Двое мужчин представились хорадримами, а на их сумках был вышит знак ордена. Судя по скромной одежде, это были простые ученые: светло-коричневые мантии, накинутые поверх серых туник, подпоясанных ремнем, на ногах сандалии. Ходили слухи, что где-то в Кеджистане образовался новый клан ордена, а совсем недавно в Вестмарше некромант наткнулся на качественную копию хорадримского писания. Владелец книжной лавки утверждал, что тот был якобы отправлен из Геа Кула. Однако истинный орден прекратил существование много лет назад.
Тот, что пониже ростом, едва не потерял очки, когда отпрянул от черепа, и теперь, часто моргая, водрузил их обратно на нос.
– Кто – что – вы такое?
– Судьба сыграла со мной злую шутку, когда я грабил затерянный город, – ответил череп. – Этого славного малого, что угрожал тебе ножом, зовут Зейл. Он призвал мой дух, чтобы я помог ему отыскать нужное место.
– Достаточно, Гумберт, – сказал некромант. Ему было не по себе в подобном месте, хотя он никак этого и не показывал. Тристрам был навечно связан с такой тьмой, с которой даже ему бы не хотелось сталкиваться. «В городе поселились хаос и разрушение, – подумал он, – а эти двое хотят найти здесь ответы».
Зейл с грустью вспомнил прошедший год. Он не часто судил о своей жизни, опираясь на прошлое или полагаясь на судьбу. Ему придется покинуть этот мир, лишь когда настанет его час, и ни минутой раньше. Но похоже, в последнее время хаос получил полную свободу действий. Отсутствие камня мироздания все еще влияло на мир смертных: полчища демонов продвинулись как никогда далеко на восток и теперь угрожали его родине в восточных джунглях. Он и его братья давали им отпор, но Зейл вновь оказался далеко от дома, пытаясь отыскать причину нарушенного Равновесия. Он чувствовал, что источник мятежа находится на западе, и что два малых воплощений Зла, Белиал и Азмодан, покинут Преисподнюю и вторгнутся в Санктуарий.
Когда Калдей едва не пал жертвой козней Белиала, Зейл сражался на стороне света, хотя ему так и не довелось встретить людей, свергнувших Владыку Лжи. Слухи о демонах, собранных воедино в одержимой душе хранителя и прорвавшихся через Алмазные Врата Небес, заставляли его опасаться, что Великий Цикл Бытия будет навечно изменен.
Но если подобное вторжение случилось, прислужники Преисподней, должно быть, были свергнуты ангелами-защитниками – в противном случае земля под ногами людей раскололась бы на части. Вместо этого мир вновь стал приходить в себя. Некромант покинул Калдей в поисках ответов и оказался в Вестмарше.
Когда Зейла призывали туда в последний раз, он чуть было не погиб от лап паукообразного демона Астроги. А еще, хоть Зейл и ненавидел в этом признаваться, он влюбился. С некромантами подобное случалось нечасто, ведь такое чувство делало их уязвимыми. Покинуть Сейлин было самым сложным поступком за всю его жизнь, но это было необходимо. Жрец Ратмы работал в одиночку.
«А ведь мне так хотелось вернуться». Может, все дело было именно в Сейлин. Если так, то он нарушил главное правило жрецов, поставив свои нужды выше призвания, – и совершил ужасную ошибку.
Он чувствовал растущее беспокойство гордого народа Вестмарша. Хоть большинство горожан и относилось к таким, как Зейл, с подозрением, он услышал достаточно, чтобы уловить суть: ходили слухи о незаконном религиозном ордене, который быстро набирал сторонников и силу, из-за чего между ними и стражей росло напряжение. И как всегда, говорили об исчезновениях чьих-то родственников.
Зейл не стал терять время и отправился на поиски леди Сейлин, убеждая самого себя, что у нее есть важная информация, которая поможет ему найти ответы на вопросы. Гумберта это не обмануло: он знал, что истинная причина скрыта в темных глубинах сердца Зейла. Сейлин никогда не была замужем, и несмотря на недовольство Генерала Ториона по поводу возвращения некроманта, ее чувства к нему были столь же очевидны.
Когда Зейл отыскал ее, теперь уже придворную даму, казалось, что разлуки и вовсе не было. Она сказала, что прощает его за то, что он ее бросил. Она всегда надеялась на его возвращение и никогда не преставала ждать.
А затем, однажды ночью, за ней явились темнокрылые существа.
Неожиданно для него самого, Зейла охватила дрожь. Легкий трепет эмоций не заметил бы никто, кроме другого служителя Ратмы, ну и возможно, Гумберта, который был ему ближе любого живого существа. Но это напомнило некроманту о слабости, делающей его уязвимым.
Еще он искренне сожалел о том, что сделал после того, как не смог спасти ее. Ему не следовало позволять личным переживаниям влиять на себя.
– Этому миру грозит новая опасность, – сказал ему дух Сейлин, – и все прочие напасти меркнут перед ней, ибо ее единственная цель – стереть человечество с лица земли. Тебя призывает в старый собор Тристрама очень могущественный смертный. Он попросит тебя присоединиться к нему в опасной миссии. Ты должен последовать за ним и найти кузнеца Борада в Брамвелле. У него хранится ключ, который ты ищешь.
Зейл не сомневался в ее словах, это было не в его характере. Судьба ожидала его здесь, среди руин. Теперь, спустя почти месяц, боль от потери стала сильнее, чем когда-либо. Некроманты не должны воспринимать смерть как трагедию, но Зейл оплакивал Сейлин как никто другой. Именно бессмертная любовь к ней и привела его в это заброшенное место.
«Если не можешь отыскать путь, – утверждал Ратма, – подожди, и путь отыщет тебя».
– Хорадрим, говоришь? – продолжил череп, возвращая Зейла из его темных воспоминаний. – Я не слышал о вам подобных со времен падения Тристрама. Ты уверен, что не одержим?
– Прошу простить моего спутника за прямоту, – сказал Зейл. – Но учитывая обстоятельства, думаю, что это оправдано. Что же касается моих намерений, могу задать вам тот же вопрос.
Эти двое быстро справились с испугом, но продолжали смотреть на некроманта с оттенком отвращения и держались на расстоянии. Зейл привык к подобному: жрецам Ратмы в этих краях не доверяли, а их темное искусство всегда вызывало в профанах страх. Некроманты забавлялись с жизнью и смертью, манипулируя разделяющей их гранью. Когда ты поднимаешь духов умерших, сложно завести много друзей.
– Мы ищем место упокоения основателя нашего ордена, Декарда Каина. – Тот, что пониже, приблизился на шаг. – Меня зовут Каллен, а это Томас. С нами также путешествует монах из Ивгорода.
Зейла удивила эта новость. Он не заметил больше ничьего присутствия, а это означало, что монах действительно очень искусен.
– Ты позволишь? – любопытство Каллена явно пересилило отвращение. Он взглянул на Гумберта, а затем на некроманта. С секунду Зейл колебался, но все же передал мужчине череп.
– Поразительно, – сказал хорадрим, крутя в руках Гумберта и вызывая удивленное восклицание, а затем и поток проклятий от последнего. Каллен быстро вернул череп и вытер руку о тунику, словно та была запачкана в грязи. – Я конечно изучал подобное, но не думал, что увижу своими глазами…
Его слова прервал шум, исходивший от развалин собора. За восклицаниями последовал звон мечей, разливавшийся по разделявшей их неглубокой низине. Зейл сунул Гумберта обратно в мешок на поясе и вытащил костяной кинжал, в то время как Томас и Каллен бросились вперед и вниз по склону, ведущему к соседнему холму.
Деревья цеплялись за одежду мертвой хваткой, а земля под ногами была усыпана камнями и комьями черной земли, которые затрудняли движение. Но Зейл двигался быстро и изящно, его ботинки легко находили островки твердой почвы, так что он явно опережал остальных.
Только они приблизились к следующему холму, как звуки борьбы резко умолкли. По долине пронесся порыв ветра, вокруг закружилась пыль. Зейл на мгновение замер, уступая дорогу вихрю. Когда небо прояснилось и вновь показалась луна, с противоположной стороны склона навстречу им вышли четыре фигуры, возглавляемые ивгородским монахом. Его лысая голова блестела от пота, одежды обтягивали мускулистую грудь, на талии красовался желтый пояс, а на предплечьях сияли наручи. Шею украшала нить деревянных бус. По мнению Зейла, это выглядело весьма внушительно. Монах двигался уверенно и целеустремленно, в каждом шаге чувствовалась сила.
«Воин, которого лучше иметь в союзниках».
Остальные трое следовали за ним: чародейка рядом с худощавым мужчиной со светлыми волосами, в поношенной одежде кочевника, и чуть в стороне от них – женщина-варвар, возвышавшаяся над своими спутниками по крайней мере на фут. Впечатляющие изгибы ее тела подчеркивали доспехи, которые облегали грудь и талию, оставляя бедра обнаженными. На плече она без всяких усилий несла боевой топор, который, должно быть, весил столько же, сколько сам Зейл.
– Что происходит? – пожаловался голос из мешка. – Как насчет небольшой сводки новостей? В этом месте явно присутствует темная магия. Если хочешь схлопотать стрелу, я бы предпочел об этом знать!
Зейл оглянулся на Каллена и Томаса, которые почти догнали его.
– У нас гости, – сказал он. – В этот раз позвольте взять слово мне.
Монах по имени Микулов был удивлен, обнаружив троих новоприбывших, приближающихся с другой стороны развалин.
Чародейку звали Шанар, худощавого блондина – Джейкоб, а женщина-варвар представилась как Джинвир. «Она явно старше, чем казалась на первый взгляд, – подумал Зейл, – но выглядит неплохо». Блондин выглядел слегка потрепанным, а вот чародейка, самая молодая из всех троих, была стройна и удивительно прекрасна.
Их тоже призвали сюда по какой-то неведомой причине.
– Хрустальная Арка Небес послала мне песню-резонанс, – объяснила Шанар, после того как все представились. – Я могу настроиться на нее и почувствовать резонанс… она говорит со мной. Не знаю, как это понятнее объяснить.
– Я изучал тексты, описывающие Арку, – сказал Каллен, его глаза заблестели. – Легенды гласят, что из резонанса рождаются ангелы. Декард утверждает это в главном писании нашего ордена. И ты нашла способ почувствовать резонанс здесь, в Санктуарии?
Шанар кивнула:
– Песня проходит через всех нас, таинственным образом творя судьбы смертных – ее вибрации, как извилистые пути, окутывают нас, их можно почувствовать лишь в эфемерном пространстве. Большинство людей не способно на такое. Песня привела меня в Тристрам. Их присутствие… – она указала на Джейкоба и женщину-варвара, – было необходимым условием. Резонанс ясно дал это понять.
Казалось, что Джинвир больше остальных опасалась некроманта – ее руки с силой сжимали боевой топор.
– Что он здесь делает? – спросила она у Шанар, свирепо глядя на Зейла. – Ты сказала мне, что мы нужны для спасения Санктуария от зла, и ты знаешь, что я буду биться до последней капли крови. Но я не подписывалась на то, что в нашей команде будет кто-то вроде него.
Варвары были суеверным, глубоко религиозным народом, слепо преданным своему делу – защите камня мироздания. После того, как гора Арреат была разрушена, а камень – потерян навсегда, большая часть варваров стала искать причины ввязаться в любой конфликт, стремясь заполнить пустоту в сердце. Лишенные возможности упокоить истинных воинов на склонах их любимой горы, они превратились в странников, и смерть больше не была для них тем интимным таинством, которое они стремились понять.
– О, пожалуйста, я не причиню тебе вреда, – сказал Зейл. – Я здесь с той же целью, что и ты – сразиться с тьмой и восстановить Равновесие.
– Тьфу! – женщина сплюнула на землю. – Только посмей плести свои темные чары вокруг меня – сразу узнаешь вкус моего топора. Я спрошу тебя снова, некромант: что ты делаешь в Тристраме?
– Охотится на варваров, – сказал Гумберт из сумки Зейла. – Еще вопросы?
Варвар замахнулась своим оружием, держа его обеими руками прямо перед собой.
– Кто это сказал? – произнесла она, яростно крутя головой во все стороны. – Покажись!
Зейл вздохнул. Он попытался выдавить легкую улыбку – скорее для того, чтобы успокоить варвара, а не из дружелюбия. Но улыбаться было ему не свойственно, и судя по ее реакции, улыбка вышла скорее похожей на оскал. Он сожалел о попытке Гумберта пошутить и не испытывал особого удовольствия от того, что остальные чувствовали себя неловко, однако пока не был готов открыться перед ними. Эта случайная встреча казалась исключительной удачей. Зейл был уверен, что вскоре станет известно куда больше, а до тех пор он станет хранить молчание.
Словно в ответ на его мысли, в темноте вспыхнул яркий свет, явив очертания остатков собора с другой стороны. В этот момент Равновесие пошатнулось; Зейл почувствовал дрожь во всем теле и пробормотал проклятие, услышанное от Гумберта, который был куда более восприимчив к подобным переменам, нежели смертный. Это означало присутствие чего-то не из их мира – чего-то могущественного, что находилось в союзе с Небесами или Преисподней и угрожало естественному Равновесию между светом и тьмой.
Кто или что это было, он сказать не мог, но чувствовал, что скоро все прояснится.
Монах повел отряд обратно к холму. Они добрались до вершины, когда свет уже начал гаснуть, огибая развалины собора и направляясь к кладбищу на другой стороне. Камни криво лежали по всем сторонам, отметины на них стерлись до слабых линий неясных очертаний. Глаза каждого странника были устремлены туда, где должен был находиться вход на кладбище.
Колонна из свежего белого камня, высотой в два человеческих роста, возвышалась над землей. Идеально вырезанный монумент, квадратного сечения с пирамидальной вершиной, на которой был выгравирован символ – тот же знак, что красовался на сумках мужчин.
Знак хорадримов.
Ветер переменился, и до отряда донесся запах горелого дерева. Остатки костра нашлись у подножия монумента. Томас и Каллен бросились вперед, остальные последовали за ними, оставив Зейла на краю кладбища. На миг в мире воцарилась тишина.
– Они что, бросили нас?
– Они ушли недалеко, Гумберт, – тихо ответил Зейл. – Пожалуйста, не нарывайся. У меня и без того хватает забот, чтобы объяснять еще и твое своеобразное чувство юмора.
– Это наименьшая из твоих проблем, – донесся из мешка приглушенный голос Гумберта. – Прости конечно, но ты ведешь себя безрассудно. Сначала бросаешься в погоню за убийцами Сейлин…
– Это не твое дело, – отрезал Зейл. В его голосе слышалось раздражение.
– И все же я скажу. Мы слишком долго пробыли вместе, чтобы ты мог затыкать меня. Ты потерял ее, и это ужасно. Я тоже терял женщину, которую любил… – череп на мгновение замолчал. – Тебе не следовало вызывать ее дух и срываться с места. Это привело нас сюда, в эту жуткую дыру, где земля залита человеческой и демонской кровью. Приезд сюда не вернет Сейлин, а ты вдобавок связался с кучкой бродяг и воров, не думая о нашей безопасности. Можно подумать, что ты решил приблизить свою кончину.
– Речь идет о восстановлении Равновесия между порядком и хаосом. А мой час настанет…
– …когда придет время и ни минутой раньше, – перебил его череп. – Конечно, так и будет. Но может, час настал прямо здесь и сейчас, а? Может, ты только этого и ждешь?
Зейл был вынужден признать, что Гумберт прав. Некромант вдруг вновь почувствовал, как его кожу покалывает; точно такое же чувство, что и несколько мгновений назад, но в этот раз немного сильнее. Рядом находился кто-то еще – кто-то очень могущественный. Равновесие было под угрозой, но принадлежало это существо свету или же тьме, пока неясно.
Он подошел к остальным, собравшимся вокруг монумента. Монах и его спутники, казалось, были вне себя от горя. «Здесь покоится предводитель хорадримов Декард Каин», – подумал Зейл. Но если они пришли возвести гробницу, то кто же поставил на этом месте каменный памятник?
Из мешка Гумберта раздался тихий звук. Зейл взглянул направо и увидел фигуру, приближающуюся к ним с вершины холма. Человек был облачен в доспехи, одежды его развевались на ветру. Он был широкоплеч и наголо выбрит, а мужественное морщинистое лицо украшали шрамы пережитых битв.
На плече у него висел рюкзак, а сам он шел медленно и целеустремленно; выражение его лица оставалось неизменным. Если он и заметил, что Зейл наблюдал за ним, то виду не подал.
Зейлу стоило насторожиться, но почему-то этого не произошло. Один за другим остальные тоже заметили человека и обернулись к нему. Он остановился перед ними. Незнакомец излучал покой, чувство спокойной силы, благополучие и свет. «Траг’Ул взял слово», – подумал Зейл. Здесь Равновесие, пусть и ненадолго, было восстановлено, и Зейл обнаружил, что под его ногами, вопреки всему, сквозь каменистую почву начала пробиваться трава.
– Приветствую вас, воины света, – сказал незнакомец. – Мое имя Тираэль, я член Ангирского совета, и я пришел просить вас о помощи. Небеса и Санктуарий в опасности, и вы, – он пристально посмотрел на каждого из присутствующих, и взгляд его пронзал до самого сердца, – единственная наша надежда.