Глава девятая

А что из всех перемещений первым является круговое движение – это очевидно. Ибо всякое перемещение, как мы сказали раньше, [гл. 8], может быть или круговым, или прямолинейным, или смешанным; причем первые два первичнее последнего, ибо оно составлено из тех. А круговое движение первичнее прямолинейного, поскольку оно проще и более совершенно. Ведь бесконечно перемещаться по прямой нельзя (ибо такого рода бесконечности не существует, а если бы она и была, ничто таким образом не двигалось бы, ибо невозможного не происходит, пройти же бесконечную прямую невозможно). Движение же по конечной прямой, если оно поворачивает назад, представляет собой сложное движение, составленное из двух, если же оно не поворачивает назад, оно несовершенно и преходяще. А совершенное первичнее несовершенного и по природе, и по определению, и по времени, так же как непреходящее первичнее подверженного гибели. Далее, то, что может быть вечным, первичнее того, которое не может им быть; и вот, движение по кругу может быть вечным, из других же (видов движения) ни перемещение, ни какое-либо иное не может, так как должна наступить остановка, а остановка есть исчезновение движения.

Вполне основательно выходит, что именно круговое движение едино и непрерывно, а не движение по прямой, так как на прямой определены и начало, и конец, и середина и она все заключает в себе, так что есть место, откуда начинается движение и где оно кончится (ведь в конечных пунктах, откуда и куда идет движение, все покоится); в круговом же движении ничто не определено, ибо почему та или иная точка будет в большей степени границей на круговой линии, чем другая? Ведь каждая точка одинаково и начало, и середина и конец, так что на окружности всегда и никогда находишься в начале и в конце. Поэтому вращающийся шар движется и в некотором отношении покоится, так как он занимает одно и то же место. Причиной служит то, что все это вытекает из свойств центра: ведь он и начало, и середина этой величины, и ее конец, так что из-за его расположения вне окружности негде движущемуся телу успокоиться как закончившему свой ход (оно все время перемещается вокруг середины, а не по направлению к концу), вследствие этого целое всегда пребывает в некоторого рода покое и в то же время непрерывно движется. Получается взаимное отношение: так как круговращение есть мера движений, ему необходимо быть первым (ведь все измеряется первым); с другой стороны, так как оно первое, оно мера всему прочему. Далее, быть равномерным может только одно круговое движение: ведь тело, движущееся по прямой, неравномерно перемещается от начала к концу, ибо все движется быстрее, по мере того как удаляется от состояния покоя; только у кругового движения нет ни начала, ни конца в нем самом: они находятся вовне.

Что перемещение есть первое из движений, об этом свидетельствуют все, которые упоминают о движении, а именно начало его они приписывают тем телам, которые совершают это движение. Разъединение и соединение суть движения в отношении места: так движут Любовь и Вражда (у Эмпедокла], ибо одна из них разъединяет, а другая соединяет. И относительно Разума Анаксагор говорит, что он разъединяет, впервые сообщив движение вещам. Равным образом и те, которые не признают ни одной из этих причин, а утверждают, что движение происходит из-за пустоты, – и они говорят, что движение природы – это движение в отношении места (так как движение в пустоте, как движение в некотором месте, есть перемещение). Они думают, что ни одно из прочих движений не присуще первым телам, а только тем, которые состоят из них, так как рост, убыль и качественное изменение они приписывают соединению и разъединению неделимых тел. Таким же способом рассуждают и те, которые возникновение и уничтожение вещей объясняют уплотнением и разрежением: они устраивают это путем соединения и разделения. И еще кроме них те, которые делают душу причиной движения, так как они говорят, что движущее само себя есть начало движущихся предметов, а животное и всякое одушевленное существо движет самого себя в отношении места. И состояние движения в собственном смысле слова мы приписываем только тому, что меняет место, а если что-нибудь покоится в самом себе, увеличивается, убывает или качественно изменяется, о том мы говорим, что движется в определенном смысле, а не просто что оно движется.

Итак, о том, что движение всегда было и во всякое время будет, и каково начало вечного движения, а затем какое движение является первым и какой вид движения только и может быть вечным, и что первый двигатель неподвижен, – обо всем этом сказано.

Глава десятая

А о том, что этот первый двигатель по необходимости не имеет частей и никакой величины, – об этом мы скажем теперь, предварительно определив предпосылки.

Из них первая состоит в том, что ничто конечное не может двигать в течение бесконечного времени. Существует ведь три основных вещи: движущее, движимое и третье – в чем происходит движение, т. е. время. А они или все бесконечны, или все конечны, или конечны некоторые из них, например две или одна. Пусть А – движущее, В – движимое, Г – бесконечное время. Пусть Д будет двигать какую-нибудь часть В, например Е. Конечно, это произойдет в течение времени, не равном Г, так как в большее время двигается большая величина, следовательно, это время Z не бесконечно. И вот, последовательно прибавляя все время к Д какую-нибудь величину, я исчерпаю А, а прибавляя к Е, исчерпаю В; время же я не исчерпаю, отнимая всегда равную величину, так как оно бесконечно; таким образом, целое А будет приводить в движение все В в конечное время Г. Следовательно, невозможно сообщить бесконечное движение с помощью конечной величины.

Итак, что конечное не может двигать что-нибудь в бесконечное время – это ясно, а что вообще невозможно, чтобы в конечной величине была бесконечная сила, очевидно из следующего. Пусть большей силой будет такая, которая в меньшее время производит равное действие, например нагревает, делает сладким, бросает и вообще приводит в движение. Необходимо, следовательно, чтобы предмет, испытывающий воздействие от предмета конечного, но обладающего бесконечной силой, испытывал что-нибудь, и притом в большей степени, чем от другого, так как бесконечная сила больше конечной. А между тем никакого времени для этого быть не может. Ибо если А будет время, в течение которого бесконечная сила нагревала что-нибудь или толкала, а АВ – время, в течение которого это делала какая-нибудь конечная сила, то, беря вместо нее все большую конечную силу, я дойду когда-нибудь до того, что она совершит во время А то же движение, что и бесконечная сила, так как, прибавляя все время к конечной величине, я превзойду всякую данную величину и, отнимая таким же образом, уменьшу. Таким образом, конечная сила будет двигать что-нибудь в равное время с бесконечной силой, а это невозможно. Следовательно, ничто конечное не может обладать бесконечной силой.

Так же и в бесконечном нет конечной силы, хотя в меньшей величине и возможно присутствие большей силы, но еще скорее в большей величине большей силы. Пусть АВ будет бесконечное, а ВГ обладает некоторой силой, которая в течение какого-то времени двигала тело Д, именно в течение времени EZ. Если я возьму ВГ в двойном количестве, оно будет двигать то же самое в половину времени EZ (ведь такова будет пропорция), следовательно, в течение времени ZТ. Продолжая всегда брать таким образом, я никогда не пройду всю бесконечную величину АВ, но от данного времени буду получать все меньшую часть. Сила, таким образом будет бесконечной, так как она превзойдет всякую конечную силу, а всякой конечной силе по необходимости соответствует и конечное время (ведь если в некоторое время двигала такая-то сила, большая сила будет двигать в меньшее время, хотя и в определенное, соответственно обратной пропорции). А бесконечными будут всякая сила, а также количество и величина, превосходящие всякую конечную величину. Можно доказать это и таким образом: возьмем силу такого же рода, что и в бесконечной величине, но содержащуюся в конечной величине, и она измерит конечную силу в бесконечной величине.

Итак, что невозможно бесконечной силе быть в конечной величине, так же как конечной силе в бесконечной величине, – это очевидно из сказанного. А что касается перемещающихся предметов, будет хорошо сначала разобрать одну трудность. Раз всякий движущийся предмет, который не движет сам себя, приводится в движение чем-нибудь иным, то спрашивается: как некоторые предметы движутся непрерывно без соприкосновения с движущим, например тела брошенные? Если предмет, сообщивший движение, одновременно движет и что-нибудь другое, например воздух, который, будучи приведен в движение, движет, то все же движение в равной степени невозможно, если первое движущее не касается и не движет, но все вместе должно одновременно и находиться в движении, и останавливаться, когда первое движущее прекратит свое действие, даже если оно делает это как магнит, т. е. движет то, что привело в движение. Необходимо все-таки сказать, что первое движущее может сообщить двигательную способность или обладающему такими свойствами воздуху, или воде, или чему-нибудь иному, что по природе способно двигать или находиться в движении. Но движущее и движимое останавливаются не одновременно, а движимое останавливается вместе с тем, как приводящее в движение перестает двигать, движущее же еще существует. Поэтому и движется что-нибудь смежное с другим, и к нему применимо то же рассуждение. Движение прекращается, когда у смежного тела способность движения становятся меньше и меньше: окончательно же прекращается, когда не будет действовать предыдущий двигатель, а только то, что было им приведено в движение; они необходимо останавливаются вместе: движущее, движимое и все движение. Такое передаточное движение возникает в предметах, которые могут иногда двигаться, а иногда покоиться, и оно не непрерывно, а только кажется таким: ведь оно принадлежит предметам, расположенным друг за другом или касающимся друг друга, так как движущее не есть что-нибудь единое, а ряд смежных друг с другом предметов. Поэтому в воздухе и воде и происходит такое движение, которое некоторые называют обратным круговым давлением. Иначе как указанным образом нельзя разрешить затруднение. А обратное круговое давление заставляет все одновременно двигаться и двигать, следовательно, и останавливаться. Но сейчас мы имеем перед нашими глазами иное, а именно нечто единое, что непрерывно движется. Чем же оно приводит в движение? Ведь не самим собой.

Так как в существующих предметах необходимо должно быть непрерывное движение, а оно едино, и единое движение должно быть движением какой-то величины (так как не имеющее величины не движется), и притом единой, приводимой в движение единым (иначе оно не будет непрерывным, а будет рядом следующих друг за другом смежных и разделенных движений), то если существует единый двигатель, он приводит в движение или двигаясь, или будучи неподвижным. Если двигаясь, то он должен будет следовать за движением движимого и сам изменяться, а вместе с тем приводиться чем-нибудь в движение. Следовательно, он остановится, и дело придет к движению, вызываемому неподвижным. Ему уже нет необходимости совместно изменяться, но он всегда будет в состоянии двигать (ибо двигать таким образом не требует усилий), и это вызываемое им движение должно быть равномерным или единственно, или в наибольшей степени, так как двигатель не испытывает никакого изменения. И приводимое им в движение также не должно испытывать никакого изменения, чтобы движение было однородным. Оно необходимо должно происходить или в середине, или по кругу, ибо это – начала. Но скорее всего движется то, что находится ближе всего к двигателю. Таким будет движение внешнего круга, там, следовательно, и находится двигатель.

И еще вопрос: может ли что-нибудь движущееся двигать непрерывно, а не так, как толкающий предмет, – новыми и новыми толчками, у которого непрерывность равносильна последовательности? Оно должно либо само толкать, или тянуть, или делать и то и другое, либо же должно быть нечто иное, принимающее друг от друга переданное действие, как выше было сказано о брошенных предметах. Если воздух и вода движут, будучи делимыми, но только так, что сами приводятся в движение, то в обоих случаях движение не может быть единым, а только смежным. Следовательно, непрерывно только то движение, которое вызывает неподвижный двигатель, так как, будучи всегда в одинаковом состоянии, он будет одинаковым и непрерывным образом относиться к движимому.

После того как это установлено, ясно, что первый двигатель, и притом неподвижный, не может иметь величины, ибо, если он имеет величину, ему необходимо быть или конечным, или бесконечным. Что бесконечное не может иметь величины, было доказано раньше, в первых книгах «Физики»; а что конечное не может обладать бесконечной силой и что невозможно чему-либо приводиться в движение конечным в течение бесконечного времени, это доказано теперь. А первый двигатель движет вечным движением в течение бесконечного времени. Таким образом, ясно, что он неделим, не имеет ни частей, ни какой-либо величины.

Таким образом, Аристотель пришел к монотеизму – к существованию единого, неделимого и вечного божества. Но если здесь он доказывает существование Бога исключительно с точки зрения физики, то в трактате «Метафизика» называет свой перводвигатель уже открытым текстом Богом и идеальным началом, назначение которого – упорядочить материальный мир. Возможно, если бы не эта теория, Аристотель был бы благополучно забыт уже за две с половиной тысячи лет до нас. Но христианская теология не могла пройти мимо такого очевидного и, что еще интереснее, научного доказательства существования Бога, и поэтому Аристотель вошел в списки не только разрешенных, но и рекомендуемых мыслителей прошлого, несмотря на свое явное язычество.