Глава 12. История с ландратом

Провинция не желала признавать столицу. Это столкновение раскрывает суть многих конфликтов внутри Веймарской республики. Провинция была средоточием самой ожесточенной реакции против любых современных веяний. Космополитизм столицы, открытость города противопоставлялись хранящей устои провинции, народным традициям и национальному духу.

Городская, или, как тогда говорили, асфальтовая цивилизация воспринималась как болезнь, разрушающая привычный образ жизни, подрывающая органические начала народной жизни. Многие люди испытывали страх перед всем новым, неизведанным, перед обновлением жизни, перед утратой всего привычного.

Европа была больна, и Германия была ее больным сердцем. Слишком много немцев не хотели демократии. В первую очередь республику беспощадно ненавидела политическая элита. Крайне любопытные воспоминания оставил один из чиновников Веймарской республики Фердинанд Фриденсбург, назначенный в 1921 году ландратом (начальником окружного управления) в Розенберге, одном из округов Восточной Пруссии.

12 января 1921 года он приехал в свой округ. Скупо освещенный газовыми фонарями заснеженный перрон показался ему пустым, но из темноты появилась фигура. Вытянувшись, как и положено старому унтер-офицеру, незнакомец отрапортовал:

– Окружной обер-секретарь Ёльшлегер прибыл для встречи господина ландрата!

Фриденсбург удивился, что тот прибыл в одиночестве. Они вышли на привокзальную улицу, на которой одиноко стоял наемный автомобиль, единственный в городке.

– А где же машина окружного управления? – поинтересовался Фриденсбург.

– Она не в нашем распоряжении, – смущенно ответил Ёльшлегер.

– Почему же?

На это последовал не менее туманный ответ:

– Господин ландрат завтра утром все увидят сами.

Они влезли в неудобную машину и поехали в единственный в городке отель «Леман». Здесь Фриденсбург услышал шум, крики. Ему навстречу высыпали какие-то крепкие краснолицые мужчины, которые продолжали оживленно спорить. Через открытую дверь зала было видно, что там только что закончилось какое-то собрание. Среди его участников Фриденсбург узнал крупного землевладельца Эларда фон Ольденбург-Янушау, который владел в этом округе двумя поместьями. Теперь фон Ольденбург-Янушау стоял с видом победителя. Он явно добился того, чего хотел.

Знаменитым на всю Германию его сделала одна фраза:

– Дисциплина в армии должна быть такой, чтобы в любой момент достаточно было одного лейтенанта и десяти солдат, чтобы разогнать рейхстаг.

Фриденсбург поинтересовался у кельнера, который проводил его в комнату, что происходит в отеле.

– Да это собрались местные землевладельцы, – равнодушно ответил кельнер. – Они протестуют против нового ландрата.

Фердинанд Фриденсбург понял, что его ждут бурные события. Предложив ему возглавить один из восточнопрусских округов, в министерстве поставили перед ним две задачи. Во-первых, провести электрификацию округа, которая из-за последствий Первой мировой войны так и не началась. Во-вторых, участвовать в определении новой границы с Польшей.

В министерстве будущего ландрата предупредили, что две трети сельскохозяйственных угодий находятся в руках крупных землевладельцев и родовитые помещики привыкли к тому, что главой округа становится кто-то из них. Фриденсбург не был ни дворянином, ни консерватором. Он предполагал, что часть населения примет его без восторга, но открытого сопротивления не ожидал.

Утром он пешком дошел до нового места работы. Население городка составляло три с половиной тысячи жителей. Это была, собственно, большая деревня. Ведомство ландрата находилось в простеньком здании на Рыночной площади. Ландрат исполнял двойные обязанности. Он был представителем государства и в этом качестве имел пятерых сотрудников. Они во главе с обер-секретарем Ёльшлегером находились на службе. А в другом качестве ландрат возглавлял местное самоуправление округа, и ему полагался изрядный бюрократический аппарат – примерно сорок человек.

Ландрат управлял округом совместно с окружным советом (крайстагом), состоявшим из шести человек. В помещении окружного совета было пусто. На рабочем месте присутствовал один-единственный мрачный пожилой господин. Это был обер-секретарь окружного комитета Пицкс, которого считали левым и потому не втянули в заговор против нового начальника. Все остальные письменные столы были девственно чисты, стулья нагромождены один на другой. Иначе говоря, окружного управления не существовало.

– Я бы рекомендовал посетить кабинет ландрата, – заметил Ёльшлегер.

Комната была по-прусски скупо обставлена. Зато на письменном столе громоздилась кипа документов, раскрытых на нужной странице. Нового ландрата ждали. Это были протоколы заседания окружного совета:

«10 января совет принял решение временно распустить сотрудников окружного совета…

Совет принял решение продать принадлежащий округу автомобиль, а пока что держать его под замком…

Совет принял решение сдать в принадлежащем округу имении служебную квартиру советнику фон Ферзену до 1 октября сего года независимо от занимаемой им должности…

Совет проголосовал за немедленное увольнение окружного шофера Грабловского…»

Фриденсбург выяснил, что его предшественник сделал окружного шофера личным водителем, не забыв при этом выплатить ему зарплату за три месяца вперед из кассы округа. Фриденсбург попытался отыскать своего предшественника, который должен был сдать ему дела. Фон Ферзен исчез. Из бумаг выяснилось, что он передал все полномочия одному из шести депутатов окружного совета – фон Путкамеру. Фриденсбург по телефону пригласил его приехать и услышал в ответ:

– В течение нескольких ближайших недель это невозможно.

– Хорошо, – сказал Фриденсбург, – я сам вас навещу.

– Это тоже невозможно, я сейчас уезжаю.

Все шесть членов окружного совета договорились не участвовать ни в каких совещаниях и не отвечать на вопросы нового ландрата. Это был настоящий бойкот. Обращаться за помощью к обер-президенту Восточной Пруссии в Кёнигсберге было бесполезно. Тот имел лишь совещательный голос и едва ли мог что-то изменить. Все бросить, уехать в Берлин и доложить министру, что он не в состоянии выполнить задание, было для Фриденсбурга невозможным. Именно этого от него ждали. Он же намеревался честно исполнить свой долг. Причем действовать следовало незамедлительно.

В ближайшее время должен был начаться мучительный процесс делимитации границы, когда немцам и полякам при посредничестве французов предстояло бороться за каждый хутор. Многие продукты еще распределялись по карточкам, и следовало наладить распределение продовольствия, чтобы города не голодали. В Берлине и Кёнигсберге ему втолковывали, что надо поскорее проводить электричество, потому что каждый потерянный день стоил денег и уже приобретенные материалы могли сгнить.

Но все документы его предшественник фон Ферзен либо забрал с собой, либо роздал служащим, которые разошлись по домам. У нового ландрата были все основания распустить окружной совет, как неработоспособный орган власти, уволить нерадивых чиновников, провести новые выборы и назначить новых чиновников. Но это требовало времени.

Фриденсбург попытался действовать иначе.

Для того чтобы заседание окружного совета считалось действительным, ему нужны были как минимум двое. Фриденсбург позвонил одному из членов совета, местному бургомистру, который имел репутацию человека внепартийного, добродушного и неконфликтного, и сказал, что сейчас к нему приедет. Тот был поражен. Прежние ландраты вызывали бургомистров к себе.

Местный полицейский отдал ландрату честь, и тот счел это хорошим предзнаменованием. Фриденсбург заговорил о необходимости полного согласия между ландратом и бургомистром окружного центра. Намекнул, что электростанция может быть построена и в другом месте и что сам краевой центр можно перевести в другое место – скажем, в самый большой город округа Дойч-Эйлау.

Бургомистр забеспокоился. На его лбу выступили капельки пота. Тут ландрат сказал, что послезавтра состоится заседание окружного комитета, и многозначительно добавил:

– Так что жду вас в четыре часа!

Бургомистр не посмел отказаться.

Следующим союзником ландрат сделал крестьянина Грёнке, руководителя местечка Гуринген. Фриденсбург позвонил ему, непринужденно сообщил о своем вступлении в должность и о желании прибыть на чашку кофе. В истории Гурингена такого еще не было, чтобы ландрат пожаловал в гости.

Мамаша Грёнке испекла горы пирогов и выставила такие же горы масла, ветчины и вкуснейшего крестьянского хлеба. Фриденсбург плотно закусил, выпив невероятное количество посредственного кофе, не отказался от столь же посредственного шнапса, посетил конюшни, похвалил поросят, восхитился общинным быком, порадовался трехдневному жеребенку и при этом ни словом не обмолвился о делах. Поздно вечером осчастливленный Грёнке со всей семьей проводил ландрата к машине. Прощаясь, ландрат как бы между делом заметил:

– Кстати, послезавтра в четыре у нас заседание окружного совета. Буду очень рад вас видеть.

Крестьянин был вытесан из более крепкого дерева, чем бургомистр. Он покраснел как свекла и пробормотал:

– Я не могу прийти.

– Отчего же, ведь вы член совета?

– Но я дал честное слово!

– Дорогой господин Грёнке, насколько я понял, вы дали слово отнюдь не добровольно.

– Это, конечно, так…

– В таком случае честное слово не считается. Да и не забывайте о своем долге члена краевого совета и местного начальника. Вы ведь давали клятву добросовестно исполнять свои обязанности? И эту клятву вы давали добровольно, не так ли?

– Конечно, господин ландрат.

– Тогда все ясно. То, что потребовал от вас господин фон Путкамер, противоречит вашей клятве, которую вы дали добровольно и в соответствии со служебным уложением. Разве я не прав?

– Конечно, господин ландрат, – выдавил из себя Грёнке.

И все же Фриденсбург хотел быть уверен, что в решающий момент у того не заболеет дочка и не захромает лошадь. Он в последний раз взял наемный автомобиль и сам заехал за Грёнке в Гуринген. Ровно в четыре они втроем собрались в зале заседаний все еще пустого здания окружного управления. Четверо остальных членов совета, которых уведомили по почте, не явились, но их присутствие и не требовалось.

На заседании Фриденсбург отменил все, что было записано в протоколе предыдущего заседания. Бойкот стал недействительным. В тот же день он отправил с посыльным повестки всем служащим с письменным распоряжением явиться на следующий день на работу со всеми имеющимися у них на руках документами. И дисциплинированные немецкие чиновники все как один пришли и засели за работу, словно ничего не было.

Весной 1921 года были назначены выборы в окружной совет, и националисты не решились снова выдвинуть фон Ольденбурга и фон Путкамера. Элард фон Ольденбург-Янушау попытался вновь организовать акцию протеста против ландрата, но теперь не собрал и трети тех, кто еще недавно был на его стороне.

– Я поставил не на ту лошадку, – признался он своему приятелю.

Впрочем, через несколько лет ситуация изменится. Ольденбург пользовался большим влиянием на своего соседа президента Гинденбурга, чье семейное имение Нойдек было расположено там же, в Восточной Пруссии, в округе Розенберг.

Из-за долгов Гинденбург потерял поместье. Когда его избрали президентом, Ольденбург объединил крупных восточнопрусских землевладельцев. Они скинулись, попросили о том же промышленников и собрали деньги, на которые выкупили поместье Нойдек и преподнесли его президенту.

На всякий случай его записали на сына президента полковника Оскара фон Гинденбурга. Но тут же выяснилось, что собранных денег не хватило, и доброжелатели президента запустили руку в казну – позаимствовали недостающую сумму из государственного фонда «Остхильфе» («Восточная помощь»). Фонд создали для поддержки сельского хозяйства Восточной Пруссии.

В январе 1933 года вокруг этой истории разгорелся скандал, нацисты его тщательно раздували. Гитлер предупредил Оскара Гинденбурга, что если не станет канцлером, то потребует уголовного расследования этой истории. Это была последняя капля. Гинденбург очень хотел прекратить разговоры об имении, купленном на казенные деньги. 28 января 1933 года, когда Гинденбургу предстояло принять важнейшее в его жизни решение – доверить ли Адольфу Гитлеру пост имперского канцлера, президента навестил его старый друг и сосед Элард фон Ольденбург-Янушау.

Гинденбург поделился с ним сомнениями относительно презираемых им методов нацистов. Ольденбург его успокоил, заметив, что он легко управится с «этими ребятами, которые в принципе совсем не плохи». Так что вполне вероятно, что именно Ольденбург виновен в том, что президент согласился сделать «богемского ефрейтора» канцлером и тем самым вверг Германию в катастрофу. В 1933 году Ольденбург стал депутатом рейхстага. Он не был нацистом, но страстная ненависть к демократии и переходящий всякую меру национализм толкнули его к сотрудничеству с Гитлером.

Герой этой истории Фердинанд Фриденсбург после Восточной Пруссии служил заместителем начальника берлинской полиции. В 1933 году нацисты убрали его с государственной службы. Он пережил нацизм, после войны стал заместителем правящего бургомистра Западного Берлина и в 1969 году написал эти воспоминания.