Глава двадцать восьмая

Дивный новый мир на колесах

Представьте себе мир будущего, в котором у вас больше нет дома.

Дома в прямом его смысле: какое-то количество стен, дубовый паркет (ламинат? линолеум? плитка?), встроенные шкафы, комоды, кровати с толстыми матрасами («Икея», конечно), библиотеки, камины, кухонные столы, все эти милые сердцу пылесборники (последнее, пожалуй, можно взять с собой, но не больше).

У вас нет дома не потому, что вы бедны или потеряны, у вас нет дома потому, что больше нет понятия дома – он там, где вы, то есть любое место, в котором вы решили остановиться.

Сколько вы проведете здесь? Год, неделю, вечность? Вы не знаете и не загадываете, хорошо, что нет границ, их отменили, потому что: нет дома – нет прописки, нет гражданства – нет корней, нет Родины – нет эмиграции. Вы везде свой и легко адаптируетесь, у вас нет ностальгии по чему-то конкретному, разве что тонкая и туманная память предков, когда вы заходите в ресторан… скажем, древней русской кухни, едите dumplings, пьете vodka, и слеза почему-то наворачивается на левый глаз.

Просто представьте. Кажется, мы уже к этому очень близки.

Дело в том, что уже сегодня эмиграции в том, истинном, понимании этого слова больше нет.

Есть постоянное кочевничество с места на место. Самолеты сузили мир до скамейки в аэропорту, где вы ждете самолет до следующей остановки. Нет больше «уехал и не вернулся», разве что в крайних случаях, в любых других – вы живете на два или три города, ваш срок пребывания в новом месте пока что может быть ограничен визой – три месяца, 90 дней. А если длинная виза – то не ограничен ничем, но и это не может вас удержать. Если виза куда-то позволяет поехать дальше – вы едете.

Поэтому, конечно, все мои жалобы смешны. В любом момент я могу взять билет, сесть на самолет, и через 8 (12?) часов (дурацкие пересадки) я буду в Москве. Или Петербурге. Или Нью-Йорке. Где захочу.

«Ученые доказали, что можно вылететь из любого аэропорта мира, не объявляя об этом в Фейсбуке».

Многие так и делают. Моя подруга Радмила ездит настолько часто, что я успеваю следить за ее перемещениями только по тегу в Инстаграме #проснуласьздесь. У меня есть знакомые (много), которые живут одновременно в Москве и Париже. В Москве и Израиле. В Питере и Стокгольме. В Петербурге и Риме.

Или Володя Яковлев, который пишет книгу «Сколько можно жить», – постоянно находится где-то между Израилем и Берлином, вместе с женой и кошкой. И кстати, когда Володя придумал «Сноб», он просто поторопился, обогнал свое время – журнал для «глобал рашенз», то есть русских, которые живут где угодно, но не в России, и никак без этой России не могут, просто тогда еще был не нужен, он нужен теперь.

А мои «тревожные мешочки» с запасными штанами, ботинками, шарфами и книгами, которые лежат в нескольких городах мира? На случай, если я приеду и захочу переодеться.

Мне было очень сложно ответить на вопрос Фейсбука, в каком городе я живу. Если верить моему внутреннему ощущению, я никуда не уехала из Москвы. Если верить геолокации моего айфона, я сейчас в Марселе, Франция. Если судить по названию моей книги, я живу в Париже (многие так и думают, и я часто бываю там – на следующей неделе пойду в театр на «Три сестры»). Если осознать, что даже во Франции я хожу на русские постановки русского драматурга, то можно с легкостью принять тот факт, что от перемены места действия ничего не изменилось.

Обычно искусство первым замечает тренд. Сегодняшнее искусство его тоже заметило – на «Архстоянии» этим летом представили объект-дом «Кибитка» Юрия Муравицкого и Рустама Керимова в разделе «Как жить»:

«С точки зрения архитектуры объект представляет собой одновременно и сцену, и полноценную жилую ячейку, построенную на основе модели автобуса ПАЗ-3205. С торца предусмотрен вход, один из продольных фасадов украшен витражным остеклением, противоположный фасад глухой, вдоль него в интерьере располагаются все функциональные помещения: с/у, гардероб, кухня, матрасы для сна и т. п. С помощью системы тканей и занавесов, специального освещения жилой модуль в считаные секунды становится сценой для игры актеров и может быть трансформирован обратно в жилой дом. Актерам больше не нужно возвращаться домой, и сама их жизнь протекает на сцене».

Да никому больше не нужно возвращаться домой – все уже дома.

Рестораны превращаются в Фудтраки. Маникюр теперь можно сделать «за 15 минут» на вокзалах и в аэропортах. В транзитных зонах теперь есть «капсулы сна». Все встает на колеса: передвижные выставки, магазины на колесах, пивные велосипеды, даже бордель у нас возле дома располагается в кузове «маршрутки» и носит название «мобильный». Про мобильные бордели я вам уже рассказала.

Мне возражают, что я не права, что таких людей – от силы 10 %, а остальные никуда не едут, вообще никуда, даже в Турцию в отпуск.

Но ведь что-то всегда начинается с чего-то? С трендсеттеров, с первопроходцев, с пионеров. Может быть, мы – они?

Вызвали такси в Лиссабоне. Водитель – Митрофан, а как же. «С Молдавии». «Приехал на год, а вот – 20 лет уже. Время быстро летит. Ха-ха-ха. Союз распался – все поехали. Один сын в Канаде, другой в Чикаго. А какая разница где жить? Все равно везде работать нужно. Ха-ха-ха. Тут хотя бы морозов нет. А Жириновский Молдавию не хочет в состав России. Ха-ха-ха. Я передачу смотрю по Фейсбуку. Он там всякое обещает. Или вот Зеленский на Украине – он как мой племянник. Всему его учить, да учить. Ха-ха-ха. Деньги уж я заработал – тратить пора. Куда я теперь? Гражданство дали. Как-то вот так сложилась жизнь».

Может, мы просто первые, кто так живет. Постепенно уезжаем все дальше, так никуда и не уезжая толком. Но все-таки изменяя отношение к материальному: эту квартиру я не могу увезти, а то бы я увезла, этот стол я не могу увезти, но будет другой какой-нибудь стол, который я тоже потом не смогу увезти, и в итоге останется только коробка с пыльными безделушками. Хотя пока еще нет – рано. Пока еще есть 120 коробок – с книгами, одеждой, старыми телефонами, подушками, одеялами, телевизорами и игрушками. Картины, картонки, маленькие собачонки – но все это, все – через сотни лет подчинится обычной, глухой эволюции, которая просто отбросит, как хвост, все лишнее, тяжелое и крупное, что мешает нам кочевать – с одним рюкзаком на бездомных, всемирных плечах.