – с того момента как вышибала первый раз толкнул Курта…
– Зал был забит до отказу, народу набралась уйма, – вспоминает Крэйг Монтгомери. – Когда «Nirvana» заводила песню, публика, как смерч, впадала в неистовство, и многим приходилось лезть по головам, чтобы не сломать ребра. Деваться было некуда, ведь охрана не пропускала их на сцену и толкала обратно. Звуковая система в клубе была слабая, особенно мониторы, и это привело Курта в настоящую ярость. Творилось черт знает что.
«Я выступал в Далласе с гриппом, – говорил мне солист „Nirvana“ в 1993 году. – Ко мне в номер приходил врач и сделал мне укол какого-то неизвестного антибиотика в задницу. Я снова напился, и вот в таком виде, под влиянием антибиотиков и бухла, я вскарабкался на сцену и отыграл четыре песни. В середине четвертой песни я взял гитару и разбил ее о мониторы на мелкие кусочки, а толпа радовалась: „Вот круто“».
– Через некоторое время Курта достали мониторы, – поясняет Крэйг, – так что он воспользовался своей гитарой как топором и оставил в них большую вмятину, после чего сошел со сцены, а за ним и вся группа направилась в раздевалку. Никто не знал, что делать. Толпа кричала, кидалась на сцену разными предметами и ожидала, когда группа вернется. Меж тем местных звуковиков и охрану все это порядком достало. Через некоторое время нам удалось настроить неповрежденные звуковые дорожки на консоли и вызвать группу обратно.
«Вышибале, который к тому же был владельцем консоли мониторов, не понравилось то, что я сделал, – продолжал Курт. – Следующие пять песен он расхаживал туда-сюда, при случае тыкая мне в ребра. Я прыгнул в толпу с гитарой [во время „Love Buzz“]. Он сделал вид, что спасает меня от злобной толпы, а на самом деле схватил за волосы и несколько раз вдарил под дых. Я огрел его грифом гитары. У него пошла кровь, и он продолжил меня избивать».
– Я читал много лжи по поводу случившегося – охранник и его дружки в Техасе наговорили всякого, – кипит от гнева Крэйг, – но я своими глазами видел, как он [вышибала] избивал Курта, когда якобы пытался втянуть его обратно на сцену, а потом я видел, как Курт хотел защититься от него гитарой – парню досталось по голове, и у него лопнула кожа. Когда вышибала увидел собственную кровь, он превратился в разъяренного быка. Группа убежала со сцены, а этот разгневанный громила за ними гнался.
Охранник дал Курту по затылку и ударил его потом уже лежачего.
– Монти, менеджеру турне, каким-то образом все же удалось вывести группу из клуба и затолкать в такси, но когда они уже были в машине, этот парень продолжал молотить по окнам, – продолжает Крэйг. – Тем временем остальные спрятались в раздевалке, надеясь, что вышибала не вернется. Было забавно и страшно. Забавно, потому что этот парень раньше был довольно приличный, он нам помогал грузиться, и я поверить не мог, что он, оказывается, такое дерьмо.
Позже Курт признался, что вел себя в тот раз оскорбительно и поймал тем вечером приступ звездной болезни.
«После концерта мы с Крисом сели в такси, – завершил свой рассказ Курт, – но тут нас поприветствовали этот долбаный вышибала и десяток его тупых дружков-металлюг в футболках „Iron Maiden“ и „Sammy Hagar“. Вышибала разбил себе руку об окно и чуть не задохнулся от злобы. Мы же не могли двинуться, потому как застряли в пробке. После двадцати минут игры в кошки-мышки мы скрылись в ночи».
А тем временем «Nevermind» со 144-го места взобрался на 109-е.
«Nirvana», «Hole» и «Sister Double Happiness» играли в клубе «Iguana» в Тихуане, Мексика, 24 октября – еще один пугающий концерт. Ребятня прыгала с 18-футовых балконов на спины других зрителей, многих едва не раздавило на обезумевшем танцполе, а охрана топталась рядом, не в силах ничего предпринять. На сцене было полно фанатов.
– Это было ужасное местечко, – вспоминает Крэйг. – Всё из бетона. Несколько уровней, никакой охраны. Каждый раз, когда приходилось там играть, мы убеждали себя, что нужно просто пережить этот вечер и вырваться из этого ада. В «Iguana» проходило множество концертов. Он представлял собой заброшенный недостроенный гипермаркет, и были в нем только бакалейный магазин да мексиканский ресторан в американском стиле – для гринго, наверное. Он рекламировался как милое местечко; и вот однажды «Nirvana» зашла туда поесть. Крист спросил меню, и оказалось, что оно только на испанском языке.
На следующий день «Nirvana» играла в «The Palace» в Голливуде, выступая хедлайнерами на благотворительном фестивале «Рок за выбор». Также в программе принимали участие «L7», «Hole» и «Sister Double Happiness».
– Дэйв был дружен с одной девушкой из «L7» [Дженнифер Финч], – говорит Дэнни Голдберг. – Джон и Дэйв хотели, чтобы они сыграли на этом концерте; потом позвонила глава организации «Феминистское большинство» и попросила позвать «Nirvana». Это соответствовало ценностям Курта. Он был убежденным защитником феминизма.
Лос-анджелесская рок-элита поднялась на уши: барабанщик «Mötley Crüe» Томми Ли плакался всем, кто готов был слушать, что ему придется платить, Аксель Роуз о чем-то договаривался за сценой с президентом «Geffen». Курту на самом деле совсем не хотелось иметь дело с такими одиозными персонажами мачистского рока, так что он незаметно выскользнул и стоял, никем не узнанный, у двери раздевалки. Новые «фанаты» «Nirvana» не обращали на него никакого внимания: ведь они понятия не имели, как он выглядит. Даже тогдашние короли металла «Metallica» прислали факс: «Мы действительно думаем, что „Nevermind“ от „Nirvana“ – лучший альбом года. Давайте как-нибудь встретимся. Кстати, Ларс [Ульрих] вашу группу ненавидит».
Казалось, металлический мир старался привязать к себе новых героев, заявить на них права. В день концерта в «The Palace» Крист и Курт записали отрывок для шоу MTV для металлистов – «Бал хайратых». Курт надел по случаю новое желтое платье – «это же бал», как он объяснил тогда.
В тот вечер была Кортни: они с Куртом провели вместе всю ночь до концерта – «пили и трахались», по словам Курта. «Это был наш романтический период», – смеялся он. Есть милая, но, вероятно, придуманная история, которую Кортни рассказала журналисту из Сиэтла, о том, как Курт помог ей закинуться в отеле героином – у Кортни, видимо, была боязнь иголок, – после чего парочка отправилась на прогулку и наткнулась на мертвую птицу. Курт вырвал у нее три пера, передал одно Кортни, а одно оставил себе. «А это, – пояснил он, показывая третье перо, – для ребенка, который у нас будет». Как прекрасно.
Если быть более прозаичными, то Монти Ли Уилкс вспоминает, как парочка тусовалась на заднем сиденье автобуса, окружала их груда старых пивных банок и пустых пакетиков из-под чипсов – как королевская чета в изгнании. «Они выглядели просто жалко», – хмыкнул он.
Курт мечтал о рок-н-ролле и ненавидел себя, потому что воспитание, полученное в Олимпии, осуждало тот путь, которым он собирался следовать в жизни, и для творчества ему требовались гнев и лишения. Успех должен был бы наполнить его уверенностью, но уверенность – это последнее, что ему было нужно. А нужны ему были развлечения, нужен был вызов, даже если вызов этот бросал его в героиновые, нереальные миры и отвратительные дрязги.
Подход Тоби был слишком крутым даже для него, а Трэйси, напротив, оказалась чересчур спокойной, но уж Кортни-то была панком с ног до головы – всегда готовая к спорам и противоречиям, она фонтанировала идеями, была экстравагантной, забавной и быстро вспыхивала, но еще быстрее отходила. Один из бывших любовников Кортни признался мне, что та была гением в области самых диких любовных фантазий и их воплощения. У нее не было сомнений и моральных убеждений. Она могла действовать импульсивно, особенно если скучала – помню, как переносил ее через грязь на Редингском фестивале 1995 года; она была на высоких каблуках и кричала на охрану, потому что пропусков у нас не было. Потом она запрыгнула на сцену и стала толкать знаменитостей и раздавать им пощечины. Я никак не мог вмешаться, потому что предварительно выпил бутылку водки.
Курту нужна была панкушка-подружка, собственная Нэнси Спанген – что потом пошло Кортни во вред. Но для нее это выглядело удобным и несложным вымыслом, которым можно было жить. Суть дела заключалась в том, что ни Кортни (слишком мейнстримовая, классическая голливудская блондинка), ни Курт (слишком бескомпромиссный, чувствительный и удрученный мириадами собственных противоречий) нисколько не годились на роли Сида и Нэнси, но приняли их на себя, потому что в то время эти маски им подходили.
Однако Кортни не приучала Курта к героину: даже Крист Новоселич, человек, у которого больше причин не любить Кортни, чем у большинства людей, свидетельствует в ее пользу. В 1989 году она сидела на игле, но старалась освободиться. Как раз из-за Курта Кортни снова подсела на героин. Он писал в своих дневниках, как начал ежедневно принимать героин во время турне «Sonic Youth», чтобы облегчить боли в желудке. «Много раз я был в прямом смысле обездвижен, валялся в постели неделями, блевал и голодал, – писал он о своих желудочных проблемах. – И я решил: раз я чувствую себя как торчок, то можно и впрямь им стать».
Кортни употребляла героин как социальный наркотик – и была способна (или, по крайней мере, так говорила) контролировать его – а не он получал контроль над ней. Для Курта героин был следствием личных проблем, способом отгородиться от окружающего мира.
Я: Вы знали о проблемах Курта со здоровьем? Например, с желудком.
– Он никогда не объяснял своих симптомов, – жалуется Кэрри Монтгомери. – Просто говорил: «У меня все горит в желудке, меня тошнит». Вот так. Он блевал перед каждым концертом, но так бывало у многих. Марка [Арма] часто рвало. Так что меня это не удивляло.
Как-то мы были в Ванкувере [30 октября] в одном номере, – продолжает она, – и он долго жаловался на боли в спине, так что я решила попробовать на нем массаж. Я положила его на пол, обложила всякими подушками, а он говорит: «Не-а, не надо. Я уже пробовал…» Похоже, его совершенно не впечатлили мои усилия. Мы сидели тогда на двух двухъярусных кроватях в одной комнате, как [звезды сериала «Я люблю Люси»] Люси и Рикки, и курили одну сигарету на двоих, и он сказал: «Черт, чего только не сделаешь за сигаретку!»
26 октября альбом перепрыгнул еще через 44 позиции и стал 65-м. По одному сообщению, Курт в тот вечер на концерте в Сан-Франциско выглядел не особо заинтересованным. Группа оделась в красные и черные махровые халаты с логотипами «Nirvana» на спине в знак уважения к Биллу Грэму, легендарному сан-францисскому музыкальному промоутеру, который умер предыдущим вечером и который выдал им когда-то эти халаты. Большую часть вечера Курт падал вместе с микрофонной стойкой. На следующий день «Hole» и «The Wipes» выступали вместе с «Nirvana» в «The Palace» в Лос-Анджелесе.
29 октября «Nevermind» получил золотой статус (в США было продано 500 000 экземпляров) – «Nirvana» узнала об этом случайно, от Сьюзи Теннант на концерте в «Фокс-театре» в Портленде.
– Она думала, что они уже в курсе, – ан нет, – объясняет Ким Уорник. – Получилось довольно бесцеремонно, хотя она вовсе не нарочно. Она подошла к Кристу и поздравила его. Он спросил с чем. И очень заволновался, когда узнал.
Три следующих концерта «Nirvana» должна была провести на разогреве у «Mudhoney», но из-за всей этой шумихи по поводу «Nevermind» статусы, похоже, нужно было несколько пересмотреть.
– Когда вышел «Every Good Boy Deserves Fudge» и на подходе был «Nevermind», и мы, и они отправились в отдельные турне, – вспоминает Дэн Питерс. – Мы собирались вернуться в Портленд и Сиэтл, чтобы отыграть вместе пару концертов. Мы двигались по турне, и все было круто. В каждом гребаном клубе, в котором мы выступали, случалось следующее: [имитирует рифф из «Smells Like Teen Spirit»]. Да-да, в каждом гребаном клубе. Было супер. Чувствовалось, что что-то происходит.
Как вам это?
– Было на самом деле круто, – смеется барабанщик «Mudhoney». – Мы психовали по их поводу. Когда мы добрались до Портленда, то поняли: «Mudhoney» не быть хедлайнерами.
Многие считают, что концерт в Сиэтле в «Paramount» 31 октября, с «Mudhoney» и «Bikini Kill» на разогреве, стал концом эпохи. «Nirvana» окончательно вошла в моду. Начинался второй взрыв гранжа. Джон Сильва нанял операторскую бригаду для видеосъемок, и в качестве частичного возмездия «Bikini Kill» расписали себе фломастерами тела неприличными словами – а Курт вдруг по приколу предложил своим друзьям Иэну [Диксону] и Никки [Макклюр] станцевать на сцене с «Nirvana».
– Очередное свидетельство того, что «Nirvana» – феминистская группа, – комментирует Рич Дженсен. – Иэн и Никки были просто ребята, парень и девушка из Олимпии. Они танцевали здорово, то есть со всей страстью, но вовсе не были стриптизерами. «Nirvana» не была мачистской группой и не желала, чтобы их танцоры кого-то заводили.
Наверное, странно выглядела эта парочка: Иэн в темных очках, копирующий своим костлявым телом движения шестидесятых, и Никки, бесстрашная, погруженная в свой личный мирок. Никки убедила Иэна надеть футболку со словом «парень», написанном большими буквами, а сама, соответственно, могла похвастать надписью «девушка». «Gold Mountain» позаботилась, чтобы камеры держались от парочки на возможно большем расстоянии.
– Джон Сильва подходит ко мне, когда мы собирались выйти на сцену, и говорит: «Я не для того вбухал в съемку четверть миллиона долларов, чтобы из-за вас все провалилось!» – восклицает Иэн. – А я ему: «Да пошел ты, Джон. Я не на тебя работаю. Меня попросил Курт».
– Звукозаписывающий лейбл, неведомый «Nirvana», организовал большую съемку, – вспоминает Чарлз Питерсон. – Было шесть парней, они бегали, все в черном, с передвижными 35-миллиметровыми камерами, и я сказал что-то вроде: «Да уж, это начало конца». Все это было очень несправедливо по отношению к местной публике, потому что весь концерт был изгажен: он вонял деньгами.
Перед концертом Курт пошел прогуляться с Кэрри Монтгомери, чтобы купить новых носков и трусов в «Бон марше», где певец водрузил на прилавок свои старые туфли, чтобы отсчитать денег на оплату приобретений.
– Он стал очень неторопливо разворачивать деньги, – со смехом рассказывает Кэрри, – казалось, он их будет целую вечность пересчитывать. Из купюр сыпалась какая-то труха; продавец смотрел на него как на бомжа.
В тот же вечер, – продолжает она, – мы пошли в центр купить ему костюм на Хэллоуин. В универмаге «Уэстлейк» был музыкальный магазин с кучей постеров «Nirvana». Курт был в шоке. Потом мы подошли к банкомату, он снял немного денег, получил чек и опять был шокирован – он понятия не имел, что у него столько денег. Мы пошли в секс-шоп и купили надувную куклу, и он надел ее на себя. Тогда я жила в гостинице Курта в центре, вместе с подругой и Тоби Вэйл. Они в конце концов взяли другой номер. А мы всю ночь крутили MTV, и там без конца показывали «Nirvana». Я просыпалась и думала: «Дурдом какой-то».
– Мне чертовски не понравился концерт в «Paramount», – комментирует Роб Кейдер, а затем ошибочно прибавляет: – «The End» отправила на сцену своих танцоров, и я подумал: «Ну и дрянь!» Из-за этого все стали думать: «Эти парни теперь, мать их, рок-звезды». И тон высказываний публики меня разочаровал.
На следующий день Тоби уехала в Вашингтон.
Через два дня после концерта в «Paramount» «Nirvana» улетела в Европу. «Nevermind» вошел в топ-40 «Биллборда» и пребывал там на 36-м месте.
В свой первый приезд в Лос-Анджелес я посетил Диснейленд. Незабываемые остались впечатления от того, как буйствуют у себя американцы. Я провел там восемнадцать часов, а чтобы попасть в «самое счастливое место на земле», мне пришлось изобрести авиакатастрофу. Я возвращался туда позже по меньшей мере дважды – с «Hole» и с «Melvins». С такой сдвинутой группой, как «Hole», попасть в Диснейленд было особенно забавно.
– Как сейчас помню, что Кортни настояла на том, чтобы сидеть всю поездку рядом с тобой, хотя тогда и гуляла со мной, – говорит Эрик Эрландсон. – Я был убежден, что тебя она тоже трахнула – после первого же интервью она переоделась в твой халат. Она велела мне молчать по поводу наших связей с тобой. Я молчал год, а потом мы здорово поцапались, и Кортни бросила мне в окно машины урну с мусором. Тут уж тяжело хранить какие-либо тайны.
Она переехала ко мне в тот же день, когда мы влюбились друг в друга, в День святого Патрика в 1990 году, – продолжает он. – В то время мы записывали «Retard Girl». Она позвонила своему мужу Джеймсу и сказала, что домой не вернется. А когда мы встретили тебя, это было началом конца. Как только все стало настолько серьезно – то есть теперь она вела беседы с журналистами, – был разработан настоящий свод новых правил. Помню, как во время первого интервью ты все время задавал мне какие-то странные, прибабахнутые вопросы вроде «Как вы переносите перелеты?» – а я хотел тебя убить. Мне было очень неприятно, как она использовала свой шарм, чтобы добиться от тебя того, что ей нужно.
В то время Эрик работал на «Capitol Records». Оттуда он переслал мне два первых сингла «Hole».
– Когда я впервые встретил Кортни, я был в восторге от того, какая она чокнутая, – вспоминает гитарист, – и просто в непередаваемом ужасе от ее поведения. Она придиралась ко мне, когда я постоянно выглядывал из ее номера, потому что машина у меня все время была неудачно припаркована. Я весь был в ней, но все-таки не окончательно сошел с ума и периодически размышлял, как бы от нее сбежать. Наверное, это отличная метафора для наших отношений – и тебя, кстати, это тоже касается. Но, конечно, оба мы навеки засели бы в ее номере.
В первый раз, когда «Hole» играли в Англии, они были хедлайнерами на фестивале «Camden Underworld», где воинственная толпа, накачанная наркотиками и выпивкой, пристала к Кортни. Она спрыгнула со сцены, когда на помост вскочил Эрик; Кортни все еще играла на гитаре, ее платье было порвано. Маленькая Делия лупила по щиколоткам мужланов вдвое ее больше; Кортни громко звала меня, как будто я был во всем виноват. Наши друзья чуть не плакали со злости. После концерта двое из нас спрятались под столом у нее в раздевалке, пока ее друг Билл (тот, что с чудовищными усами) отражал наскоки любопытных. Кортни подарила мне кольцо со своего пальца как обещание. Я прилежно носил это кольцо многие месяцы, пока оно не сломалось: кольцо было игрушечное.
Почему я был с Кортни? Ну а как противостоять телефонным звонкам с бесчисленными сплетнями, которые длятся по три часа пять дней в неделю и заканчиваются обычно в четыре утра, притом иногда к ним еще и песни прилагаются? Однажды Кортни оставила Курту сообщение, в котором хвастала, что я сделал ее звездой, а потом познакомил пару. Я записал его на автоответчик. После этого первой, кто мне позвонил, была, конечно, Кортни. После недолгого замешательства она вновь заговорила как ни в чем не бывало.
Вы можете противостоять искушению сеять панику и скандал на каждом шагу? Если да, то вы скучнее, чем я о вас думал.
Я был рядом с Кортни, потому что с ней было весело. Я даже не сознавал, как она выглядит, потому что был влюблен в ее музыку.
Нижеследующее взято из расшифровки интервью, записанного во временном пристанище Курта в Лос-Анджелесе, на той же улице, где проходило лос-анджелесское восстание Родни Кинга.
Интервью частично крутилось вокруг десятки любимых альбомов Курта. Список начинался дебютным альбомом «The Breeders» «Pod» – Курт скрупулезно делал в дневниках записи о каждом альбоме. Та, что о «The Breeders», гласила: «Эпично и не даст забыть свою бывшую девушку».
– В то время я вовсе не имел в виду, что альбом напоминает мне о бывшей девушке, – пояснял Курт. – Просто когда девчонки собираются вместе в «The Breeders», от них исходит такой… аромат их бывших парней.
– «The Breeders» – одна из твоих любимых групп. Что тебе в них нравится?
– Прежде всего, это их песни, то есть то, как они организованы, – это просто уникально, очень специфично. Надеюсь, Ким позволят написать еще песен для «Pixies», потому что их лучшая песня – это «Gigantic», а ее написала Ким. Мне близок их подход. «Doe» [«Лань»] – песня про то, как девушка подставляет голову парню, а он ее гладит, как лань, очень забавно. Они сильные женщины, хотя это не так уж заметно. Они вовсе не хотят подчеркивать свою силу. Можно понять, однако, что они ничем не отличаются от мужчин.
– Но тебе больше нравятся люди женственного типа? То есть маскулинную фазу ты уже прошел?
– Да, я прошел через эту стадию лет пять назад. Я преодолевал ее большую часть своего юношества – хотел выглядеть самцом и плевать на феминизм, но я сам всегда был более женственного типа. Мне больше нравилось общаться с девушками, а в детстве я любил более мягкую поп-музыку, пока не стал подростком и не начал курить травку. Тут у меня в железах заиграли гормоны, появилась растительность на лице. Нужно было куда-то девать самцовые наклонности, так что я стал слушать «Black Sabbath».
– Мне часто казалось, что проблема раннего панка состоит в том, что он в основном игнорировал женщин. Считалось, что так и надо, но ведь это исключало половину потенциальной аудитории.
– Да, точно. И это я осознал много позже, потому что не успел застать панк-движение семидесятых. Помнишь, на живой записи «Dead Boys» – «Night Of The Living Dead» – солист изрыгает что-то про то, как девчонка сосала ему на сцене. Это общепринятая практика в панк-роке.
– Когда переключаешься на MTV, то думаешь, что мир металла по-прежнему привязан все к тем же набившим оскомину ценностям.
– Ситуация немного улучшается благодаря таким группам, как «Soundgarden». У них хороший имидж, здоровый феминистский подход, но и металл никуда не исчезает. Возможно, другие последуют за ними. Даже «Pearl Jam», которые еще в прошлом году на Сансет-Стрип позиционировали себя как представители мачистского рока, теперь меняются.
– Что значит для тебя феминизм?
– А для тебя?
– Я первый спросил!
– Это не столько идеал, сколько чувство. Мне следовало бы быть феминистом в политическом смысле, говорить о сущности феминизма, поддерживать его. Но я не хочу пускаться в проповеди. Не думаю, что феминизм все еще существует, по крайней мере, как движение, которым был в семидесятых, но сейчас люди воспринимают его серьезно – и коллективно, и каждый по отдельности.
– Как ты думаешь, что стало в твоей жизни главным результатом твоих феминистских взглядов?
– Э… ну, просто повседневная жизнь, я стараюсь не оскорблять женщин и не поддерживать сексистские действия, сам знаешь. Просто помнить об этом, а не так, чтобы подозрительность переходила в какую-то манию, паранойю и навязчивый страх обидеть женщину. Над многими сексистскими шуточками смеюсь и я, в этом до какого-то предела нет ничего страшного. Но я знаю, что есть люди, которые хвастаются богемным образом жизни, а при этом круглые сутки носят маску такого мачо из рабочего класса. Но я заметил, что стоит кому-то такую маску немного поносить, как он превращается в быдло.
– Определенно согласен с тобой. Это одна из главных причин, по которой пару лет назад я рассорился с «Sub Pop».
– Во-во. Потому-то я никогда особо не ладил с ребятами из «Sub Pop».
– Какое-то время это забавно, а потом начинаешь гадать, действительно они так думают или нет – или, вообще, имеют ли какое-то значение их настоящие убеждения. «Dwarves» – отличный пример тому: их солист умный и забавный, но по его поведению на сцене ни о чем таком не догадаешься.
– Есть еще такая позиция, которую я, типа, уважаю. Бывает, люди идут наперекор себе, все время ведут себя как мудаки или идиоты, хотя в действительности они умны. Позиция в том, что в таком поведении нет смысла. Это такой нигилистский жизненный путь. Нет смысла стараться быть человечным, потому что весь мир идет наперекосяк. Это такой классический панк-роковый подход, но мне кажется, что очень скучно много лет быть Джонни Роттеном. Я не имею в виду, что Джонни Роттен когда-либо был сексистом… Я имею в виду отрицание, недопущение страсти как таковой, непризнание того, что мир может быть прекрасен.
– Да, в том и дело. Если убрать энтузиазм, то многое потеряешь. Феминизм, как мне кажется, заключается в том, что женщины берут все в свои руки, а я не мешаю им это делать. Женщины должны контролировать собственную жизнь, а мужчины не имеют права вмешиваться.
– Да, полностью с тобой согласен.