Отступление 3

Питер, закрытая лаборатория Конец лета 20ХХ года

Просыпался в этот раз Димка долго и как-то муторно. Голоса профессора и Рафика звучали в голове камнями, пересыпающимися в железной бочке. Потом всё стихло. Он шевельнулся. Заметивший это Роман нажал на кнопку, кресло тихо зажужжало, переводя пациента в сидячее положение. Перед глазами проплыли подключённые к его датчикам экраны, на которых змеились рваные графики. Мальчишка, чтобы хоть как-то собрать в кучку разбегающиеся мысли, попробовал сосредоточиться на них.

– Энцефалограмма? – попробовал произнести он.

Свой голос показался ему неслышным, но Роман таки услышал и, главное, понял.

– Она самая, – с важным видом кивнул он. – И не только она, проф… э-э-э… со всего, чего только можно, сигналы снимал. Да ты не дёргайся, выпей вот, поможет, – лаборант чуть скривился, подавая Димке стакан с тёмной жидкостью.

– Гадость? – поинтересовался Дмитрий.

– Гадость, – подтвердил Роман. – Но после издевательств профа помогает. Иногда. Если сразу не проблюешься, конечно.

– И что это было? – Димка попытался сосредоточиться и таки закатить в горло очередную порцию выданной ему дряни.

– Ну, во-первых, метрику души снимали, – просветил Ромка. – Проф под гипнозом закачивал в тебя разные чувства и состояния, а потом снимали сигналы нервной системы. Вот это сводный график и есть. А откат после такого всегда поганый, нервную систему до упора грузили. Слабаки после такого дня три проблеваться не могут… – Рафик неожиданно смутился. – Ну, я только на второй день отошёл.

– Чего? – от удивления Димка даже сумел не поперхнуться очередной порцией лекарства. – А она что, есть, душа эта?

– А как же, – весело прокомментировал вошедший в комнату Максим Леонидович. – Мы вот даже её переселением пытаемся заниматься. На вполне научной основе.

– Получается?

– С тобой получится, – своего хорошего настроения профессор не скрывал. – Подходящего носителя мы тебе нашли почти сразу, как только обработали метрику. Захоронение не очень обычное, так что мы сразу подумали, что кто-то из наших. «Да благословит Господь Мастера, и да не забудут ученики его». А раз подходишь, и все признаки на это указывают, то, значит, твое успешное заселение ТАМ уже по факту состоялось. Теперь всё, что нам остаётся – это по тому же факту провести его здесь.

– Дядь Максим… – Дима неожиданно замялся. – Скажите… А если я в него вселюсь, ну, в того мальчишку, из прошлого… Он умрёт? Не сам, но душа умрёт? Или останется?

Рафик тихо ойкнул. Максим Леонидович внимательно посмотрел на племянника и принялся протирать свои очки.

– А если умрёт?

– Я не хочу, – после паузы прошептал племянник.

Профессор жёстко усмехнулся.

– Это часть наших исследований. Все наши удачи и неудачи связаны именно с ней, с метрикой души, – он развернулся к экрану и защелкал клавишами. – Вот посмотри. Это один из твоих предшественников. Это его метрика до вселения. Видишь, какой быстрый ритм? Видимо, накладывает свою печать бешеный темп нашей жизни. Да и досталось ему немало. Такие люди спокойными не бывают. А вот его метрика после вселения.

– Метрика? После вселения? – изумился Дмитрий.

– А чему ты удивляешься. Тело-то осталось тут. И мы внимательно за ним наблюдаем. Для всех прочих смертных наш эксперимент и заключается в том, что мы наблюдаем за состоянием впавших в кому людей и пытаемся их вытащить. А вытащить вполне возможно, в момент смерти носителя… – профессор быстро прогнал график на интересующий его участок. – Видишь? Это волна, характерная для носителя. А вот это – другая, очень похожая, но всё же другая, смотри, насколько она плавнее и мягче?

– Может, это когда поселенец спит? – предположил Димка.

– Нет. Живут они вместе, значит, и спят они вместе. Просто в большинстве случаев волна подселенца преобладает. Но это и понятно – он старше. Но иногда она уходит на второй план, и верх берет волна, характерная для носителя. Но чаще всего присутствуют обе. Вот это – спокойный участок. Видишь, так или иначе, но обе волны прослеживаются чётко, одна основная, а вторая её модулирует. А вот это – зона сильного возбуждения, мышечная активность тела тоже возросла в несколько раз, волны тоже постоянно меняются. Борются они там с чем-то. И, самое главное, принимают решение. Это как раз то самое, ради чего душа и существует. Принять решение. Вот в это время и проявляется этот всплеск, и он не совпадает с чистым всплеском вселенца.

Максим Леонидович развернулся к племяннику.

– А значит, душа носителя жива, раз они принимают совместные решения, – профессор снова хмыкнул. И это значит, что тебе с ней жить. Учить и учиться. И воспитывать, поскольку ты в этой паре должен быть старшим. Возможно, наступит такой момент, когда ты сам решение принять не сможешь. Не бойся просить помощи у второй части своей души. Она не откажет. Конфликты, разумеется, встречаются, но их мало. Для этого мы и ищем сходные матрицы духа. Вот только нельзя дать той душе полностью тобой управлять. И самому её подавить – тоже. Придётся научиться жить с ней в гармонии – это единственно надёжная страховка.

– Страховка? От чего? – насторожился Димка.

– От безумия, – поправив очки, серьёзно ответил профессор.

– А ещё способы страховки есть? – Рафик со всей доступной ему непосредственностью попытался разрядить обстановку.

– Страховки? Нет. Воля, только воля. Она даёт возможность принять то или иное решение, а самое главное – отстоять его.

– Ага, так значит, когда нам кое-кто на психологии про минуты слабости рассказывал, это была лапша на уши? – изобразил скепсис Роман.

– Это значит, что кое-кто въедливый, но невнимательный.

– Кое-кто умный и талантливый, – отмёл профессорские инсинуации Рафик. – Я в деканате под дверями подслушивал.

Димка, сидя в кресле, уже откровенно хихикал, почти позабыв о своём состоянии. Лаборант окинул его придирчивым взглядом, задрал нос и заявил:

– Клиент к разговору готов.

– Так это вы специально мне зубы заговариваете, что ли? – возмутился Димка.

Максим Леонидович усмехнулся и опять спрятал очки в карман.

– Нет, Дим, специально он мне сейчас сдает зачёт по методике эриксоновского гипноза. А зубы тебе мы заговариваем как раз попутно. Заодно настраивая тебя на очень серьёзный разговор.

Профессор достал многострадальные очки из нагрудного кармана, но не надел их, а начал вертеть в руках.

– Понимаешь, Дима, наше сознание, дух, душа, всё, что мы чувствуем, помним или даже забыли, поддерживается одним хитроумным устройством, которое подарила нам природа. Называется оно нейронная сеть. Головной мозг, спинной, нервная система – всё вместе. Это очень тонкий и сложный механизм и действовать он должен строго по одному принципу: одна личность, одна душа, один дух поддерживается одной нейронной сетью. Всегда. Точней, почти всегда. Иногда случаются расстройства такого порядка, что в одной сети появляются две независимые личности. Это очень тяжёлое состояние для человека, и называется оно шизофрения.

– Так значит… – протянул Димка.

– Верно, это и значит. Если для обычного человека вторая личность в нейронной сети – патология, то для тебя это будет нормальным состоянием. Твоим предшественникам в этом отношении значительно проще. Те, с которыми ты встретишься – мужики взрослые, битые, тёртые, с громадным жизненным опытом и уже сформировавшейся памятью. Их разум воспитан так, что он склонен подавлять всё, что ему мешает или угрожает. Когда мы подсадили их в чужую нейронную сеть, то личности носителя просто некуда было расти, и она вынуждена прорастать в личность подселенца, сливаясь с ней. А вот ты – другое дело. Мозг всё ещё очень мягкий, очень гибкий, продолжает учиться и любит это делать. Когда мы подсадим тебя в чужую нейронную сеть, там будет ещё очень много свободного места, в которой личность носителя может развиваться самостоятельно, создав параллельное сознание.

– Шизофрения?

Максим Леонидович засунул очки обратно в карман, сцепил пальцы и посмотрел прямо в глаза племяннику, заставляя того внутренне собраться.

– Шизофрения. И чтобы этого избежать, тебе придётся придерживаться строжайшей внутренней дисциплины. Воля. В самом деле, это единственная страховка, которая у тебя есть. Если ты принял решение, ты должен добиться его выполнения.

Второе, ты можешь вести внутренний диалог. С самим собой. Если надо, можешь разговаривать с каким-нибудь предметом, с воздухом, с облаками, но никогда, слышишь – НИКОГДА! – ты не должен разговаривать со своим носителем. Как только он обретёт речь, он станет независим. У вас может быть только один голос на двоих. Не твой, и не его. Общий, обоих. Не сможете – проклянёте остаток жизни.

Третье, ты не должен убивать его в себе. Если ты убьёшь душу носителя, ты умрешь. Потому что именно с его нейронной сетью связаны те рефлексы, которые обеспечивают твое дыхание, сердцебиение, координацию и прочие занятные штуки, которые делают тебя живым. Подавить его ты тоже не можешь, поскольку, если он не захочет жить, вы оба умрете. Ты старший, он младший. Ему с тобой должно быть интересно. Никогда не отталкивай младшего. Учи его.

Максим Леонидович сделал паузу, чтобы перевести дух и дать племяннику осознать сказанное.

– Четвёртое, загрузить тебя мы можем только в ребенка.

– У него много места в оперативке?

– Верно. Как только его сознание затронет те участки нейронной сети, в которые мы запишем твоё сознание, произойдет инициация. Ты осознаешь себя в его теле. Он наверняка испугается. Если он будет слишком взрослым и личность его успеет сформироваться, то смириться с этим он просто не сможет. С твоими предшественниками всё просто: их огромный жизненный опыт занимает большую часть нейронной сети носителя, потому соприкосновение происходит в очень раннем возрасте. Но с тобой всё хуже.

– Жизненного опыта мало? – тихо спросил Димка.

– Очень мало. Но зато у тебя есть другое преимущество. Знания. Громадное количество всякой всячины, которой ты загрузил свою голову. Правда, места там ещё много, но это поправимо. С гипнозом ты уже знаком. Будет противно, тошно, но загрузить твою сеть до приемлемого уровня мы сможем. Это будет твоя ответственность.

Димка вопросительно посмотрел на дядю.

– Мы отправили твоих предшественников как есть. С теми знаниями, которые у них есть и которые они запомнили со школы. Там, Дим, очень непростой мир. Он не такой, как наш. Там слишком легко убивают. Твои предшественники – люди неплохие, они помогут тебе выжить. А ты принесёшь им знания, которых у них нет, но которые очень смогут помочь. У тебя есть такая возможность. Хотя и тут не всё просто. Загрузить тебе мы можем хоть всю советскую энциклопедию, но пользоваться ею ты должен научиться сам. Вот для этого и нужен тот самый эриксоновский гипноз, который тебе показал Роман и который мы сейчас используем. Гипнотизировать других мы тебя вряд ли научим за то время, что у нас есть. А вот себя – обязательно. Это ключ к твоей памяти.

Димка задумался, посмотрел на дядиного лаборанта. Тот с очень серьёзным видом на веснушчатом лице кивнул головой.

– Осилим. Талант есть. Ты очень живо всё воспринимаешь. Но есть одна вещь, которую ты должен запомнить. Никто и никогда, кроме нас с профом, не должен тебя гипнотизировать. Сопротивляйся. Если твою волю подавят, ты не сможешь разговаривать с носителем с позиции старшего. Он поймёт, что есть способ сломать твою волю.

– И последнее, о чём хотел предупредить тебя Рафик, – Максим Леонидович наконец-то надел очки, сразу став похожим на профессора, какими их рисуют в книжках. – Минута слабости. Ты можешь ослабнуть, а твой младший может закапризничать. Если ты вдруг почувствуешь, что он берёт верх, есть простой способ подавить его. Алкоголь. Небольшая доза алкоголя не сможет подавить твою область нейронной сети, поскольку она заведомо больше, чем у твоего носителя. А вот твоего младшего развезёт наверняка.

– Что, клюкнуть – и всё? – удивился Димка. – Прощай, шизофрения?

– И всё. Но не всё. Каждый раз, когда ты принимаешь алкоголь, твоя воля будет слабеть. Потому что пропивают не мозги, Дим, пропивают волю. И в какой-то момент она может ослабнуть настолько, что ты не сможешь остановить своего младшего. Вот тогда вы оба распрощаетесь со своим разумом. Навсегда.

– Почему?

– Он младший. Он не справится с тем духом, что ты несешь в себе.