Глава 25. Нацисты берут власть

На выборах 31 июля 1932 года нацисты получили 37,8 процента голосов и завоевали двести тридцать мандатов из шестисот восьми. Фракция нацистов в рейхстаге оказалась крупнейшей. Герман Геринг стал президентом рейхстага.

Поначалу нацисты вели себя осторожно в отношении Папена, зная, что его поддерживает Гинденбург. Но после снятия запрета на штурмовые отряды и успеха на выборах они утратили всякий пиетет к канцлеру.

Гитлер был уверен, что теперь ему доверят формирование правительства. Он жаждал власти. 5 августа он встретился с генералом Шлейхером и сказал, что готов войти в правительство Папена, но только в роли канцлера. Он также потребовал для своей партии посты федеральных министров внутренних дел, юстиции и сельского хозяйства, а также пост прусского министра внутренних дел – Гитлер хотел обезопасить себя и своих подручных.

Однако Шлейхер ничего ему не предложил. Фюрер в дурном настроении уехал к себе в Оберзальцберг.

6 августа 1932 года Геббельс записал в дневнике: «Если мы получим власть, мы никогда ее не отдадим. Другие получат ее только через наши трупы».

Гинденбург не хотел менять правительство и в особенности не желал делать канцлером Гитлера. Тем не менее он вынужден был принять вождя партии, от которой зависело голосование в рейхстаге.

Утром 13 августа Гитлера пригласили к Гинденбургу. Президент разговаривал с ним весьма пренебрежительно. Предложил присоединиться к действующему правительству. Ход двадцатиминутной беседы записал Отто Мейснер, глава президентской коалиции:

«Президент сказал Гитлеру, что готов позволить национально-социалистической партии участвовать в имперском правительстве и приветствует их сотрудничество. Он спросил Гитлера, готов ли он войти в нынешнее правительство фон Папена. Господин Гитлер ответил, что по причинам, которые он уже объяснял президенту, его участие в существующем правительстве исключено. Учитывая значение национально-социалистического движения, он обязан потребовать полное руководство правительством.

Президент твердо ответил, что это требование он отвергает. Долг перед Богом, совестью и отечеством не позволит ему передать правительство в руки одной партии, тем более партии, которая предвзято относится к людям, придерживающимся иных взглядов. Есть и другие причины, которые этому мешают, в том числе опасность беспорядков и то впечатление, которое это произведет на другие страны.

Гитлер повторил, что иное решение для него исключено.

– То есть вы уходите в оппозицию? – уточнил президент.

– У меня не остается иного выбора, – ответил Гитлер.

– В таком случае, – произнес президент, – я могу дать вам только один совет – находясь в оппозиции, ведите себя достойно, помните о своей ответственности перед отчизной. Я не сомневаюсь, что вы любите родину, но я резко выступлю против любого акта террора и насилия, совершаемых членами штурмовых отрядов. Мы оба старые солдаты и останемся ими. Может быть, развитие событий позднее вновь нас сведет. Во всяком случае, я пожимаю вам руку по-товарищески…»

Геббельс записал в дневнике: «Фюрер вернулся менее чем через полчаса. Все кончилось провалом. Он ничего не добился. Папен остается канцлером, а фюрер должен удовольствоваться постом вице-канцлера… Первый раунд проигран».

Адольф Гитлер покинул президентский дворец в гневе и ночью вернулся в свой альпийский дом. Он чувствовал себя униженным и жаждал мщения. Штурмовики, вдохновленные победой на выборах, были уверены, что власть у них в руках, и требовали хлебных мест. Опасаясь недовольства и бунта, Гитлер отправил штурмовые отряды в двухнедельный отпуск.

7 сентября Гитлер, выступая в Мюнхене, сказал:

– У меня есть очевидное преимущество над моим главным соперником. Имперскому президенту восемьдесят пять лет, а мне сорок три, и мой голос звучит над всей Германией, как колокол.

На следующий день Гитлер образовал в центральном аппарате партии военно-политический отдел. Заведующим поставил отставного генерала фон Эппа, утопившего в крови баварскую революцию.

12 сентября депутаты-коммунисты в рейхстаге предложили вынести правительству вотум недоверия. Гитлер руководил своей фракцией из кафе «Кайзерхоф». Он решил наказать Папена и заодно продемонстрировать президенту страны свою силу. Он велел депутатам-нацистам поддержать коммунистов. За вотум недоверия правительству проголосовали пятьсот двенадцать депутатов. Канцлера поддержали всего сорок два депутата. Папен пытался предупредить унизительное для него голосование декретом о роспуске рейхстага, но председательствующий Геринг просто не дал ему слова. Папен сообщил о роспуске рейхстага по радио. Новые выборы назначили на 6 ноября.

Папен решил пойти на новые выборы в надежде, что нацисты проиграют и сделаются сговорчивее. Отказ президента назначить Гитлера канцлером было сильным ударом для гитлеровской партии. Нацисты были уверены, что уже победили, и рассчитывали на дивиденды. Разочарование было очень сильным и опасным для партии. Вот почему Грегор Штрассер, видная среди нацистов фигура, был сторонником участия в правительстве.

Гитлер выступал каждый день, переезжая из города в город. Однако пик его популярности был пройден. К тому же партийный аппарат израсходовал все ресурсы и остался без денег. Правящие круги стали опасаться необузданности нацистов. Выборы оказались для партии неудачными. Нацисты потеряли два миллиона избирателей и тридцать четыре мандата, но остались самой крупной партией в рейхстаге. Коммунисты, наоборот, завоевали дополнительно одиннадцать мест.

За несколько дней до выборов, 2 ноября, берлинские рабочие-транспортники устроили забастовку, которую поддержали оба столичных горкома – и нацистов, и коммунистов. В окружении президента были сильно встревожены. Перед ними замаячил призрак гражданской войны, в которой коммунисты и нацисты совместно свергают республику.

Но и Франц фон Папен не решил свои проблемы. Новый состав рейхстага тоже не поддержал Папена, который вновь пригласил Гитлера войти в состав правительства в роли вице-канцлера. Гитлер не хотел входить в правительство в качестве младшего партнера. Президент Гинденбург дважды – 19 и 21 ноября – принимал Гитлера и сопровождавшего его Геринга.

«Если бы только эти два человека, президент и фюрер, могли бы пожать друг другу руки, германская революция была бы спасена», – записывал в дневнике Геббельс.

Гинденбург впервые заговорил о возможности поручить Гитлеру сформировать правительство. Но выставил одно условие: кабинет должен опираться на большинство в рейхстаге. При том раскладе депутатских мест требование было невыполнимо: социал-демократы, коммунисты и многие центристы ни при каких условиях не собирались поддерживать нацистскую партию.

Гитлер предложил Гинденбургу продолжить прежнюю практику: его правительство тоже будет проводить необходимые решения президентскими указами. По поручению Гинденбурга фюреру ответил глава президентской канцелярии Отто Мейснер: «Президент не может не опасаться, что в подобной ситуации кабинет министров под Вашим руководством быстро превратится в партийную диктатуру и окажется в конфликте с народом».

Министр рейхсвера Курт фон Шлейхер уговорил Гинденбурга сместить Папена и поручить правительство ему, Шлейхеру. Генерал отправил к Гитлеру свое доверенное лицо – подполковника Ойгена Отта с предложением объединить усилия. Они встретились в гостинице «Цум элефантен». Гитлер ответил, что не станет сотрудничать со Шлейхером.

2 декабря 1932 года оставной генерал-лейтенант Курт фон Шлейхер стал фактически последним канцлером Веймарской республики. Шлейхер не был таким же реакционером, как Папен. Генерал разумно полагал, что в современном обществе правительство не может действовать, не имея поддержки общества. Он находился под влиянием молодых интеллектуалов, которые считали, что Германия должна избежать и западного капитализма, и советского коммунизма и избрать третий путь.

Шлейхер намеревался проводить более социально направленную политику и привлечь на свою сторону широкие массы, обещав борьбу с безработицей. Выступая по радио, он обнародовал программу создания рабочих мест и назначил имперского уполномоченного по борьбе с безработицей. Но профсоюзы не стали его поддерживать, потому что против генерала выступили социал-демократы.

Шлейхер пытался сформировать коалицию из националистов, католиков, социал-демократов и сторонников Грегора Штрассера, которых считал умеренной фракцией нацистов. 3 декабря генерал принял Штрассера и предложил ему пост вице-канцлера и главы правительства Пруссии. Шлейхер рассчитывал, что за Грегором Штрассером последует как минимум шестьдесят нацистов-депутатов, которые поддержат его правительство.

Некоторые депутаты-нацисты были готовы последовать за Штрассером. Тем более на местных выборах в Тюрингии 5 декабря 1932 года потери нацистов были катастрофическими: они лишились сорока процентов голосов. Видные нацисты полагали, что надо хватать предложенные посты, пока партия не потеряла все.

Но Гитлер был категорически против вступления в кабинет Шлейхера.

Между ними давно существовало нечто вроде соперничества. Экономическое положение Германии улучшалось, и пророчества грядущей катастрофы не так действовали на аудиторию. Выборы показывали, что нацистам стоит искать поддержки не среди рабочего класса, а в деревне и среди мелкой буржуазии. На этих избирателей и делал ставку Гитлер. Но в Берлине ситуация складывалась иначе. Здесь нацисты сражались за голоса рабочих. Поэтому тональность пропаганды была иной, социалистической и революционной. Тут и столкнулись Гитлер и Штрассер. Но внутри партии Штрассер не мог противостоять Гитлеру, который распределял депутатские мандаты и министерские посты в земельных кабинетах.

После разговора на повышенных тонах 8 декабря Штрассер написал Гитлеру заявление об уходе. Он собрал в здании рейхстага своих недавних подчиненных – инспекторов организационного отдела центрального аппарата партии. Гауляйтер Шлезвиг-Гольштейна Хинрих Лозе записал слова Штрассера:

«Как минимум с августа, со времени первых встреч с Папеном, Шлейхером и Гинденбургом, политика фюрера стала непонятной. Понятно только одно – он желает стать рейхсканцлером. Но он должен осознать очевидный факт, что никто не намерен ему этот пост давать и в ближайшем будущем ситуация не изменится. А в результате наше движение находится в состоянии стресса, который подрывает единство рядов. Мы не можем себе позволить заставлять штурмовиков и рядовых членов партии ждать до бесконечности.

Есть два пути выхода из кризиса – законный и незаконный. Я готов идти по любому пути. Но я отказываюсь ждать, когда фюрера сделают рейхсканцлером, потому что к тому времени наше движение развалится. Фюрер должен был принять предложенный Гинденбургом в августе пост вице-канцлера. Войдя в правительство, фюрер должен был объяснить партнерам по коалиции, что восстановление Германии возможно только на базе национально-социалистических идей. Если бы вице-канцлеру Гитлеру это не удалось, он мог бы подать в отставку, что привело бы к крушению правительства…

Что касается личного аспекта, – продолжал Штрассер, – то мне известны интриги, которые ведутся в окружении фюрера и выливаются в оскорбления. Я этого терпеть не намерен. Мне время от времени нужно встретиться и поговорить с фюрером – по личным и официальным делам. Если я приезжаю в отель „Кайзерхоф“ в Берлине или в Коричневый дом в Мюнхене, я застаю там одних и тех же людей. Но никаких деловых вопросов я решить не в состоянии. Я не собираюсь вставать в очередь за Герингом, Геббельсом и Рёмом. Если их приглашают к фюреру, то, полагаю, и меня могли бы почтить приглашением. Но фюрер ни разу меня не пригласил. Я рассматриваю это как личное унижение, которого я не заслуживаю и более не намерен терпеть. Силы и нервы мои на пределе. Я подал в отставку со всех партийных должностей и уезжаю в горы восстанавливать здоровье. А вас я прошу продолжать исполнять свой долг…»

Выступление Штрассера произвело впечатление на партийных работников. Инспектор орготдела партии по Нижней Саксонии Бернгард Руст (вскоре он получит пост министра) сообщил Гитлеру, что было сказано в его адрес. Фюрер не собирался оставлять последнее слово за своим соперником и распорядился собрать партработников в полдень в «Кайзерхофе».

– Я думал, Грегор Штрассер умнее, – сказал Гитлер. – Я поражен позицией, которую он занял, и еще больше удивлен тем, что после двенадцати лет знакомства и совместной партийной работы он не счел необходимым обсудить все это со мной.

Он говорит, что я должен был принять пост вице-канцлера. Но Грегору Штрассеру прекрасно известно, что ни фон Папен, ни фон Шлейхер не являются национальными социалистами. Чтобы не выглядеть предателем, я должен был бы постоянно протестовать против политики главы правительства, выдвигать требования, которые бы отвергались. И господин фон Папен с улыбкой на устах сказал бы мне: «Прошу прощения, господин Гитлер, но я рейхсканцлер и глава правительства. Если мой политический курс вас не устраивает, вы можете уйти». И что бы из этого вышло? Они бы показали стране, что Гитлер и его товарищи ничего не могут добиться! И тогда партия и избиратели повернулись бы к нам спиной, наше движение бы развалилось.

Незаконный путь завоевания власти еще опаснее, – продолжал Гитлер. – Никто не посмеет сказать, что мне не хватит мужества совершить переворот, а если понадобится, то и кровавую революцию. Я доказал это в Мюнхене в 1923 году. Господину Штрассеру это известно: он там был. Так вот, наши отряды не имеют оружия, а если кто-то и запасся оружием – против моей воли и об этом ничего не известно, – то все равно не выстоит против полиции и рейхсвера. Генерал фон Рейхенау сказал мне недавно: «Господин Гитлер, солдаты рейхсвера принесли присягу и подчиняются президенту страны. Если ваши отряды нарушат закон, рейхсвер будет в них стрелять, хотя наши сердца обольются кровью. Когда вы станете президентом и рейхсвер присягнет вам, то мы будем подчиняться вашим приказам и стрелять во врагов государства»…

Грегор Штрассер не решился поднять мятеж против Адольфа Гитлера. Он просто капитулировал и ушел из политики. Но скандал был громким.

8 декабря 1932 года актриса и режиссер Лени Рифеншталь была на концерте и возвращалась домой по Вильгельмштрассе. Она писала в своих воспоминаниях: «Я услышала выкрики продавцов газет: „Грегор Штрассер покидает Гитлера!“, „Конец НСДАП!“, „Звезда Гитлера закатилась!“. Я набрала газет и села в холле гостиницы „Кайзерхоф“, чтобы прочитать сенсационные сообщения. То, что писалось в газетах, было для Гитлера крайне унизительно. Еще месяц назад в Мюнхене я видела Гитлера, уверенного в победе, а теперь я узнаю о крушении его надежд».

Адъютант фюрера Вильгельм Брюкнер увидел Лени Рифеншталь и предупредил Гитлера. Ее пригласили в апартаменты фюрера на бельэтаже. Лицо у него было блеклое, волосы нависли на лоб, покрытый каплями пота. Затем его как прорвало:

– Эти предатели, эти трусы – и это незадолго до окончательной победы! – это дурачье – тринадцать лет мы боролись, вкалывали, отдавали все, пережили тяжелейшие кризисы, и вот у самой цели – предательство!

Фюрер забегал из угла в угол, остановился, схватился за голову и, как бы разговаривая с самим собой, простонал:

– Если партия развалится, я должен покончить с собой.

После паузы продолжил:

– Но пока рядом есть такие люди, как Гесс и Геринг, мне нельзя этого делать. Я не могу оставить их в беде, как не могу покинуть и многих других верных товарищей. Мы продолжим борьбу, даже если нам снова придется начинать с нуля…

9 декабря от имени Гитлера партия сделала сообщение для печати: «Товарищ Штрассер с разрешения фюрера взял трехнедельный отпуск по состоянию здоровья. Все слухи и спекуляции, связанные с этим событием, неверны и лишены оснований».

Грегор Штрассер занимал пост секретаря партии по оргвопросам. Гитлер переподчинил аппарат себе. Фюрер ничего не забыл и ничего не простил. Помощник Штрассера Пауль Шульц вспоминал пророческие слова своего начальника:

– Рано или поздно Гитлер нас убьет. Своей смертью мы не умрем.

Но Штрассер и пальцем не пошевелил, чтобы спасти себя. Все-таки они все недооценивали Гитлера…

Генерал Шлейхер считался мастером интриги, и он действовал довольно ловко. Но в те месяцы Франц фон Папен его опередил. Он мечтал не только вернуться к власти, но и отомстить Шлейхеру. И неизвестно, какое чувство было сильнее.

4 января 1933 года Гитлер отправился в Детмольд, главный город небольшой земли Липпе, где началась избирательная кампания. В конце 1932 года партия несла потери, избиратели уходили к коммунистам и националистам. Люди покидали партию, финансовое положение нацистов ухудшилось. Наверное, для Гитлера это были худшие дни. Казалось, дело проиграно. Он был в отчаянии и не покидал своего укрытия в отеле «Кайзерхоф».

И тут пришло спасение в лице Папена, которого сжигали амбиции и ненависть к генералу Шлейхеру. Он сделал все, чтобы нацисты пришли к власти. Через экономического советника фюрера Вильгельма Кепплера и Курта фон Шрёдера, кельнского банкира и члена партии, он наладил контакты с Гитлером.

4 января 1933 года Гитлер, Гесс, Гиммлер и Кепплер приехали к банкиру Шрёдеру домой. Уединились втроем – Гитлер, Папен и Шрёдер. Говорили два часа. Остальные сидели в соседней комнате и ждали: договорятся или нет. Папен предложил сделку: он поможет Гитлеру стать канцлером, если фюрер готов поделиться властью и они будут править страной вдвоем. Гитлера предложение устроило.

В тот же день, 4 января 1933 года, президент Гинденбург принял Грегора Штрассера. Его привел канцлер Шлейхер. Он не терял надежду с помощью Грегора Штрассера привлечь в правительство нацистов. Гинденбургу Штрассер понравился больше, чем Гитлер. Но из этого ничего не вышло. Партия шла за Гитлером. Штрассер уже был полководцем без армии. Да и дни Шлейхера на посту канцлера были сочтены.

Эфемерность положения Курта фон Шлейхера проявилась в том, что фон Папен, отправленный в отставку, продолжал жить в имперской канцелярии, а Шлейхер руководил правительством из своего прежнего кабинета в министерстве рейхсвера. Социал-демократы отказались войти в правящую коалицию и поддержать Шлейхера. Им тоже не хватило дальновидности. Социал-демократы считали, что президент именно им должен поручить сформировать однородное правительство.

Теперь уже Франц фон Папен мог сквитаться со свалившим его Шлейхером. Ему оставалось только убедить президента, что Гитлер вполне способен сформировать правительство и что фюрер не так страшен, им можно манипулировать. Папен методично доказывал Гинденбургу, что Гитлер ослаблен неудачей на выборах и разбродом в партии. В правительстве, где нацисты получат всего несколько постов, Гитлер будет связан по рукам и ногам.

Папен довольно говорил своим друзьям о фюрере:

– Вы будете удивлены. Мы его наняли.

Теперь уже историки твердо знают, что прихода Гитлера к власти можно было избежать. Он не был, как принято считать, логическим следствием немецкой истории со времен Средневековья, Мартина Лютера, Фридриха Великого, прусского милитаризма и так далее. Куда важнее традиций было то, что Гитлера поддержало множество влиятельных людей – Гугенберг, Гинденбург, Папен, Шлейхер. Они, руководствуясь собственными политическими интересами, помогли ему вскарабкаться на вершину. И сильно промахнулись, сами вырыв себе могилы. Решительное сопротивление демократических сил выбросило бы Гитлера из политики. Но произошло иначе…

9 января 1933 года Франц фон Папен пришел к президенту с готовым решением. Он сказал, что способен привлечь нацистов в правительство на разумных условиях. Такое правительство будет, наконец, пользоваться необходимой поддержкой в рейхстаге и сможет нормально работать. Гитлер получит пост канцлера, но кабинет будет коалиционным, сам Папен станет вторым человеком в правительстве и будет сдерживать фюрера.

Это предложение поддержали люди, которым Гинденбург доверял, – его друзья, прусские землевладельцы, и его собственный сын полковник Оскар фон Гинденбург. 15 декабря 1932 года, выступая по радио, канцлер Шлейхер дал понять, что будет менее уступчивым в отношении аграрных лоббистов, чем его предшественник Папен. Друзья и соседи Гинденбурга, крупные землевладельцы, забеспокоились. Они называли Шлейхера «аграрным большевиком».

Число занятых сельским трудом в Германии неуклонно сокращалось, но по-прежнему тринадцать миллионов немцев зарабатывали на жизнь в сельском хозяйстве. Крестьяне составляли важный избирательный сегмент для всех партий – кроме социал-демократической и коммунистической, которые не сумели предложить привлекательной аграрной программы. Аграрное лобби добивалось от правительства списания долгов и защиты от конкурентов. Таможенные пошлины на ввозимые из-за границы товары казались им недостаточными, они требовали квотирования сельскохозяйственного импорта. Правительство Шлейхера шло на это неохотно, в результате превратив влиятельное аграрное лобби в противников республики. Они давили на президента Гинденбурга, требуя, чтобы он поручил дело Гитлеру.

Крупные промышленники тоже испугались успеха коммунистов на ноябрьских выборах 1932 года. Им тоже не понравилась линия нового канцлера Курта фон Шлейхера, который в радиообращении назвал себя «социально мыслящим генералом», то есть объяснил, что намерен искать поддержки не только у правых. Люди, чье мнение было весомым для президента, настойчиво рекомендовали Гинденбургу пригласить нацистов в правительство.

Судьба Германии решалась в доме человека, который через несколько лет прилетит в Москву, чтобы подписать знаменитый пакт с Молотовым. Секретные переговоры об условиях, на которых вождь национально-социалистической немецкой рабочей партии Адольф Гитлер получал право сформировать правительство, в первые недели тридцать третьего шли в берлинском пригороде Далем в особняке Иоахима Ульриха Фридриха Вилли фон Риббентропа, торговца винами. Гитлер приезжал тайно, проходил в дом через сад, чтобы его никто не видел.

Дворянская приставка к фамилии хозяина дома была не наследственной, а благоприобретенной. В 1925 году его усыновила бездетная тетка, и он получил право именоваться фон Риббентропом. Во время войны обер-лейтенант Риббентроп был ранен и получил Железный крест первого класса. В конце войны его отправили в Турцию в качестве представителя военного министерства заниматься поставками военной техники. После войны Риббентроп занялся бизнесом. Используя свои знакомства в Англии и Канаде, импортировал спиртные напитки. Его бизнес расцвел после женитьбы на дочери владельца крупнейшей в Германии фирмы по торговле шампанским.

В августе 1932 года руководитель берлинских штурмовых отрядов граф фон Хельдорф познакомил его с Гитлером. Фюрер произвел на торговца винами сильнейшее впечатление. Риббентроп тут же вступил в партию.

Переговоры с Гитлером от имени президента Германии Гинденбурга вели его сын Оскар, служивший у отца военным адъютантом, и Франц фон Папен. Риббентроп оказался идеальным посредником – с одной стороны, фанатичный поклонник Гитлера, с другой – старый друг Франца фон Папена. В Первую мировую они вместе воевали в 12-м гусарском полку.

Франц фон Папен служил в рейхсвере, перед Первой мировой его отправили военным атташе в Соединенные Штаты. В 1915 году американцы выслали его из страны, и он пошел на фронт. После войны стал депутатом… Старое знакомство с Папеном пригодилось. Риббентроп проявил обходительность, некоторое дипломатическое искусство и способствовал успеху тайных переговоров.

20 января 1933 года нацисты и коммунисты провели в рейхстаге антиправительственную резолюцию. Это было совместным ударом по Шлейхеру. В тот же день Франц фон Папен, прибыв к Гинденбургу, ясно высказался за предоставление Гитлеру поста канцлера при гарантиях, что правительство не будет однопартийным. Сын президента Оскар фон Гинденбург поддержал эту идею.

22 января в доме Риббентропа Гинденбург-младший и руководитель президентской канцелярии в ранге статс-секретаря Отто Мейснер встретились с Гитлером. Все участники встречи проявили себя большими конспираторами. Оскар Гинденбург и Мейснер для маскировки отправились в оперу. Через несколько минут после начала последнего акта они незаметно покинули свою ложу и на такси помчались в Далем. Гитлер выступал перед штурмовиками по случаю третьей годовщины смерти Хорста Весселя. Он приехал к Риббентропу вместе с Герингом. Франц фон Папен, в свою очередь, участвовал в демонстрации «Стального шлема» и исчез так же незаметно.

Фюрер произнес обычную речь – только он способен спасти страну от коммунизма. А без его поддержки ни одно правительство не продержится. Он подчеркнул, что намерен строго соблюдать прерогативы президента и его право оставаться главнокомандующим. На обратном пути Оскар Гинденбург сказал Отто Мейснеру, что слова Гитлера произвели на него глубокое впечатление и отныне он сторонник назначения фюрера канцлером.

В тот же день нацисты устроили демонстративное шествие на Бюловплац, где находилось здание Центрального комитета компартии Германии. Это место считалось главной базой берлинских коммунистов, и все были уверены, что они не позволят нацистам маршировать у себя под боком. Но разрешение было дано. Может быть, канцлер Курт фон Шлейхер рассчитывал, что кровавое столкновение коммунистов и нацистов скомпрометирует Гитлера и президент не решится поручить ему возглавить правительство? Но коммунисты не рискнули выступить. Они сидели тихо, пока штурмовики и эсэсовцы осваивали новую территорию.

На следующий день, 23 января, канцлер Шлейхер попросил президента об аудиенции. Абвер, военная разведка и контрразведка, разумеется, информировали Шлейхера о тайных переговорах в доме Риббентропа. Абвером руководил ближайший сотрудник канцлера генерал Фердинанд фон Бредов. Злые языки говорили, что Бредов превратил абвер в личную «информационную службу» Шлейхера. Надо сказать, что Курт фон Шлейхер, профессиональный военный, питал глубокую неприязнь к вождю национальных социалистов. Генерал Бредов был его единомышленником. Антигитлеровская линия дорого обойдется обоим генералам…

Шлейхер надеялся повлиять на Гинденбурга. Но на сей раз президент встретил его холодно. Канцлер вынужден был признать, что ему не удалось привлечь умеренных нацистов к сотрудничеству и правительство не пользуется поддержкой. Он предложил вновь распустить рейхстаг и дать ему возможность продолжить формирование базы поддержки для правительства.

Президент отказал Шлейхеру в том, что несколько месяцев назад позволил фон Папену. Ответил, что новый роспуск рейхстага невозможен. Гинденбург уже поверил в идею Папена и мысленно распрощался со Шлейхером. На президента не произвел впечатление даже звонок командующего сухопутными войсками генерала Курта фон Хаммерштейна. Генерал презирал нацистов и заявил, что рейхсвер не примет Гитлера в роли рейхсканцлера.

А Гитлер считал, что ничего не получается, что его планы рушатся! Геринг с трудом удержал его в Берлине, фюрер хотел сбежать в свой альпийский дом. Он даже не знал, что Папен продолжал неустанно работать на него.

Кажется, мир спасся бы от ужасов Второй мировой войны, если бы в Берлине продержались бы еще несколько месяцев и не отдали Гитлеру власть в январе тридцать третьего. Влияние нацистов явно шло на спад. Время их триумфа прошло. Появились признаки экономического выздоровления. Вырос спрос на немецкие ценные бумаги. Началось оживление в строительстве. Немецкая экономика в 1933 году вступала в новый цикл подъема.

Но Франц фон Папен приложил слишком много усилий, чтобы убрать генерала Шлейхера. Он вступил в союз с аграрным лобби. Крупные землевладельцы решили дать Гитлеру пост канцлера. Сговорились, что Альфред Гугенберг будет отвечать за экономику, генерал Вернер фон Бломберг руководить рейхсвером. А фон Папен получит пост вице-канцлера. Они все промахнулись, не понимая, с кем имеют дело.

Утром 28 января Папен почувствовал, что президент уже готов смириться с Гитлером в роли канцлера. Гинденбург симпатизировал Герману Герингу, как ветерану Первой мировой. Его утешало, что помимо самого Гитлера в кабинет войдут только два нациста – Геринг и Вильгельм Фрик.

После обеда Гинденбург принял Шлейхера. Тот вновь поставил вопрос о роспуске рейхстага, чтобы его правительство могло продолжить работу.

– Я не могу пойти на это в нынешней ситуации, – ответил президент. – Я высоко ценю ваши попытки привлечь национальных социалистов на вашу сторону. Но они не удались, и сейчас надо поискать другие варианты решений.

Курт фон Шлейхер понял, что его время истекло.

– Когда будет формироваться новое правительство, – обратился он с просьбой к президенту, – не назначайте новым министром рейхсвера ставленника Гитлера. И вы, и рейхсвер столкнетесь с большой опасностью.

– Я абсолютно исключаю такую возможность, – успокоил его президент.

Шлейхер вернулся к себе и подал заявление об отставке кабинета министров. Он продержался на посту канцлера всего пять недель. Сказал с обидой: «Я нахожусь у власти так недолго, но каждый день меня предают многажды».

А фон Папена вновь привели к президенту. Гинденбург сказал, что согласен на Гитлера, и добавил, что видит самого фон Папена вице-канцлером и одновременно имперским комиссаром Пруссии. Им обоим казалось, что все предусмотрено: бывший ефрейтор окажется под присмотром и контролем…

Папен немедленно отбыл договариваться с нацистами. Ему пришлось согласиться с тем, что Геринг станет его заместителем в роли комиссара Пруссии и будет руководить земельным министерством внутренних дел. Днем, когда фюрер томился в берлинской квартире Геббельса, счастливый Геринг сообщил Гитлеру, что сделка заключена.

Утром 30 января 1933 года Гитлер принес присягу, стал имперским канцлером, и ему было поручено сформировать правительство. В состав кабинета вошли одиннадцать министров, большинство – консервативно настроенные националисты. Нацистов было только двое. Помимо самого фюрера это были Вильгельм Фрик, возглавивший ведомство внутренних дел, и Герман Геринг, министр без портфеля. Казалось, ловкая игра Папена увенчалась успехом. Нацистов заставили служить государству и при этом отказаться от своих радикальных планов. Полномочия Гитлера заведомо ограничены. Кто-то из дипломатов назвал Гитлера «рейхсканцлером в наручниках». Никто не понимал, с кем они имеют дело…

Франц фон Папен получил пост вице-канцлера. Причем президент Гинденбург высокомерно предупредил Гитлера, что будет принимать его только в присутствии Папена.

– Как-то раз Папен был в отъезде, – рассказывал много позже Гитлер. – Я отправился к Гинденбургу один: «Почему господин Папен всегда присутствует здесь? Я хочу говорить только с вами!» Папен по возвращении очень сожалел, что был так не вовремя вынужден уехать…

Уже через год фон Папен потерял свой пост, его отправили посланником в Австрию, а потом – в Турцию, где он пробыл почти всю войну.

Через несколько недель после прихода к власти Адольф Гитлер устроил праздничный ужин для узкого круга гостей. Риббентроп тоже был приглашен. Новый канцлер говорил о внешней политике. Он заявил, что намерен добиться пересмотра Версальского договора. Риббентропа в знак благодарности за труды назначили уполномоченным по внешней политике в штабе Рудольфа Гесса, заместителя фюрера по партии. Риббентроп летом 1935 года заключил с Англией соглашение, которое позволило Гитлеру приступить к строительству боевого флота. В 1936 году Риббентроп отправился послом в Англию. Высокомерный и тщеславный, он был неприятным собеседником для англичан. Его жена привыкла жить на широкую ногу и приказала переделать здание посольства Германии в Лондоне.

Близкие относились к амбициозному Риббентропу с плохо скрываемой насмешкой. Теща говорила, что он «самый тупой» из ее зятьев. К несчастью для Гитлера, посол Риббентроп был слишком глуп для того, чтобы разобраться во всех тонкостях британской политической жизни. Но в нацистской партии он считался знатоком Запада, поскольку в юности жил в Англии, затем провел четыре года в Канаде и несколько месяцев находился в Нью-Йорке.

В феврале 1938 года он стал имперским министром иностранных дел. Ему Гитлер поручил сблизиться с Советской Россией, что еще недавно казалось немыслимым. Но имперский министр ни минуты не сомневался в правоте фюрера. Риббентроп, человек скромных интеллектуальных возможностей, всегда восхищался Гитлером:

«Меня упрекали в уступчивости Адольфу Гитлеру. Признаю открыто, что и я тоже плыл в русле этой великой исторической личности. Его нельзя мерить обычной меркой. Он обладал несгибаемой волей и немыслимой энергией в достижении своих целей. Его интеллект был огромен, а способность схватывать все на лету – ошеломляюща…

Принимая крупные решения, он ощущал себя исполнителем предначертанной Всевышним судьбы. Однажды он сказал мне, что каждый раз перед крупными решениями к нему внезапно приходит абсолютная уверенность, и тогда он совершенно точно знает: его долг – сделать именно это…»

Формально 30 января 1933 года в Германии всего лишь сменилось правительство. Вместо одного рейхсканцлера появился другой. В реальности произошло нечто большее – но далеко не все немцы понимали, что веймарская Германия, республика, больше не существует. Немцы ликовали, и лишь немногие с удивлением и страхом следили за новым хозяином Германии.

Массовый энтузиазм свидетельствовал о том, что приход Гитлера к власти не был случайностью. Даже если немцы и не разделяли его взглядов, они были захвачены его напором и испытывали генетическое желание подчиняться. Неповторимая черта германского национального социализма – обилие послушных исполнителей, готовых подчиняться любому приказу начальника.

30 января 1933 года Адольф Гитлер произнес длинный монолог о том, что ему выпала миссия не только спасти Германию, но и возглавить борьбу белого человека за господство в мире. Негры и монголы под руководством большевиков и всемирного еврейства пытаются захватить власть над миром, и его долг – остановить их, совершить величайшую в истории расовую революцию.

1 февраля Гинденбург по просьбе нового канцлера распустил рейхстаг. На 5 марта были назначены новые выборы – фюрер хотел иметь абсолютное большинство в рейхстаге (две трети голосов), чтобы не зависеть от своих политических союзников.

3 февраля в доме командующего сухопутными войсками Хаммерштейна Гитлер встретился с группой генералов и адмиралов. Фюрер хотел успокоить военных и расположить их к себе. Он откровенно сказал, что видит свою задачу в расширении жизненного пространства на восток, и потому германская молодежь должна быть готова к беспощадному искоренению марксизма.

Гитлер был, может быть, единственным политиком, который до прихода к власти на каждом шагу кричал, что он сделает со своими противниками. Он заранее предупредил, что будет сажать и уничтожать. Ему просто не поверили, потому что слова политиков никто не воспринимает всерьез. Его обещание уничтожить врагов воспринималось как предвыборная демагогия.

Русская актриса Ольга Чехова, которая жила в Германии, писала: «В этой распавшейся на куски стране национал-консервативным кругам Адольф Гитлер был нужен как застрельщик, как барабанщик в борьбе с коммунистической угрозой. Побарабанит-побарабанит, и его быстро уберут с политической арены. Такие рассуждения приходилось слышать довольно часто».

Депутат рейхстага социал-демократ Рудольф Брайтшайд даже зааплодировал, узнав, что Гитлер назначен рейхсканцлером. Он был уверен, что Гитлер немедленно провалится и навсегда покинет политическую сцену. Увы. Брайтшайд вскоре был арестован и погиб в концлагере.

30 января 1933 года один из редакторов газеты «Роте фане», главной газеты коммунистов, уверенно говорил:

– Красный Берлин хранит спокойствие. Через три месяца и следа не останется от этого безобразия. Тогда придем мы. Придем и останемся.

Коммуническая партия все же предложила провести всеобщую забастовку в знак протеста против нацистов. Ее не поддержали ни социал-демократы, ни общегерманское объединение профсоюзов, ни христианские профсоюзы. Давние разногласия, взаимное недоверие и, возможно, уже и страх перед нацистами помешали их объединению.

Социал-демократы ответили так:

– Политические и социальные права народа мы будем защищать всеми средствами против любых посягательств. Но мы ведем нашу борьбу на почве конституции.

Главная партийная газета социал-демократов «Форвертс» писала: «Провести ныне забастовку – значит расстрелять в воздух все боеприпасы рабочего класса». Иначе говоря, социал-демократическая партия капитулировала.

10 февраля 1933 года один из руководителей компартии Вильгельм Пик говорил на похоронах трех убитых коммунистов:

– Нам пора наконец принять решение об организации единого классового фронта для защиты рабочих масс! Протянем же друг другу руки и воздвигнем железную стену борцов против буржуазии, против всех врагов рабочего класса. Пора перестать успокаивать себя разговорами о том, что мы можем одолеть наших врагов каким-то иным путем, отказавшись от борьбы. Ждать больше нельзя!

27 февраля руководитель компартии Эрнст Тельман обратился с открытым письмом ко всем рабочим Германии, вне зависимости от того, состоят ли они в социал-демократической партии, христианских профсоюзах или в Рейхсбаннере (социал-демократической вооруженной организации):

– Подлые фашистские убийцы, вооруженные ножами, пистолетами и бомбами, нападая на рабочих, не обращают внимания на то, какой членский билет рабочие носят в кармане, не делают различия между коммунистами, социал-демократами и членами христианских профсоюзов. Мы призываем вас обсудить в своих организациях предложение коммунистической партии Германии об установлении единого фронта.

Но было уже слишком поздно. Вечером того же дня вспыхнул Рейхстаг. Гитлер был в Мюнхене, оттуда перебрался в Нюрнберг, выступал по случаю годовщины основания партии. Он вернулся в Берлин 27 февраля, когда подожгли Рейхстаг. Поджог был использован для запрещения компартии. 28 февраля президент Гинденбург подписал подготовленные Гитлером декреты «О защите народа и государства» и «Против измены немецкому народу и действий, представляющих собой государственную измену». Эти два декрета фактически вводили в стране режим чрезвычайного положения и развязывали нацистам руки.

Государственная тайная полиция получила право проводить превентивные аресты, то есть сажать людей раньше, чем они совершат преступление. Геринг приказал арестовать четыре тысячи видных коммунистов и запретил все газеты, издававшиеся компартией и социал-демократами. Это должно было помешать их избирательной кампании.

За день до голосования на выборах в рейхстаг, 3 марта, полиция арестовала некоего Курта Лютера, которого обвинили в том, что он вместе с товарищами-коммунистами собирался на следующий день убить Гитлера по время предвыборного шествия в Кенигсберге. Тут же арестовали Эрнста Тельмана. Вслед за ним схватили тысячи активистов партии. В течение двух месяцев компартия была разгромлена.

Тем не менее результаты выборов 5 марта, первых и последних свободных выборов в нацистской Германии, разочаровали Гитлера и Геббельса. За нацистов проголосовало сорок три процента избирателей, они получили двести восемьдесят восемь мандатов, но не большинство и нуждались в коалиции с другими партиями.

Несмотря на бешеные нападки, которым подверглась компартия, она потеряла всего девятнадцать мест в рейхстаге. Коммунисты получили почти пять миллионов голосов и завоевали восемьдесят один депутатский мандат. Через четыре дня их мандаты были аннулированы. В рейхстаг избранные депутатами коммунисты не попали – их отправили в концлагерь. Устранение коммунистов, кроме всего прочего, принесло нацистам почти полный контроль над рейхстагом.

Антинацистски настроенный журналист Фриц Герлих питал надежду остановить Гитлера, восстановив монархию и возведя на трон кронпринца Рупрехта из рода баварских королей Виттельсбахов. Надежда Герлиха восстановить монархию была неосуществима, хотя немало людей думали, что это единственный способ вывести страну из кризиса. Но баварский кронпринц Рупрехт в Пруссии не пользовался популярностью.

Вместе с Герлихом за монархию агитировал еще один журналист – Георг Белль, который до октября 1932 года был членом нацистской партии и работал на Эрнста Рёма. Оба журналиста отправились к президенту земли Вюртемберг Ойгену Больцу. Они хотели уговорить его пойти к президенту Гинденбургу и рассказать, как опасен Адольф Гитлер. Они пришли к Больцу 8 марта 1933 года. Уже было поздно. Флаги со свастикой развевались над зданием правительства Вюртемберга. Ойген Больц капитулировал. Ему дали пост земельного министра внутренних дел, но уже в июне арестовали и держали в заключении до 1944 года, когда казнили.

Когда нацисты пришли за журналистом Георгом Беллем, он выбрался на крышу и исчез. Ему удалось бежать в Австрию. Нацисты нашли его и там – застрелили в гостиничном номере.

9 марта нацисты захватили баварский ландтаг. Имперским наместником Баварии стал бывший генерал Риттер фон Эпп. Он давно уже сотрудничал с нацистами, которые сделали его обергруппенфюрером СА и депутатом рейхстага. Генерал фон Эпп с радостью разогнал баварский кабинет министров и назначил рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера начальником мюнхенской полиции. Местные правительства больше не имели никакой власти.

Игонорируя запрет на оппозиционную прессу и советы друзей, Фриц Герлих готовил новый номер своей газеты, который должен был выйти 12 марта. Он обвинял нацистов в поджоге Рейхстага, в подготовке антицерковных акций, а также в убийстве Гели Раубаль. 9 марта банда штурмовиков во главе с подручными фюрера Максом Аманном и Эмилем Морисом ворвалась в редакцию и разнесла в клочья все, что там было. Аманн, которому, как редактору «Фёлькишер беобахтср», в газетной полемике прежде изрядно доставалось от Герлиха, ударил редактора в лицо, разбил очки и повредил ему оба глаза.

Часовщик Эмиль Морис вновь поступил на службу к Гитлеру. Размолвка осталась в прошлом. Через четыре дня Гитлер назначил его членом городского совета Мюнхена. В 1934 году он получил звание штандартенфюрера СС.

Фрица Герлиха отправили в концлагерь Дахау, а во время «ночи длинных ножей» в июне 1934 года убили. Во время Первой мировой на окраине городка Дахау открыли завод по производству боеприпасов. После войны завод закрылся. В марте 1933 года новый начальник полиции Мюнхена Гиммлер решил использовать пустовавшие жилые бараки и цеха бывшей фабрики, согнав туда врагов нацистского режима. 22 марта концлагерь начал действовать. Заключенных охраняли баварские эсэсовцы, у них в петлицах появилась эмблема – череп и кости. К середине 1933 года в концлагерях находились тридцать тысяч заключенных.

В городке Дахау еще оставалось несколько евреев. В ночь на 9 ноября 1938 года, еще до того, как по всей Германии начали сжигать синагоги, гауптштурмфюрер СС Карл Доблер и еще один человек в форме штурмовика обошли квартиры всех евреев в Дахау. Они громко стучали в двери. Когда появлялся испуганный хозяин, говорили «Хайль Гитлер!» и зачитывали распоряжение о том, что этой же ночью, до восхода солнца, евреи должны покинуть Дахау.

Через две недели все они получили письма из родного города. Бургомистр штандартенфюрер СА Ганс Кремер информировал: «Вам предоставлено двадцать четыре часа на то, чтобы освободить вашу квартиру от вещей, и на эти двадцать четыре часа вам разрешается пребывание в Дахау. Все расходы на транспорт и прочие расходы, разумеется, за ваш счет».

Эта записка рассылалась в обычном служебном конверте с надпечаткой: «Молодой город Дахау ждет, чтобы вы его посетили! Замок, музей, дворцовый сад, колония художников, вид на Альпы… Тридцать минут от Мюнхена на автобусе или по железной дороге».

Мало кто из евреев, некогда живших в Дахау, выжили. Через полвека после войны один из местных журналистов отыскал одну спасшуюся женщину – Йоханну Яффе – в Англии.

– Нет, – сказала она, – я не хочу туда вернуться, никогда не следует возвращаться. Но я не держу зла на родной город. Я часто пытаюсь объяснить людям, что Дахау был городом художников, там, знаете ли, небо было особого цвета…

21 марта 1933 года появился президентский декрет «Об отражении коварных нападок на правительство национального подъема», который позволял наказывать за любую критику нацистского режима и фюрера.

23 марта Гитлер в коричневой рубашке вышел на трибуну рейхстага, чтобы представить проект закона о предоставлении его правительству чрезвычайных полномочий. Законопроект сводил роль парламента к чисто представительской. Правительство наделялось правом издавать законы и даже менять конституцию.

– Духу национального возрождения, – говорил Гитлер, – не отвечает порядок, при котором правительство просит одобрения своим мерам у рейхстага, торгуясь и выпрашивая. У правительства нет намерения упразднять рейхстаг как таковой. Напротив, оно и в будущем будет время от времени информировать его о своей работе…

Ему возразил только председатель социал-демократической партии Отто Вельс. Некоторые депутаты предлагали поручить выступление более темпераментному Курту Шумахеру, но большинство не решилось раздражать нацистов. Отто Вельс, хотя и заявил, что социал-демократы проголосуют против закона о чрезвычайных полномочиях Гитлера, речь произнес весьма двусмысленную:

– Дамы и господа! Мы, социал-демократы, тем решительнее соглашаемся с внешнеполитическими требованиями германского равноправия, выдвинутыми господином рейхсканцлером, что сами уже давно в принципе отстаивали их. Позволю себе в этой связи заметить, что я был первым немцем, выступившим на международном форуме, на Бернской конференции в январе 1919 года, против лживого утверждения, будто Германия ответственна за возникновение мировой войны.

Позавчера, – продолжал Отто Вельс, – господин рейхсканцлер тоже произнес в Потсдаме слова, под которыми мы полностью подписываемся: «Абсурдность теории о вечных победителях и побежденных породила безумие репараций, а впоследствии и катастрофу мировых репараций». Но после всех тех преследований, которым подвергалась социал-демократическая партия в последнее время, никто не может ожидать или требовать от нас, чтобы мы голосовали за законопроект о чрезвычайных полномочиях. Выборы 5 марта принесли правительственным партиям большинство, дав им тем самым возможность править в строгом соответствии с буквой и духом конституции. Но критика благотворна и необходима. Еще никогда с тех пор, как существует германский рейхстаг, контроль со стороны избранных представителей народа не был ослаблен до такой степени, как это имеет место сейчас и как это еще в большей степени будет иметь место после принятия закона о чрезвычайных полномочиях. Такое единовластие правительства окажется тем тяжелее, что лишится всякой свободы и пресса…

Эту речь назвали «спасением чести партии», мужественным поступком, но в реальности она оставляла возможность для приспособления социал-демократии к нацистскому режиму. Однако Гитлер отверг услуги социал-демократов. Он вторично поднялся на трибуну. Это был первый и последний раз, когда он принял участие в парламентских дебатах. Фюрер ответил социал-демократам злобной речью:

– Вы, господа, достойны жалости, если уже сейчас говорите о преследованиях. Видит бог, национальные социалисты нашли бы в себе смелость поговорить с социал-демократами по-другому. Вы, кажется, совсем забыли, как с нас годами срывали рубашки, потому что вам не подходил их цвет. Во всем вы, господин депутат, опоздали! Что же вы не растолковали ваши убеждения своему другу Гржезински и другим вашим приятелям – Брауну и Зеверингу, которые годами попрекали меня, что я подмастерье маляра! Мы, национальные социалисты, откроем немецкому народу дорогу к тому, что он вправе требовать. Вы, господа, больше не нужны. Прогнившее, старое и дряхлое в народной жизни исчезнет и больше никогда не вернется. Вам в силу вашего склада ума не понять нашего воодушевления. Я даже не хочу, чтобы вы голосовали за закон о чрезвычайных полномочиях. Германия должна стать свободной, но не благодаря вам!

При голосовании только социал-демократы сказали «нет». Все остальные партии поддержали законопроект, означавший их собственную политическую смерть.

23 марта рейхстаг проголосовал за наделение федерального правительства чрезвычайными полномочиями. Гитлер приостановил действие законов, гарантирующих права человека, и лишил полномочий местные органы управления, выстроив мощную вертикаль власти, хотя формально германские земли сохраняли право на самоуправление до января 1934 года. Иначе говоря, Гитлер получил право управлять страной без рейхстага.

Все же руководители партии и свободных профсоюзов продолжали верить, что смогут сосуществовать с нацистами. Они вернули в Германию огромные профсоюзные деньги, которые в 1932 и начале 1933 года предусмотрительно были переведены за границу. В последних числах апреля они обратились ко всем членам свободных профсоюзов с призывом принять участие в праздновании дня Первого мая, который нацисты сделали официальным праздником – Днем национального труда. Вожди социал-демократов верили, что нацисты не смогут управлять страной и вынуждены будут призвать на помощь опытных людей, чтобы справиться с растущими экономическими и социальными трудностями…

А в Москве 4 апреля 1933 года политбюро ЦК ВКП(б) одобрило проект резолюции президиума Исполкома Коминтерна по германскому вопросу. В ней давался ответ на вопрос, почему нацисты пришли к власти в Германии: «Установление фашистской диктатуры в Германии является в конечном счете следствием социал-демократической политики сотрудничества с буржуазией в продолжение существования Веймарской республики».

2 мая 1933 года нацисты захватили по всей Германии профсоюзное имущество и дома профсоюзов. Некоторые социал-демократические депутаты уже находились под превентивным арестом. 17 мая социал-демократическая фракция в последний раз принимала участие в заседании рейхстага и умудрилась поддержать внешнеполитическое заявление правительства.

Заседание открыл председатель рейхстага Герман Геринг словами, что едва ли когда-либо рейхстаг собирался в столь серьезный час. Он предоставил слово Гитлеру, который говорил об отказе от войн как средства решения споров. Поклонники и поклонницы фюрера назвали его выступление шедевром ораторского искусства.

«На этот раз, – вспоминал депутат рейхстага Вильгельм Хёгнер, – Гитлер производил впечатление человека с более приличной внешностью; казалось, он справился с падающей на лоб прядью, а лицо, освещенное лучами направленных на него прожекторов, выглядело подкрашенным.

Его длинная речь выдавала страх перед возможным вмешательством заграницы в связи с уже начатым перевооружением. Он со всей решимостью отвергал новые войны, новые жертвы, неуверенность людей в своем будущем и экономическую нужду, которые были бы порождены новой войной. Единственной целью национально-социалистического переворота он назвал недопущение большевизма, возвращение армии безработных к мирному труду и восстановление в Германии стабильного и авторитетного государственного руководства.

Германский рейх, говорил он, действительно разоружился. Никакой финансовой помощи СС и СА ни от государства, ни от рейхсвера не получали, в военном отношении они не оснащены и не обучены. Если в Женеве пытаются причислить эти формирования к германским вооруженным силам, то с таким же успехом к вооруженным силам можно отнести и пожарные команды, гимнастические союзы, яхт-клубы и спортивные объединения. Единственная нация, которой действительно приходится жить под страхом вторжения, – это германская.

Социал-демократы напряженно ожидали нападок. Но Гитлер ничего о них не сказал, и они были почти счастливы. Социал-демократы пришли к выводу, что более кроткой и миролюбивой речи невозможно себе представить. Когда настало время голосовать, католические партии выжидательно смотрели на социал-демократов. Они проголосовали за предложения канцлера Гитлера. В зале рейхстага поднялась буря аплодисментов.

Гитлер поднялся со своего места и тоже зааплодировал.

Герман Геринг торжественно произнес:

– Немецкий народ един, когда речь идет о его судьбе.

Он распорядился записать в протоколе заседания, что заявление рейхстага принято единогласно. Депутаты от правых партий затянули гимн. Многие социал-демократы присоединились к пению. У них на глазах были слезы».

Депутат Вильгельм Хёгнер вспоминал, что он в тот момент смотрел на вице-канцлера Франца фон Папена, человека, который породил все это бедствие: «Если бы взгляды могли убивать, мой взгляд пронзил бы его насквозь. Я не умею ненавидеть, но не ненавидеть этого человека я не мог».

Большинство руководителей социал-демократической партии покинули Германию. Они обосновались в соседней Чехословакии и образовали в Праге новое правление партии. Оставшиеся в Германии пытались вжиться в новую действительность. 19 июня 1933 года в зале прусского ландтага собралась последняя конференция социал-демократической партии.

С докладом выступил бывший председатель рейхстага Пауль Лёбе, который отказался уехать из страны и к которому перешло руководство партией. Он сказал, что партия предлагает новому правительству лояльное сотрудничество. Социал-демократы поддержали в рейхстаге правительство, и отойти от этой линии означало бы для партии просто-напросто самоубийство.

Пауль Лёбе предложил отмежеваться от уехавших в Прагу бывших руководителей партии. Проголосовали за предложение о том, что правление партии должно находиться на территории Германии. Против не поднялась ни одна рука. В новое правление вошли Пауль Лёбе, бывший премьер-министр Мекленбурга Иоханнес Штеллинг… Но эта политическая капитуляция оказалась напрасной.

22 июня 1933 года указом правительства социал-демократическая партия Германии была объявлена враждебной государству и народу, мандаты социал-демократических депутатов во всех представительных органах аннулировались.

12 ноября Гитлер провел новые выборы в рейхстаг. Массовые репрессии и тотальная пропаганда дали нужный результат. Нацистская партия собрала девяносто два процента голосов. Парламентские дебаты в рейхстаге больше не проводились, ограничивались тем, что заслушивали и одобряли речи фюрера.

Гестапо не желало допустить, чтобы оказавшиеся не у дел функционеры социал-демократической партии и профсоюзов находились в контакте с рабочим классом, поэтому им разрешали работать лишь на мелких промышленных и ремесленных предприятиях. Кто-то занялся мелким предпринимательством. Последний председатель партии Пауль Лёбе и еще три тысячи активистов партии были взяты под превентивный арест.

В начале июля в Дахау отправили и бывшего депутата Курта Шумахера. Никто из руководителей партии не верил, что нацисты сколько-нибудь долго продержатся у власти… Шумахера выпустили из концлагеря в 1943 году. На свободе он оставался недолго. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года вновь был помещен под арест. Иногда говорят, что в концлагерях плохо пришлось только евреям. Дескать, к немцам относились сравнительно прилично. Вот каким, по словам свидетеля, предстал Курт Шумахер, освобожденный из концлагеря: «Кожа да кости, изможденное лицо выражает муку десяти лет концентрационного лагеря. Зубы выбиты гестаповцами. Плечи опущены, тело тощее, вид чахоточный. Если бы какой-нибудь кинорежиссер захотел явить зрителю воплощенное страдание, более подходящий прототип ему вряд ли удалось бы найти…»

14 июля 1933 года появился закон «О запрещении образования новых партий». Он разрешал НСДАП как единственную политическую партию и под страхом уголовного наказания запрещал существование уже имевшихся или создание новых партий. К тому времени компартия как политическая сила была уничтожена. 1 декабря правительство приняло закон «О единстве партии и государства». НСДАП провозглашалась «единственной носительницей идеи германской государственности после победы национально-социалистической революции».

28 мая 1933 года кабинет Гитлера одобрил программу создания новых рабочих мест. Правительство обещало ассигновать миллиард марок, чтобы спасти народ от безработицы. В реальности это была программа Шлейхера, который нашел в бюджете деньги для борьбы с безработицей. Но о Шлейхере никто не вспоминал. Говорили только о том, что партия взяла на себя миссию спасти тружеников от безработицы.

Передовиком оказался гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он руководил партийной организацией в отсталом сельскохозяйственном анклаве, отделенном от основной части Германии Польским коридором, край насчитывал сто тридцать тысяч безработных. Через полгода после прихода нацистов к власти, 16 июля 1933 года, Кох провозгласил Восточную Пруссию свободной от безработицы. Геббельс торжествующе сообщил, что сто с лишним тысяч немцев получили работу как зримое воплощение энергии национального социализма!

Старания Коха были поставлены в пример другим гауляйтерам. Между местными партийными секретарями началось соревнование. Но эта «битва за рабочие места» в Восточной Пруссии была, как сейчас сказали бы, чистой воды пиар-проектом. Гауляйтер Кох согнал безработных в так называемые «товарищеские лагеря», где превратил всех, в том числе квалифицированных рабочих, в землекопов. После работы уполномоченные Немецкого рабочего фронта проводили с ними интенсивные политзанятия. Эрих Кох умудрился даже один из первых концлагерей для противников режима записать в отчет как центр ликвидации безработицы.

Огромная безработица была среди металлургов, служащих. Квалифицированные работники не желали копать землю или идти на стройку. Поэтому безработица реально сократилась только в сельских районах, а не в промышленных центрах. Гауляйтеры быстро убедились в том, что борьба за рабочие места мало интересует Гитлера. Он думает только о перевооружении. Деньги из бюджета выделялись исключительно на военные нужды и на строительство инфраструктуры, необходимой вооруженным силам.

Особое место в нацистской мифологии занимает строительство автобанов. И по сей день даже в нашей стране уверенно говорят, что именно Гитлер избавил страну от безработицы, начав строительство шоссейных дорог. В реальности нацистское руководство никогда не рассматривало строительство дорог как метод ликвидации безработицы. Проблема Германии состояла в том, что она боялась войны на два фронта, как это произошло в Первую мировую. Автобаны давали возможность быстро перебрасывать войска с одного фронта на другой. Гитлер поручил строительство дорог Фрицу Тодту, инженеру и старому члену партии. Тодт обещал фюреру, что после постройки автобанов триста тысяч солдат можно будет переместить с фронта на фронт за две ночи.

После прихода нацистов к власти безработица насчитывала те же четыре миллиона человек. Но у страны возникло ощущение, что проблема решена. Не осталось ни одного депутата рейхстага, ни одного журналиста, которые решились бы рассказать о реальном положении дел.

4 октября 1933 года появился «Имперский закон о главных редакторах», в котором газеты назывались «государственным средством просвещения и воспитания». Об информации как главной задаче прессы не было и речи. Много позже, 22 февраля 1942 года, вечером в «Волчьем логове» Гитлер сказал:

– Наша пресса в общем-то чудесная вещь. Закон о печати позаботился о том, чтобы народ оставался в неведении относительно разногласий в правительстве. Пресса существует не для этого.