Книга: Я ничего не знаю
Назад: После смертного приговора
Дальше: Глава 2

Ксенофонт

Пир

Перевод С.И. Соболевского

Пир – жанр античной литературы, позволявший в свободной форме обсуждать частные вопросы и фривольные вопросы, например об отношениях с женщинами. По сути, это рассказ о мужской компании, рассказывающей анекдоты и вольно шутящей, о «мальчишнике». Но античные пиры были приурочены к победам на состязаниях; пир давал победитель, чтобы все друзья могли его поздравить. Именно этот смысл мы находим в двух самых знаменитых «Пирах» – Ксенофонта и Платона. В обоих главное действующее лицо – Сократ, и в обоих главной темой становится любовь, по-гречески Эрот или Эрос, бог-мужчина, имеющий власть над людьми и иногда над богами. Главный вопрос обоих «Пиров» – как именно Эрот становится богом-созидателем, а значит, как превратить этот фривольный пир в лабораторию созидательных мыслей. Ответом оказывается понятие красоты – красота привлекательна, как и любовь, а значит, передавая свой блеск людям, она передает людям и тягу к созиданию, чтобы они окружили себя прекрасными вещами и мыслями.

В «Пире» Ксенофонта мы слышим живой голос Сократа, его насмешливость, иногда даже преступающую меру. Его главный собеседник здесь – его ученик Антисфен, самый большой провокатор за всю историю античной философии. В этом некоторое преимущество Ксенофонта перед Платоном, где все выступают в основном с большими рассуждениями об Эроте, но не шутят и не бесчинствуют на каждом слове. Поэтому разговоры в «Пире» балансируют на грани ругани и приличия, при этом оставаясь серьезными. Среди анекдотов и атак друг на друга собеседникам удается решить важнейшие философские вопросы. В чем различие между дружбой и симпатией? А между любовью и увлечением? Какие знания полезнее всего и почему? Как могут найти взаимопонимание люди разных поколений? Что такое добродетель и чем она отличается от простой благонамеренности? Всякий ли хороший и правильный поступок уже добродетелен? Кто объяснит человеку, истинный ли у него образ жизни? Это только часть вопросов, на которые ловкий Сократ дал в этой небольшой книжке ответ.

Глава 1

Как мне кажется, заслуживает упоминания всё, что делают люди высокой нравственности – не только при занятиях серьезных, но и во время забав. Я хочу рассказать тот случай, при котором я присутствовал и который привел меня к такому убеждению.

Высокой нравственности – буквально «какие надо», «прекрасные и добрые», обозначение людей, принадлежащих к тому, что мы называем хорошим обществом.

Были конские бега во время Великих Панафиней. Каллий, сын Гиппоника, был влюблен в Автолика, тогда еще бывшего ребенком; Автолик одержал победу в панкратии, и Каллий пришел с ним на это зрелище. По окончании бегов Каллий с Автоликом и отцом его пошел в свой дом в Пирее; с ним шел и Никерат.

Великие Панафинеи – ежегодный праздник в честь Афины, по-нашему, «день города», раз в четыре года по повелению Писистрата отмечался с особым блеском.

Ребенком – имеется в виду не малолетство, а выступление на спортивных состязаниях среди новичков, юниоров, по юношескому разряду.

Панкратий – кулачный бой, прообраз нынешних боев без правил.

Пирей – афинский порт, во времена действия «Пира», в 422 году до н. э., город и порт были соединены Длинными Стенами, защищавшими поставки в город на случай осады, которые были в 404 году до н. э. снесены спартанскими оккупантами и не сразу восстановлены.

Увидав Сократа вместе с Критобулом, Гермогеном, Антисфеном и Хармидом, он велел кому-то проводить Автолика с окружавшими его лицами, а сам подошел к Сократу и его компании и сказал:

– Как хорошо, что я встретил вас. Я собираюсь угощать Автолика с отцом его. Этот праздник мой, думаю, покажется гораздо более блестящим, если зал будет украшен такими очистившими свою душу людьми, как вы, чем стратегами, гиппархами и разными искателями должностей.

Стратеги – полные генералы (в Афинах того времени их было 10), гиппархи – генералы от кавалерии. Искатели должностей (греч. «спудархи») – кандидаты на занятие высоких должностей, считавшие необходимым вращаться в свете. Здесь противопоставляется пир «очистивших душу», то есть проходивших через спортивные состязания, просмотр трагедий с их «катарсисом» и другие ритуалы очищения на Панафинеях, и одновременно чистых помыслами философов, пиру, необходимому только для карьерных знакомств.

На это Сократ отвечал:

– Все ты насмехаешься и нас презираешь, оттого что ты много денег передавал и Протагору, чтобы научиться у него мудрости, и Горгию, и Продику, и многим другим; а на нас ты смотришь, как на самоучек в философии.

Самоучка (греч. «автург») – не столько человек, учившийся самостоятельно, по книгам или из вторых рук, сколько дилетант, не систематически изучавший философию, ходивший к философам по настроению, часто пропускавший занятия.

– Да, – ответил Каллий, – я прежде скрывал от вас, что могу говорить много умных вещей, а теперь, если вы у меня будете, я покажу вам, что заслуживаю полного внимания.

Сначала Сократ и его друзья, разумеется, стали было отказываться от приглашения, благодарили, но не давали слова обедать у него; но, так как было видно, что он очень сердится и обидится, если они не пойдут с ним, они пошли. Потом они явились к нему: одни перед этим занимались гимнастикой и умастились маслом, а другие даже и приняли омовение. Автолик сел рядом с отцом; остальные, как полагается, легли.

Отказываться от приглашения – правило хорошего тона, запрещающее сразу принимать приглашение, чтобы не оскорбить богов, существовало и тогда. Ведь если поспешно прийти, не поблагодарив сначала богов дома, то они могут обидеться на невнимание.

Умастились маслом – смазывать себя оливковым маслом было необходимо для борьбы, чтобы не получить серьезных повреждений при ударе; возможно, здесь оставалась еще память о блеске масла как «харите», благоволении богов, украшающем человека. Гости, успевшие принять ванну, серьезно подготовились к пиру – ванна принималась долго, и они уже не могли изменить намерения идти на пир.

Всякий, кто обратил бы внимание на то, что происходило, сейчас же пришел бы к убеждению, что красота по самой природе своей есть нечто царственное, особенно если у кого она соединена со стыдливостью и скромностью, как в данном случае у Автолика.

Царственное – означает не столько «величественное и неприступное», сколько «покоряющее себе». Стыдливость и скромность покоряют себе, потому что им невозможно противостоять, они неотразимы, а наглость сразу вызывает сопротивление, значит, ей противостоять возможно.

Сходное противопоставление Эрота и всех остальных богов мы находим и в «Пире» Платона, в речи Агафона, говорящего, что если остальные боги враждуют друг с другом, то Эрот несет только любовь и дружбу. Под другими богами имеется в виду прежде всего Дионис – вспоминаются экстатические вакхические культы.

Во-первых, как светящийся предмет, показавшийся ночью, притягивает к себе взоры всех, так и тут красота Автолика влекла к нему очи всех; затем, все смотревшие испытывали в душе какое-нибудь чувство от него: одни становились молчаливее, а другие выражали чувство даже какими-нибудь жестами. На всех, одержимых каким-либо богом, интересно смотреть; но у одержимых другими богами вид становится грозным, голос – страшным, движения – бурными; а у людей, вдохновляемых целомудренным Эротом, взгляд бывает ласковее, голос – мягче, жесты – более достойными свободного человека. Таков был и Каллий тогда под влиянием Эрота, и людям, посвященным в таинства этого бога, интересно было смотреть на него.

Итак, гости обедали молча, как будто это повелело им какое-то высшее существо. В это время в дверь постучался шут Филипп и велел привратнику доложить, кто он и почему желает, чтоб его впустили; он пришел, прибавил он, собравши все нужное для того, чтобы обедать на чужой счет; да и слуга его очень отягощен, оттого что ничего не несет и оттого что не завтракал.

Шут (букв. «смехотворец») – актер развлекательной программы на пире, по-нашему, «аниматор», «тамада» или «мастер церемоний». Как мы видим, он начинает развлекать прямо с порога.

Услышав это, Каллий сказал:

– Ну, конечно, друзья мои, стыдно отказать ему хоть в крове-то; пускай войдет!

При этом он взглянул на Автолика, очевидно, желая видеть, как ему показалась эта шутка.

Шутка состоит в том, что невозможно отказать в крове человеку, который уже вошел под кров. Ее высказывает Каллий, но фактический автор этой шутки, самим своим поступком – сам смехотворец.

Филипп, остановившись у зала, где был обед, сказал:

– Что я шут, это вы все знаете; пришел я сюда по собственному желанию: думал, что смешнее прийти на обед незваным, чем званым.

– Так ложись, – отвечал Каллий – ведь и у гостей, видишь, серьезности полный короб, а смеха, может быть, у них маловато.

Во время обеда Филипп сейчас же попробовал сказать что-то смешное, – чтобы исполнить свою службу, для которой его всегда звали на обеды, но смеха не вызвал. Это явно его огорчило. Немного погодя он опять вздумал сказать что-то смешное; но и тут не стали смеяться его шутке; тогда он в самый разгар пира перестал есть и лежал, закрывши голову.

Тогда Каллий спросил его:

– Что с тобою, Филипп? Или у тебя что болит?

Он со стоном отвечал:

– Да, клянусь Зевсом, Каллий, очень даже болит: ведь если смех во всем мире погибнул, моему делу пришел конец. Прежде меня звали на обеды для того, чтобы гости веселились, смеясь моим остротам; а теперь чего ради будут звать меня? Быть серьезным я могу ничуть не больше, чем стать бессмертным; приглашать меня в ожидании получить с моей стороны приглашение – тоже, конечно, никто не станет, потому что все знают, что ко мне в дом приносить обед совершенно не принято.

Погибнул – вместо «погиб», в оригинале тоже архаизм. Филипп пытается говорить возвышенно-поэтически, чтобы хотя бы чередованием несовместимых стилей вызвать смех.

При этих словах он сморкался, и голос его производил полное впечатление, будто он плачет. Все стали утешать его, обещали в другой раз смеяться, упрашивали обедать, а Критобул даже расхохотался, что его так жалеют.

Услыхав смех, Филипп открыл лицо и сказал:

– Мужайся, душа: обеды будут.

Обеды – в оригинале «складчина»; Филипп не очень удачно пытается шутить, что все вместе его утешают, а лучше бы все вместе его бы кормили.

И опять принялся за обед.

Назад: После смертного приговора
Дальше: Глава 2