На этот раз все иначе – я более расслаблена, меньше тревожусь. Персонал знает меня по имени, и я больше не чувствую себя безликой жертвой. Доктор Штейнбридж видится со мной трижды в неделю. Он говорит – у нас прогресс.
Я брожу по длинным, затхлым коридорам и думаю о сделанных выборах, разбираю свои слабости. Столько раз в своей жизни мне следовало проснуться, но я выбирала сонный эмоциональный транс. Плыла по течению.
Я посещаю все группы и занятия. Мое любимое – холистическая йога, где все собираются в комнатке без окон, садятся на сиреневые маты, глубоко дышат и освобождают сознание от проблем. У нас столько проблем, столько волнений! Дважды в неделю меня посещает Лорен, приносит ужин из моих любимых заведений. Мама приходит тоже, с виноватым выражением лица, и приносит большие пластиковые контейнеры с домашним печеньем.
– Хватит на всех, – говорит она.
Я никогда не спрашивала у нее, что она думает насчет истории с Сетом и поддерживает ли с ним связь. Думаю, я не хочу этого знать. Однажды, когда я произнесла его имя, у нее во взгляде показалась горечь, но она быстро взяла себя в руки и выдала свою фирменную улыбку.
Два раза меня навещала Анна. В первый раз она ворвалась в «Куин Кантри» и наговорила про Сета много нехороших вещей, и достаточно громко, чтобы слышали все окружающие. Храни ее Бог.
Отец не приходит. Впрочем, это меня не удивляет. Я – его неудачный ребенок, его позор. Я обманывала родителей насчет Сета, и теперь они знают правду: я всего лишь любовница, недостойная брака.
Всю последнюю неделю в «Куин Кантри» я провожу ужины в одиночестве у окна. Передо мной поднос с картофельной запеканкой и, разумеется, желе. Его дают всегда. Вода здесь отдает металлом и грязью, но я пью ее маленькими глотками, уставившись на лужайку под окном. Стекло потеет от моего дыхания, и я наблюдаю за пятнышком конденсата – как оно растет и уменьшается, растет и уменьшается.
Лечение проходит легко и даже мне помогает. Когда во временную квартиру Ханны и Сета приехала полиция и обнаружила на мне истекающего кровью Сета, меня отправили в больницу. Я провела там три дня, залечивая небольшие повреждения, а потом меня перевезли в тюрьму, дожидаться приговора.
Разумеется, меня спровоцировала Реджина, заставив поверить, что Сет виноват в наших выкидышах. И это позволило смягчить приговор. Меня признали невменяемой и снова отправили в «Куин Кантри». Но в этот раз на гораздо более долгое время. Я боялась, что меня отправят в какое-нибудь новое место, и испытала облегчение.
Во время первой встречи с доктором Штейнбриджем, на следующий же день после моего приезда, он рассказал мне, что я довольно долгое время преследовала Сета и его новую жену. Еще он сказал, что бывшая жена Сета, Реджина, подтвердила это рассказом о том, как я приходила к ней на работу и домой и требовала информацию. Реджина предоставила голосовое сообщение, которое я отправила ей прямо перед тем, как ворвалась в квартиру Сета и Ханны. Доктор воспроизвел его. Я неподвижно сидела в кресле напротив и слушала, замерев от волнения. Да, я действительно звучала как сумасшедшая. Доктор остановил запись, предполагая услышать мои признания или опровержения. Но не дождался никакой реакции. Бессмысленно отрицать факт преследования – это правда, и неважно, как меня обманула Реджина. Я просто молча сидела и слушала – без оправданий.
– Вы не несете полной ответственности за случившееся, – сказал доктор Штейнбридж. – Сет травмированный человек: трудное детство, пережитое, как он утверждает, насилие. Он изменял обеим женам и манипулировал вами посредством эмоций. Он вас использовал. Но наша задача – помочь не Сету, а вам. Когда вы поняли, как развиваются ваши с ним отношения, ваш разум создал альтернативную реальность, чтобы справиться с гибелью ребенка и уходом Сета.
– Но он никогда не пытался со мной расстаться.
И тогда добрый доктор предъявил мне полдюжины электронных писем из моего ящика – нашу с Сетом переписку. Дал их прочитать. Сет, всегда логичный, умолял меня принять наше расставание и жаловался, что не хочет изменять Ханне. Я не помню, как читала эти письма, не помню, как на них отвечала. Доктор Штейнбридж сказал, что я их удалила, отчаянно пытаясь представить, что ничего не происходит.
– Еще полиция нашла созданный вами аккаунт под именем Уилла Моффита, который вы использовали для связи с Реджиной…
– Да, но я хотела узнать, не изменяет ли она…
Доктор смотрит на меня с сочувствием.
– А родители Сета? Они присылали мне открытки…
– Открытки стали частью дела. Ваш адвокат предоставил их суду в качестве доказательства вашей невменяемости. Вы написали их сами. Это доказал эксперт-графолог.
Я вспоминаю, как стою в супермаркете с пачкой открыток на кассовой ленте. И хныкаю, прижав ладони к глазам.
– Все здесь, Четверг, прямо перед вами, – подчеркивает доктор и стучит своими узловатыми пальцами по бумагам, лежащим перед ним. – Вы с Сетом никогда не были женаты. У него случился с вами роман, когда он состоял в браке с первой женой, Реджиной. Реджина бросила его, когда узнала о вашей беременности… Но вы потеряли ребенка и из-за этого впали в психоз.
Сет не был виновен в наших выкидышах, но Реджина заставила меня поверить, что был. Зачем? На заседании суда выяснилось, что Реджина действительно потеряла ребенка, но на гораздо более раннем сроке, в восемь недель. Еще она говорила, что Сет подделал ее противозачаточные. В тот момент я смотрела на Реджину, сидевшую на другом конце зала, и видела, как побледнело ее лицо.
Я считала своим главным врагом Сета. Поэтому так легко доверилась Реджине. Мой ребенок был здоров, двигался и пинался, а потом просто умер. Никаких медицинских причин не обнаружили. Иногда так случается, дети погибают.
– Доктор Штейнбридж, – спросила я во время одного из сеансов, – разве не странно, что Сет ничего этого не рассказывал, когда я была здесь в прошлый раз?
– Он никогда не называл себя вашим мужем, Четверг. В прошлый раз вы попали сюда потому, что Сет пытался с вами расстаться. В частной беседе он признался мне, что женат на другой женщине и вы – его любовница. Его жена, Ханна, узнала, кто вы такая, в вашу последнюю встречу. Помните?
Я помню, как мы ужинали в ресторане, как я вернулась из уборной и обнаружила, что она внезапно ушла. Рассказываю доктору эту историю.
– Сет узнал, где вы находитесь, и написал ей сообщение. Сказал немедленно уходить.
– Но когда я вернулась к себе в квартиру, он ждал меня там. С разбитой рукой…
– Да, он утверждает, что ударил кулаком в стену, когда узнал, что вы преследуете его жену. Когда он сообщил о решении расстаться, вы на него напали. Видимо, после этого он чувствовал себя обязанным вас навестить…
– Но он забрал меня, отвез домой.
– Нет. Вас забрал и отвез домой отец.
Я смеюсь:
– Вы издеваетесь? После того, как я отсюда вышла, отец виделся со мной лишь один раз. Ему на меня плевать.
– Четверг… Я присутствовал лично. За вами приехал отец, привез одежду. Он провел с вами неделю, пока вы не подсыпали ему в ужин снотворное и не сбежали в Портленд.
– Нет.
Конечности немеют, словно больше мне не принадлежат. Доктор ошибается или меня обманывает. Может, к нему приходил Сет, заплатил за молчание…
– Вы были на тяжелых лекарствах и по-прежнему страдали бредовыми идеями.
Хочется рассмеяться. Они считают, я настолько безумна, что могу перепутать отца с Сетом?
Резко встаю, стул за спиной с металлическим грохотом падает на пол. Доктор Штейнбридж наблюдает за мной со своего места, спокойно положив руки на стол. В глазах, оттененных толстыми гусеницами бровей, виднеется грусть. Я чувствую, что испаряюсь, меня медленно засасывает в небытие.
– Закройте глаза, Четверг. Вспомните, как все было на самом деле.
Мне не нужно, не нужно закрывать глаза – правда и так круговертью проносится в голове.
Я вижу, как на самом деле проходили те дни в моей квартире: как отец наклонялся надо мной и давал таблетки, как читал триллеры с моих полок, как смотрел со мной на диване «Друзей».
– Нет, – повторяю я. Глаза наполняются слезами.
Сет за мной не приехал – он сказал, что между нами все кончено, и вернулся к жене. Сет бросил меня во второй раз. Меня было недостаточно. Меня было недостаточно. Я заслужила одиночество. Начинаю выть, как сирена, пронзительно и громко. Царапаю собственное лицо, руки, все подряд. Я хочу срывать собственную кожу, пока не останется ничего, кроме мышц и крови, пока я не стану скорее предметом, чем человеком. Когда меня скручивают, я чувствую тепло на кончиках пальцев; моя кровь оставляет пятна на их костюмах.
В мой первый год работы медсестрой, за две недели до Рождества в отделение экстренной помощи привезли мужчину с переломом черепа. Его звали Робби Клемминс, и я поклялась, что никогда не забуду его имени – слишком страшный был случай. Кровельщик решил поработать волонтером в доме для престарелых, повесить на здание новогодние украшения, и упал с двухэтажного здания, ударившись головой об асфальт. Когда его нашли, он находился в сознании, лежал на спине и разговаривал спокойным, обычным голосом. Пересказывал доклад о том, как правильно снимать шкурки с белок, сделанный им в пятом классе. Когда его привезли в больницу, он плакал и бормотал что-то о своей жене, хотя женат не был. Я помню, как меня чуть не стошнило при виде вмятины в его голове, а череп на рентгеновском снимке напоминал разбитое яйцо. Осколки черепа попали в мозговую ткань, и операция по их удалению длилась восемь часов. Мы спасли его жизнь, но не смогли спасти человека, которым он был до падения. Помню, я удивилась, насколько мы хрупкие – души, покрытые нежным мясом и хрупкими костями. Одно неверное движение, и можно стать совсем другим человеком.
В общем и целом, мой мозг в порядке; я не падала с крыши, хотя в некотором смысле выпала из реальности. Но доктор Штейнбридж поставил несколько диагнозов, мне сложно их повторить. Говоря простым языком, у меня нездоровый мозг. Я часто сижу в палате и представляю его воспаленным и гноящимся. Иногда мне хочется расколоть себе череп и достать мозг, и я представляю многочисленные способы это сделать. Хочу выздороветь, но иногда не могу даже вспомнить, что со мной не так. Однажды днем ко мне в палату заходит доктор Штейнбридж. Судя по серьезному виду, у него есть новости.
– Реджина Келе просит о встрече с вами, – сообщает он. – Если вы не хотите ее видеть, то не нужно.
Меня это трогает. Мой случай его заинтересовал, и между нами установились менее формальные отношения, чем вначале.
– Не имею ничего против, чтобы с ней поговорить.
Это правда – я целый год ждала возможности встретиться с первой женой Сета лицом к лицу и получить ответы на свои вопросы.
– Хорошо, тогда я одобрю ее визит. Думаю, это может вам очень помочь, Четверг. Оставить все позади и двигаться дальше.
Через две недели ко мне заходит медсестра и сообщает, что Реджина пришла. С замиранием сердца иду в комнату отдыха. На мне спортивные штаны и майка, волосы собраны в небрежный пучок. Перед выходом из комнаты смотрю на себя в зеркало – вид расслабленный, даже симпатичный.
На Реджине элегантная блузка и брюки, волосы собраны в хвост. Подхожу к ней, улыбаясь по дороге знакомым медсестрам.
– Привет, Четверг, – говорит она.
Осматривает меня с ног до головы. На ее лице видно удивление. Она ожидала увидеть страшилище. Но я – не страшилище. Я каждый день занимаюсь йогой, ем овощи и фрукты и даже хорошо сплю. Мое тело здорово, даже если разум не в порядке. Сажусь напротив нее и улыбаюсь – улыбаюсь спокойно, ведь меня больше не тревожат дурные мысли.
– Привет.
С тех пор, как я вернулась в «Куин Кантри», я думала о Реджине почти каждый день. Без злобы и ненависти, скорее с любопытством. Я принимаю слишком много лекарств, чтобы злиться.
Она смотрит на меня, раздувая ноздри, и каждая из нас осторожно ждет, пока заговорит другая.
– Как ты?
Лед пробит! Уклоняюсь от ответа.
– Зачем ты пришла?
– Сама не знаю, – признается она. – Наверное, просто захотела тебя проведать.
– Чтобы почувствовать себя лучше или хуже?
Бледная кожа вспыхивает, на щеках и подбородке проступают багровые пятна. Игра Реджины дорого обошлась. Она хотела наказать меня, но Сет и Ханна будут платить за это всю оставшуюся жизнь.
– Наверное, и то и другое. Я не думала, что все настолько далеко зайдет…
– Тогда почему?
– Ты разрушила мою жизнь. И я хотела, чтобы ты заплатила.
Я начинаю вязнуть в трясине раскаяния и вины. Я не знала, что разрушаю ее жизнь… Или знала? Созданная мною реальность разрушила жизни всем, но Реджина не была такой невинной, как Ханна. Она использовала против меня мою же слабость – накрутила меня.
– Ну, ты же получила желаемое, разве нет?
– Да, – наконец говорит она. – Думаю, да.
Мне так хотелось найти виновного в смерти моего ребенка, что я ни разу не усомнилась в ее истории. А Реджина так хотела наказать меня, что не подумала о последствиях.
– Я знала, что у тебя проблемы с психическим здоровьем, но не представляла, что ты придумала себе такую историю – про полигамию.
Пристыженно отвожу глаза. Стыд – надежная проверка реальности. Доктор Штейнбридж сказал, что именно стыд заставил меня создать альтернативную реальность. Я была достаточно хороша, чтобы Сет хотел меня, и стала его любовницей в обоих браках. Но оказалась недостаточно хорошей для того, чтобы он меня полюбил.
Доктор учит меня справляться со стыдом. «Принимай решения, с которыми сможешь жить», – говорит он.
– Я хотела выставить тебя сумасшедшей. Но не знала, что ты была сумасшедшей на самом деле.
– А себя ты считаешь нормальной? – огрызаюсь я в ответ. – Думаешь, твой поступок адекватен? Да, сюда попала я, но я хотя бы способна признать, что сделала. Ты сказала мне, что боишься его, умышленно подкрепив мои подозрения, что он бьет Ханну. Заставила меня поверить, что он спровоцировал наши выкидыши. Буквально отправила меня в ту квартиру.
Она смотрит на меня, поджав губы. Конечно, ей неприятна мысль, что она виновата не меньше моего. Я тоже долго отрицала свою настоящую жизнь.
– Это ты принесла пистолет. Ты выстрелила в Сета, – шипит она. – Я хотела наказать тебя за свою разрушенную жизнь, но не хотела вредить Сету.
Отвращение в ее голосе будит во мне ярость. Закрываю глаза, заставляя себя успокоиться. Вспоминаю слова доктора Штейнбриджа: «Ты отвечаешь только за себя».
– Да. Но ты могла мне помочь, а вместо этого решила меня использовать. Подкинула бредовую идею.
На лице Реджины – печать уверенности в собственной правоте. Я закипаю, начинает покалывать кончики пальцев. Сет с Ханной такого не заслужили. Конечно, Сет – изменник. У него был роман со мной во время брака с Реджиной, а потом, когда я не смогла родить ему ребенка, он переключился на Ханну. Но он продолжал приезжать ко мне даже после женитьбы на Ханне. Из-за этого я и утратила чувство реальности. Сет больше никогда не сможет ходить; пуля повредила позвоночник. Никогда не сможет побежать за своей дочерью по парку, подвести ее к алтарю… И я за это в ответе. От осознания сжимается желудок.
– Ты обманывала, когда сказала, что Сет был с тобой жесток? Что он прижал тебя к стене…
– Нет, это не ложь. У Сета взрывной темперамент.
Чувствую жжение в ухе, как всегда при мыслях о Сете. В очередной раз задаюсь вопросом, насколько правдивы истории Ханны о синяках. Видимо, правды уже не узнать никогда. Может и неплохо, что он теперь в инвалидной коляске. Он больше никогда не сможет физически навредить женщине, и изменам пришел конец.
– Я рада, что мы обе от него избавились.
– Нет-нет-нет, – возражает Реджина. – Никаких мини-клубов. Не равняй меня с собой, – смеется она. – Ты чокнутая.
И в этот момент я вспоминаю Робби Клемминса и его сломанный мозг, разбитый на кусочки череп и навсегда изменившуюся жизнь. Жизнь сломала и его, и меня, и Реджину. Только я здесь, расплачиваюсь за содеянное, а она продолжает лгать. От ее смеха болят уши. Закрываю их ладонями, сильно сжимаю, пытаясь заблокировать звук. Это как в тот день на кухне, когда Сет назвал меня сумасшедшей, с отвращением глядя в глаза. Дрожа всем телом, я подаюсь назад и бью головой Реджине в нос. Удар отдается в челюсть. Я прокусываю нижнюю губу и чувствую во рту осколки зубов. Она кричит, тянется рукой к носу, из которого течет струя крови. Я перепрыгиваю через стол и толкаю ее на спину. Голова Реджины ударяется об пол, я вижу в ее глазах шок и панику – они широко открыты от страха. Когда Робби лежал на спине и его мозг умирал, он не знал, что происходит. А Реджина будет знать. Хватаю ее голову руками и бью об пол. Слышу ее крики, громкие крики.
– Помогите! – кричит кто-то. – Она ее убьет!
Я помогаю. Помогаю себе.