Рассказ о павлине царя,
о том, как на жену брахмана донесла
ее названая сестра и какую хитрость
придумала жена брахмана
Ночь тринадцатая
Когда распускающий хвост павлин-солнце скрылся в горах запада, а плавно выступающая утка-месяц показала голову из реки востока, изящная, как павлин, Худжасте пришла к попугаю просить разрешения и сказала: «О поверенный моих тайн! О верный друг мой! Каждую ночь я прихожу к тебе и мешаю тебе спать. Но что поделаешь… Не могу я поведать эту тайну первому встречному, не хочу рисковать жизнью. Ведь говорят, что грудь праведных людей — сокровищница тайн, а торговые люди утверждают, что советоваться можно только с тем, у кого сердце совершенно не привязано к миру. Если же у кого-нибудь сердце вполне привязано и приковано к миру и сегодня он печется о завтрашнем дне, он плохой советник и советоваться с ним нельзя, ибо что бы он ни сказал, он будет преследовать личные выгоды, и нельзя будет ожидать от него блага и благословения».
Нахшаби, мой друг, совет — благая вещь!
Этот перл полезен уху твоему.
Все ж не всем возможно тайну доверять,
Ведь не все ее сумеют сохранить.
«О Худжасте, — ответил попугай, — если судьба ввергла тебя в любовные муки и дни повергли тебя в терзания страсти, то следует помнить, что человеческая любовь существует не первый день. Напротив, когда Адама, мир да будет с ним, привели в город бытия, его провели через ворота любви. И это не позор для Адама, ибо для святых муки подобны испытанию огнем для золота. Хума любви вылетела из гнезда мира тайн, взлетела к небесному трону и увидела, что там все полно величия; взлетела к престолу и увидела все могущество; взлетела в рай и увидела все блаженство; влетела в ад и увидела все муки; прилетела к ангелам и увидела их покорность; прилетела к Адаму, увидела его страдания и осталась у него. Адам спросил: „Почему ты осталась там, где горе и страдание?“ — „У нас с тобой, — отвечала она, — похожая форма и духовная близость, а существа одной породы дружат друг с другом“.
О дорогая моя, все существа в обоих мирах любят и любимы. Когда с четырех концов мира раздался возглас: „И вот поставлю на земле наместника!“ — ангелы спросили: „Разве ты поставишь на ней существо порочное?“ И последовал ответ: „Не место в любви советам. Я ведаю то, что не знаете вы!“»
Присуща всем людям любовь, Нахшаби,
Не могут быть люди ее лишены.
Все те, кто любовных не ведает мук,
Скотам бессловесным и жалким равны.
«О Худжасте, я дам тебе два совета. Во-первых, не раскрывай в этом деле никому своей тайны и никому не сообщай своего секрета, ибо нельзя доверять свои тайны даже испытанным друзьям, а неиспытанным врагам и подавно. Ведь поговорка гласит: „Не раскрывай ни единой из своих тайн“».
Нахшаби, своей ты тайны никому не доверяй:
Ведь небесные светила тайн не станут разглашать.
Если б смертию грозили мужу мудрому, всегда
Предпочтет расстаться с жизнью он, чем тайну открывать.
«А второй мой завет таков: когда ты сблизишься и соединишься с другом своим, то, если какой-нибудь враг применит к тебе насилие и соперник подстроит ловушку, должна спасти себя от этой беды, как спасла себя та жена брахмана».
Худжасте, подобно опьяненному соловью в цветнике, начала расспрашивать: «А как это было?»
«Говорят, — ответил попугай, — что в одном городе жил некий брахман. Не было у него сына, и, что он ни изобретал, каких только хитростей ни придумывал, ничто не помогало».
Поистине, иметь сына — это великое счастье, а счастья хитростью не добьешься. Ученые говорят, что трех вещей нельзя добиться — дружбы силой, юности краской для волос и счастья хитростью.
Нахшаби, уловкой хитрой счастья кто добился?
Лучше выдумок коварных нам остерегаться.
Счастье всем в удел дается, это помни, друг мой,
А от выдумок коварных счастья не дождаться.
«Однажды жена брахмана в отчаянии сказала одному монаху: „Повсюду я вижу тысячи тысяч детей. Как хорошо было бы, если бы хоть один из них был дан мне в удел!“ — „Разве ты не слыхала, — ответил монах, — что однажды некий дервиш страдал в пустыне от жажды. Начал он говорить: „Ах, как хорошо было бы, если бы по этой пустыне протекала река, чтобы я мог выпить глоток воды из нее!“ И услыхал он голос: „О дервиш, Аллах — одно, а человек — другое. Аллах творит, что хочет, и решает, как пожелает!“»
Нахшаби, даяний щедрых ты проси у бога:
В небесах щедрот господних, друг мой, кладовые!
Сам свои дела уладить человек не может,
Всех людей дела решает божья мастерская!
«Через некоторое время прибыл в тот город врач, искусное лечение которого исцеляло воздух от болезненных ветров, надежное врачевание которого дарило земле избавление от водяного недуга. Жена брахмана отправилась к нему и поведала ему историю своей бездетности. Врач дал ей зелье и сказал: „Прими это зелье, смешав его с желчью павлина. Совершенно очевидно, что в самом непродолжительном времени у тебя родится ребенок“.
А в этом городе был только один павлин, и принадлежал он царю. Жена брахмана стала поджидать удобного случая, чтобы хитростью поймать эту птицу, стала изобретать способы, чтобы залучить этого павлина в силки. В конце концов ей удалось это сделать, и она приняла зелье врача вместе с желчью павлина. Тайну же эту она открыла своей названой сестре».
Поистине, нет ноши более тяжкой для людского сердца, чем тайна; нет более трудного дела для людской души, чем охранение секрета. Тяжесть же эта зависит от того, что, если раскрыть из тайны хоть слово, от этого пострадает тело, а если строго хранить ее, от этого будет терзаться душа. И нет более мучительного страдания, чем не иметь возможность скрыть что-нибудь и не быть в силах сообщить об этом кому-нибудь.
Дело трудное — тайна, мой друг Нахшаби!
Приходилось ли это тебе испытать?
Слово — странное дело: и скрыть не суметь,
И нельзя в то же время другим рассказать.
«На другой день, когда золотой павлин-солнце распустил свой хвост, царь повелел кликнуть клич, что пола всякого, кто сможет дать какие-нибудь указания относительно царского павлина, будет наполнена динарами, как павлиний хвост, что дано будет в награду за это десять тысяч динаров.
Когда названая сестра услышала про награду, от жадности и алчности порвался покров ее благородства. В то же мгновение накинула она на голову чадру предательства, натянула на ноги туфли неверности, и пошла ко вратам царского дворца, и изложила все обстоятельства дела.
Царь был человеком справедливым. „Будет несправедливо, — молвил он, — если мы прольем кровь, положившись на слово одной женщины. Несовместимо с правосудием казнить кого-нибудь на основании утверждения одной жены. Ведь сказано: „Не всему тому верь, что слышишь“. О женщина, — сказал он ей, — если ты говоришь правду, возьми отсюда двух человек, начни с той женой разговор о павлине и постарайся хитростью вырвать эту тайну из ее груди. Если свидетели услышат от нее признание, мы расследуем это дело и примем нужные меры“.
Женщина спрятала этих двух человек в сундук, доставила их к жене брахмана и сказала: „Я собираюсь отправиться в путешествие, но сердце мое разрывается от беспокойства об этом сундуке. Прошу тебя, возьми его на хранение и подержи у себя дома, пока я не вернусь назад. Кроме того, расскажи-ка мне историю об умерщвлении павлина, которую ты рассказывала вчера. Я тогда была очень рассеянна, и рассказ твой не закрепился в моем сердце“.
Жена брахмана пожалела, что в первый раз рассказала об этом сестре, а от этой просьбы ее и этого сундука опасения ее еще возросли, и она повела такую речь: „Приснилось мне, что я убила павлина и приняла его желчь, смешанную с зельем врача“. „Это было на самом деле или ты рассказываешь про сон?“ — спросила названая сестра. „Нет, это мне снился такой сон, — ответила та. — Да и как могло быть иначе: ведь я не в силах убить мухи, так как же я смогла бы убить павлина и как могла бы съесть его мясо, когда оно строго запрещено касте брахманов!“
Названая сестра смутилась и призадумалась: что же это, мол, такое случилось, что такое произошло? Затем ее свели к царю, и тот повелел, чтобы ее наказали, более не впускали в город и подвергли каре за ложный донос, так как она хотела навлечь кару на невинную женщину, хотела без причины погубить слабое существо».
Говорят, что донос вреднее меча и смертоносной стрелы!
Всякое дело возмездье влечет за собою,
Долго ли будешь ты злу угождать, Нахшаби?
Всякий, кто зло причинит, это помни ты твердо,
В этом же мире и кару за то понесет.
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «Ты видела, как спасла себя жена брахмана из этой погибельной пучины и как названая сестра ее была унижена за постыдное разглашение тайны. Настал сладостный час, пришло чарующее сердце время. Вставай, ступай к своему другу и по мере сил и возможности никому не открывай своей тайны… Если же приключится с тобой что-нибудь опасное или представится тебе какое-нибудь затруднение, то хитрой уловкой сама так спаси свою жизнь, так отрази беду, как жена брахмана».
Худжасте хотела последовать его совету и с влажными от страсти глазами пойти в покои к своему возлюбленному, но засиял дневной свет, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.