Книга: Первый судья Лабиринта
Назад: ГЛАВА 5 Вынужденная необходимость
Дальше: ГЛАВА 7 Чудным воскресным утром

ГЛАВА 6
Рассказ Андрея

— Сразу после армии мне удалось поступить в медицинский институт. Три года учебы прошли совсем обыденно, даже нудновато. Но в конце третьего курса появились преподаватели из Академии Эссенс и предложили лучшим ученикам перейти к ним. А я всегда старался быть лучшим, ты же знаешь.
Согласился сразу. Методика, которую они показали, Стас, это… это… Это чудо какое-то, панацея! Все, чему нас учили раньше… Туфта все это, Стас. Нет, я ничего не говорю про хирургию, акушерство. И экстренную помощь не отменишь. А вот терапевты… И психиатры частично. Они ведь часто не могут вылечить. Вообще не могут, понимаешь? Не потому, что дураки или им наплевать. А потому что… Ну не так это делается!
Сущность человека — это лабиринт, ее еще называют эссенциальной паутиной. Эссенция — это и есть сущность по-латыни. Каждая нить — как штрих к портрету. Цвет волос — штрих. Черта характера — штрих. Даже манера улыбаться — тоже нить. Когда человек рождается, паутина совсем простая. Но в течение жизни нитей становится больше, они удлиняются, переплетаются, и вот тут-то начинаются проблемы. Хотя сейчас у многих проблемы с рождения. Мы занимались взрослыми, а вот неоэссенсы, которые детишек корректируют, говорят, что почти у всех новорожденных по нескольку узелков имеется. Зато им и помогать легче.
А взрослому, который пришел к тебе с кучей проблем, — ой как сложно. Сначала надо начертить паутину. А прежде чем чертить, ее надо почувствовать. Потом ищешь узелок, «аксель» называется. Это очаг поражения. Распутаешь его — устранишь проблему. Неважно какую — хоть иммунную, хоть психологическую. Можно слух восстановить, можно аритмию убрать. Не всегда, правда. Но в большинстве случаев — можно! Уметь только надо. Но чаще попадаются группы узелков — у нас их «аксельбантами» окрестили. Много узелков — много проблем. Распутывать сложнее. Нити-то одни и те же задействованы, не потянешь так просто. Вот этому нас и учили три года. И ты знаешь — научили! Всех ведь научили! Плохих эссенсов не бывает, невозможно быть плохим! Пока учишься, у тебя самого сущность меняется. Часть узлов убирается, остальное сокурсники разгладят. Правда, после академии все это нарастает снова.
Когда я пришел работать в эссенциалию — летал, как на крыльях. Молодой был, энергичный, старательный. А главное — педантичный буквоед. Это-то меня и спасло, но я тогда не понимал. Думал, за счет таланта пробился. В общем, меньше чем через два года заведующим назначили, мне двадцати девяти не было. А за то время, которое я в этом кресле просидел, кое-что изменилось. Ужесточилась система контроля.
И раньше-то было непросто вести отчетность при таком количестве людей. А тут и вовсе невозможно стало. Но корректоры приспосабливались: оно того стоило. Во-первых, зарплату прибавили здорово. А во-вторых… Понимаешь, Стас, работу сменить невозможно. Это въедается в сущность. Паутину корректора ни с какой другой не спутаешь, она совсем особенная. А пациентов-то меньше не становится, наоборот. Поэтому и стала наша работа похожа на конвейер. Где распутаешь узел, где нет. Где надолго поможешь, а где — видимость одна. Лишь бы отчитаться успеть. Лишь бы на премию заработать, она ведь от количества зависит, а не от качества. Только я всего этого не видел и не слышал, дурак восторженный, пока не появилась Ритка.
Он замолчал, нахмурившись. Я не решался торопить его. Продолжил он уже другим голосом.
— Не забуду то утро, когда она вошла в мой кабинет. Высокая, худенькая, в нелепой розовой куртке, волосы растрепаны, «Птица фламинго» мы ее прозвали. «Можно, Андрей Николаевич? Я к вам».
Рита. Руки тонкие, хрупкими кажутся. Но я-то знаю, сколько в них силы. Как раскроет ладони — белый столб из них рвется ввысь. Или наоборот — черный пламень тянется, вбирают они его. Потом она сразу такой беззащитной становится. Усталой и маленькой, как девочка. Магиня моя. Корректор.
Андрей вздохнул и «поехал» дальше:
— С кадрами тогда уже неважно было, поэтому брали даже приезжих корректоров вопреки Стандарту. Стандарт — это критерий такой. Как нужно и как нельзя работать. Кому можно помогать, кому — нет. Из-за этого-то Стандарта все и случилось.
Риту со всеми ее дипломами и сертификатами взяли сразу же. А потом пожалели. Слишком много проблем вышло.
Она чересчур талантливой оказалась. Гордой. И очень рассеянной. Всем стремилась помогать, даже кому нельзя по Стандарту, максималистка. Люди же знаешь как? Если поймут, что ты отказать не можешь, — идут и идут. И нет им конца. На документацию времени не остается, а это в работе недопустимо. Потому что над нами — Трибунал, орган контроля. И при проверке за каждую паутинку дрючат.
Я виноват. Надо было условия труда улучшать, проверять тщательнее всех своих подчиненных, а тем более — ее. Заставлять вовремя отчитываться. А я на это забил. Потому что знал, как им работается. И однажды…
Андрей встал и принялся ходить по комнате.
— Я был в тот день на конференции. А к Рите пришел клиент. Вернее, сначала к начмеду, к Наталье. Мужику почти девяносто было — по Стандарту мы не беремся за такие паутины. Там все к чертовой матери порвано и в узлы завязано. Влезать — только вредить. По идее, Наталья сразу его завернуть должна была.
Но дело было к вечеру, она торопилась и, не вникая, отправила к Ритке. А Ритка отказать не смогла. Пожалела, понимаешь? Человека. Взяла и паутину составила. А там — рак последней стадии, вмешиваться тем более нельзя. А Ритка влезла. Узлы не стала трогать, просто нашла причину и попыталась объяснить этому деду, как ее самому устранить. Такой способ есть, ауторевебинг. Самопереплетение, короче. Сам себя перенастраиваешь «правильно». Только поздно уже было его использовать.
В общем, на следующий день он умер. Не из-за Ритки, совпало так. Он бы все равно умер — днем раньше, днем позже. Но родственники стукнули в Управление: отец ни на что не жаловался, а тут в эссенциалию сходил и…
И к нам Трибунал с проверкой. А у Ритки — полный бардак с отчетностью…
Андрей ушел на кухню и тут же вернулся с бутылкой коньяка и двумя пузатыми рюмками. Я не успел еще «переварить» услышанное.
— Вообще я не пью, — извиняющимся тоном проговорил он, отвинчивая крышку, — но сейчас… Составишь компанию?
Я кивнул. «Не пью, но посуду под коньяк держу», — отметил я уже машинально, принимая на две трети заполненную рюмку. Он налил себе столько же, быстро выпил и продолжил рассказ:
— Нас с Риткой отвезли на поезде в Прибалтику. Трибунал ведь международная организация, так же как и Лига. В одном из замков у них штаб-квартира. Меня, как свидетеля, поместили в отдельную камеру, Ритку — в отдельную. Ее еще и в клетке держали. И в кандалах.
Я вытаращил глаза.
— А потом был суд и костер.
— Суд и что? — не понял я.
— Ты правильно услышал.
— Костер?!
Он молчал.
— Настоящий, что ли? — произнес я неуверенно.
Андрей невесело усмехнулся:
— Вот так же и я спросил. Накануне меня привели в кабинет к Артуру — это один из трибунальщиков, который дознание проводил…
Андрей полностью погрузился в мир воспоминаний, казалось, забыв обо мне…
* * *
— Почему такой суровый приговор, ты же понимаешь, что она не виновата?
Вопрос без ответа. Да свидетель и не ждал его.
Артур перекладывает несколько листов бумаги.
— Здесь подпиши и здесь. Под галочками… — Достает новый бланк. — Сколько у нее осталось клиентов «вне картотеки»?
— Пять семей, — быстро отвечает свидетель. — Дела закрыты и сданы в архив, но кто-нибудь из них иногда приходит на минуту-две за советом. Она их принимает между посетителями…
— Нехорошо оставлять людей без поддержки. Заведите новые дела на каждого члена проблемных семей и распределите их между оставшимися корректорами.
Эссенс немного расслабляется, на минуту забывая о Рите: его оставляют на прежней должности!
— То есть, — вопрос срывается сам, — я возвращаюсь в нашу эссенциалию?
— Да. Считай, что ты свое отсидел. У тебя же было достаточно времени подумать?
Да уж! Было. Между сочинением речей в Ритину защиту свидетель невольно наводил в мечтах порядок среди своих подчиненных. Чтобы ни одна умница-красавица больше не посмела действовать самовольно. За каждой поклялся следить, пусть жалуются на недоверие и «связанные руки».
— В личном деле Маргариты не указан адрес родственников. Ты не знаешь, как их найти? Нам придется сообщить о ее сожжении. Им будет назначена пенсия.
— Ее родители как раз переезжали в деревню со сбитой нумерацией домов, поэтому мы оставили пустые графы… У нее где-то недалеко живет тетя, она может быстро передать… Артур, — с трудом выговаривает эссенс, — сожжение настоящее?
Да, он глупый, да, наивный. И сожаление Артура относится не только к жизни Риты, но и к его незнанию.
— Да.
У свидетеля подкашиваются ноги. Стены водят хоровод, угол стола парит где-то возле уха…
…Он чувствует, как о зубы бьется стакан. Глотает слегка горьковатую воду, понимая, что из него только что чуть не выскочило сердце.
— Травяная настойка, укрепляет силы. — Артур усаживает эссенса на стул и придерживает за плечо, пока тот не ловит равновесие и не откидывается на спинку сам. — Рите будет с ней полегче. Если выпьет хоть немного, то боли почти не почувствует.
— Как же так… Сжигать человека?
— Не человека, — мягко поправляет Артур, — мага, корректора, применившего сверхвоздействие. Думаешь, Стандарт написан для красоты? Паутина — это не игрушки. Завязал узел — считай, убил. Развязал — спас. Люди получили власть над сущностью. И оставлять ее без надзора нельзя.
Тех, кто овладел коррекцией, приравняли к магам, а бесконтрольный маг хуже бомбы.
В наш век бюрократии все просто. Заполнил бумагу — вопросов к тебе нет. Мы придумали формы, разработали перекрестные таблицы и повторяющиеся графы. И оценивают их не тупые роботы, а люди! Для нашего общего спокойствия нужно только одно — заполнить бумаги! Ты меня слышишь? Взять ручку и заполнить чертовы бумажки!
Он еще что-то говорит об очищающем действии огня, но свидетель уже не слышит.
«Рита-Риточка! А ты, видно, следовала только Первому Постулату Стандарта: „Люби людей и помогай им“…»
* * *
Мы выпили еще по одной, но алкоголь на меня совершенно не действовал. Если первую часть истории я как-то воспринял (да мало ли на свете методик, о которых я не знаю), то вторая никак не укладывалась в голове. В комнате стало невыносимо душно, мы переместились на балкон. Была уже глубокая ночь. Андрей все говорил и говорил, у него чуть дрожали руки и дергалось веко. Еще утром такой уверенный в себе, сейчас он казался другим человеком.
— Она могла бы признать вину. Тогда лишилась бы диплома, но была сейчас со мной…
«Неужели у человека может хватить мужества добровольно выбрать сожжение? Хотя сектанты же обливают себя бензином. Тьфу, дурак я. Так может, эта их лига — секта?»
Я искоса взглянул на Андрея. Сектант? Может, еще и аскет? С его-то стилем жизни? Что-то не верится. Он словно прочитал мои мысли.
— Это не храбрость, Стас. Это страх и, может быть, зависимость. Если умеешь корректировать сущность, без этого уже не сможешь.
— Ты не пытался ее отговорить? — осторожно спросил я.
— Да нет, пытался. Думал: а вдруг согласится…
Голос его подозрительно зазвенел, и я сделал вид, что мне что-то срочно понадобилось в комнате. Но он вышел за мной почти сразу, видимо, испытывая потребность вылить на кого-нибудь то, что в нем так долго сидело. Говорил почти спокойно:
— Я не помню, как ушел оттуда. Не понимаю, почему не остался на похороны, не встретился с ее родными. Ведь должны были быть похороны, Стас? А может, их и не было? Провал какой-то в памяти. Помню только теплоход, на котором сюда плыл. Мне казалось, что все это сон, пока не нашел в своих вещах диплом. Значок вот только не нашел… Вернулся в наш город, устроился на работу, квартиру эту снял. Все на автомате. Даже ремонт сделал зачем-то — вроде, так надо. Познакомился со Светой… А вчера вечером, когда ты мне написал: «Привет, Андрюха», — я наконец проснулся. И если бы ты не предложил встретиться, я бы сам тебя нашел.
Так. Раз, два, три, я спокоен. Это из той же серии, что газовая плита, горы в Подмосковье и Светин ребенок. И снесенный дом. Я ведь это пережил? Переживу и сейчас.
— А сон мне и правда снится. Иногда. Как я к ней в костер бросаюсь…
Мама дорогая! А ведь еще сегодня утром я просто собирался встретиться с девчонкой!
Назад: ГЛАВА 5 Вынужденная необходимость
Дальше: ГЛАВА 7 Чудным воскресным утром