Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Кто учитель до мозга костей, тот относится серьезно ко всем вещам, лишь принимая во внимание своих учеников, – даже к самому себе. <…>
Привлекательность познания была бы ничтожна, если бы на пути к нему не приходилось преодолевать столько стыда.
Бесчестнее всего люди относятся к своему Богу: он не смеет грешить. <…>
Любовь к одному есть варварство: ибо она осуществляется в ущерб всем остальным. Также и любовь к Богу.
«Я это сделал», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает.
Мы плохо всматриваемся в жизнь, если не замечаем в ней той руки, которая щадя – убивает.
Если имеешь характер, то имеешь и свои типичные пережитки, которые постоянно повторяются.
Мудрец в роли астронома. – Пока ты еще чувствуешь звезды как нечто «над тобою», ты еще не обладаешь взором познающего.
Не сила, а продолжительность высших ощущений создает высших людей.
Кто достигает своего идеала, тот этим самым перерастает его.
Иной павлин прячет от всех свой павлиний хвост – и называет это своей гордостью.
Гениальный человек невыносим, если не обладает при этом, по крайней мере, еще двумя качествами: чувством благодарности и чистоплотностью.
Степень и характер родовитости человека проникают его существо до последней вершины его духа.
В мирной обстановке воинственный человек нападает на самого себя. <…>
Презирающий самого себя все же чтит себя при этом как человека, который презирает.
Душа, чувствующая, что ее любят, но сама не любящая, обнаруживает свои подонки: самое низкое в ней всплывает наверх. <…>
Ужасно умереть в море от жажды. Уж не хотите ли вы так засолить вашу истину, чтобы она никогда более не утоляла жажды? <…>
Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.
Одинаковые аффекты у мужчины и женщины все-таки различны в темпе – поэтому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга.
У самих женщин в глубине их личного тщеславия всегда лежит безличное презрение – презрение «к женщине». <…>
Очень умным людям начинают не доверять, если видят их смущенными.
Ужасные переживания жизни дают возможность разгадать, не представляет ли собою нечто ужасное тот, кто их переживает.
Тяжелые, угрюмые люди становятся легче именно от того, что отягчает других, от любви и ненависти, и на время поднимаются к своей поверхности. <…>
Кому не приходилось хотя бы однажды жертвовать самим собою за свою добрую репутацию? —
В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно потому-то слишком много презрения к людям.
Стать зрелым мужем – это значит снова обрести ту серьезность, которою обладал в детстве, во время игр.
Стыдиться своей безнравственности – это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся также своей нравственности.
Нужно расставаться с жизнью, как Одиссей с Навсикаей, – более благословляющим, нежели влюбленным.
Одиссей – в древнегреческой мифологии царь Итаки, супруг Пенелопы и отец Телемаха, прославившийся как участник Троянской войны, один из ключевых персонажей «Илиады» и главный герой поэмы «Одиссея», повествующей о долгих годах скитаний и возвращении Одиссея на родину.
Навсикая – в древнегреческой мифологии царевна феаков, прекрасная дочь царя Алкиноя и царицы Ареты, героиня поэмы «Одиссея», спасительница главного героя.
Как? Великий человек? – Я все еще вижу только актера своего собственного идеала.
Если дрессировать свою совесть, то и кусая, она будет целовать нас.
Разочарованный говорит: «Я слушал эхо и слышал только похвалу». —
Наедине с собою мы представляем себе всех простодушнее себя: таким образом мы даем себе отдых от наших ближних. <…>
Открытие взаимности собственно должно бы было отрезвлять любящего относительно любимого им существа. «Как? Даже любить тебя – это довольно скромно? Или довольно глупо? Или – или —». <…>
Не человеколюбие, а бессилие их человеколюбия мешает нынешним христианам предавать нас сожжению. <…>
Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов…
Бывает довольно часто, что преступнику не по плечу его деяние, – он умаляет его и клевещет на него.
Адвокаты преступника редко бывают настолько артистами, чтобы всю прелесть ужаса деяния обратить в пользу его виновника.
Труднее всего уязвить наше тщеславие как раз тогда, когда уязвлена наша гордость. <…>
«Ты хочешь расположить его к себе? Так делай вид, что теряешься перед ним —» <…>
Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно.
Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее. <…>
Отвращение к грязи может быть так велико, что будет препятствовать нам очищаться – «оправдываться».
Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вырывается. <…>
Иной человек, радующийся похвале, обнаруживает этим только учтивость сердца – и как раз нечто противоположное тщеславию ума. <…>
Кто ликует даже на костре, тот торжествует не над болью, а над тем, что не чувствует боли там, где ожидал ее. Притча.
Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы сурово вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил.
Народ есть окольный путь природы, чтобы прийти к шести-семи великим людям. – Да, – и чтобы потом обойти их.
Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что еще хуже, под платье и убор.
Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею еще и чувства. <…>
Что человек собою представляет, это начинает открываться тогда, когда ослабевает его талант, – когда он перестает показывать то, что он может. Талант – тоже наряд: наряд – тоже способ скрываться.
Оба пола обманываются друг в друге – от этого происходит то, что, в сущности, они чтут и любят только самих себя (или, если угодно, свой собственный идеал). Таким образом, мужчина хочет от женщины миролюбия, – а между тем женщина по существу своему как раз неуживчива, подобно кошке, как бы хорошо она ни выучилась выглядеть миролюбивой.
Люди наказываются сильнее всего за свои добродетели. <…>
Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины. <…>
Один ищет акушера для своих мыслей, другой – человека, которому он может помочь разрешиться ими: так возникает добрая беседа.
Вращаясь среди ученых и художников, очень легко ошибиться в обратном направлении: нередко в замечательном ученом мы находим посредственного человека, а в посредственном художнике очень часто – чрезвычайно замечательного человека.
Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе человека, с которым вступаем в общение, – и сейчас же забываем об этом.
В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина.
Совет в форме загадки. – «Если узы не рвутся сами, – попробуй раскусить их зубами».
Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом. <…>
Ницше говорил, что если над человеком нет Бога, – это значит, что сам человек должен стать для себя высшим (божественным). Единый Бог должен быть заменен множеством человеческих богов. Ницше писал: «Божественное состоит именно в том, что есть боги, но нет Бога». Но обожествленный человек – это вместе с тем и человек преображенный, кардинально отличающийся от нынешнего «человека-карлика». Должно народиться нечто, «что превзойдет величием бурю, горы и море и будет вместе с тем сыном человеческим». Согласно философии Ницше, новой целью для человека может быть только новый человеческий, точнее говоря – новый сверхчеловеческий тип.
Сравнивая в целом мужчину и женщину, можно сказать следующее: женщина не была бы так гениальна в искусстве наряжаться, если бы не чувствовала инстинктивно, что ее удел – вторые роли.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. <…>
Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мнению ближнего, – кто сравнится в этом фокусе с женщинами! – <…>
Иметь талант недостаточно: нужно также иметь на это ваше позволение, – не так ли, друзья мои?
«Где древо познания, там всегда рай» – так вещают и старейшие и новейшие змеи.
Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла.
Понимание трагического ослабевает и усиливается вместе с чувственностью.
«Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времен – правило.
Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство: с ней благополучно переживаются иные мрачные ночи.
Нашему сильнейшему инстинкту, тирану в нас, подчиняется не только наш разум, но и наша совесть.
Дo2лжно отплачивать за добро и за зло, но почему именно тому лицу, которое нам сделало добро или зло?
Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.
Поэты бесстыдны по отношению к своим переживаниям: они эксплуатируют их. <…>
Любовь обнаруживает высокие и скрытые качества любящего – то, что у него есть редкостного, исключительного: постольку она легко обманывает насчет того, что служит у него правилом. <…>
По отношению ко всякой партии. – Пастуху нужен всегда баран-передовик, чтобы самому при случае не становиться бараном.
Люди свободно лгут ртом, но рожа, которую они при этом корчат, все-таки говорит правду.
У суровых людей задушевность является предметом стыда – и есть нечто ценное.
Христианство дало Эроту выпить яду: он, положим, не умер от этого, но выродился в порок.
Эрот (Эрос), он же Амур и Купидон, – мифологическое божество любви, безотлучный спутник и помощник Афродиты, олицетворение любовного влечения, обеспечивающего продолжение жизни на Земле.
Много говорить о себе – может также служить средством для того, чтобы скрывать себя.
В хвале больше назойливости, чем в порицании.
Сострадание в человеке познания почти так же смешно, как нежные руки у циклопа. <…>
Мы не ненавидим еще человека, коль скоро считаем его ниже себя; мы ненавидим лишь тогда, когда считаем его равным себе или выше себя. <…>
В конце концов, мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его.
Чужое тщеславие приходится нам не по вкусу только тогда, когда оно задевает наше тщеславие.
Насчет того, что такое «достоверность», может быть, еще никто не удостоверился в достаточной степени.
Мы не верим в глупости умных людей – какое нарушение человеческих прав!
Следствия наших поступков хватают нас за волосы, совершенно не принимая во внимание того, что мы тем временем «исправились».
Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь.
Бесчеловечно благословлять там, где тебя проклинают.
Фамильярность человека сильнейшего раздражает, потому что за нее нельзя отплатить тою же монетой. —
«Не то, что ты оболгал меня, потрясло меня, а то, что я больше не верю тебе».
Бывает заносчивость доброты, имеющая вид злобы. <…>
Войти с помощью соц. сетей: