Примечания

[1] В отличие от донского, гребенского (терского), яицкого (уральского) и вообще «великорусского» казачества, в применении к запорожскому (днепровскому) духовно-рыцарскому ордену представляется более уместным употребление термина «козачество», как соответствующего малороссийскому произношению и написанию этого слова. Выражение «украинское козачество» представляется нам неуместным по той простой причине, что термин «Украина» в описываемый период официально не употреблялся, а использовался только в частном обиходе, да и то в значении «окраина» (хотя название «украина» впервые встречается в русских летописях конца XII века; так, смотря из Киева, «украиной» называли Залесье – будущую Великороссию). «Украиной» (то есть окраиной Речи Посполитой – называли свою «малую родину» жители этих земель). В то же время они, в том числе и полонизированные шляхтичи и даже магнаты, имевшие владения на данной территории, не переставали считать себя русскими (не кто иной, как злейший враг днепровского козачества, хотя и являвшийся потомком одного из его основателей, князь Иеремия Вишневецкий в самый разгар войны с Богданом Хмельницким, начинал свои воззвания словами: «Я, Князь Иеремия Вишневецкий, Воевода Русский и т.д.).

[2] Условимся, во избежание путаницы, называть всякое монашеское или духовно-рыцарское братство «орден» (во множественном числе: «ордены»), в отличие от наградного знака, именуемого «орден» (во множественном числе: «ордена») – хотя эти наградные «ордена» и происходят исторически от видимых знаков принадлежности к «орденам» (монашеским, а позднее – и светским рыцарским организациям).

[3] Нам представляется уместным, в отличие от «великорусских» донского, гребенского и ведущего свое происхождение от последнего терского, яицкого (уральского) и прочих казачьих войск, говорить в отношении Украины и, в частности, Запорожья, не о «казачестве», а о «козачестве», и не об «атаманах», а об «отаманах», что соответствует особенностям местного произношения этих слов.

[4] Еще известный предводитель козачества Остап (Евстафий) Дашкович, староста чигиринский и каневский, живший в первой половине XVI века, предлагал сейму Речи Посполитой организовать защиту Днепра от набегов крымских татар-вассалов Османской империи – посредством постоянной стражи из двух тысяч козаков и устроить за днепровскими порогами рыцарскую школу (К. Осипов, Богдан Хмельницкий, М., 1948, с. 32).

[5] Буквально: «(лесная) засека».

[6] В отличие от военно-монашеских орденов Западной Европы, близких по своей структуре к ремесленным цехам и ложам, Запорожская Сечь имела структуру пастушеского кочевья, что выражалось в наличии соответствуюшей должностной иерархии и атрибутики. Самоназвание главной ставки Запорожья – Кош – и его устройство родственны понятию «кхош» (укрепленный табор, по-древнерусски «товар», отсюда «товарищ» и «товариство», как называли свое братство сами запорожцы!) у тюркских кочевников. У тюрок «кхошем» назывались десять объединенных вместе овечьих отар – а Запорожская Сечь к 1775 году подразделялась именно на десять округов-«паланок». При каждой отаре у тюрок (например, у ближайших южных соседей запорожцев – крымских татар) состояло по три пастуха (чабана). Самый опытный чабан возглавлял всех пастухов «кхоша» (объединенной отары) и назывался «одаман» (что очень похоже на «отаман» – титул атамана запорожских казаков). Главное управление всеми отдельными («малыми») отарами-стадами было сосредоточено в «кхоше», где проживал сам «одаман». По аналогии казаки под «Сечью» понимали столицу всего козачества, а под «Кошем» – свое козацкое «правительство» во главе с «кошевым отаманом».

Будучи братством христианских рыцарей, козаки именовали себя также «Арматным (вооруженным) Стадом» – здесь напрашивается прямая аналогия с (само)определением древнеримской армии как «civitas armata», то есть, буквально: «вооруженной общины (вооруженного города-государства)» -, в то же время возводя себя тем самым к евангельскому «малому стаду» (Лк. 12,32), а в «кошевом отамане», которому вручался тростниковый пастушеский посох-булава с золоченым яблоком-навершием, видели воплощение Пастыря Доброго. Уговаривая Богдана Хмельницкого в 1648 году возглавить их, козаки говорили ему: «Мы как стадо без пастуха!».

[7] Безбрачие было одним из обязательных условий принятия в козацкое «товариство». В одной козацкой «думе» отец, провожая сына к запорожцам, наставляет его:

 

Мы жинок мусимо любыты

Так, як наших сестер, материв,

А опричь их нам треба никого не любыты,

И утикаты, як от злых ворогив.

Бо ты знаешь, мiй милый сынку:

Лыцареви треба воюваты,

А тоби буде жаль жинку зоставляты.

 

[8] Земляные укрепления, именовавшиеся также «фигурами».

[9] Холмы или курганы.

[10] Р. Багдасаров «За порогом», в сб. «Волшебная гора», М., 1996, с. 286.

[11] Вступивший в запорожское братство «свежеиспеченный» козак причислялся к одному из «куреней», на которые делилась Сечь. Куренем (от монголо-татарского слова «курен», т.е. «двор») именовалось козачье «общежитие», имевшее свое помещение, в котором проживало около ста пятидесяти козаков (нечто вроде общежития-«обержа» рыцарей Мальтийского ордена). Новоприбывшему козаку куренной отаман отводил в курене место в три аршина длины и два ширины для установки нар, разъясняя: «Ось тоби i домовина (то есть гроб – В.А.), а як умреш, то зробим ще коротшу».

[12] Поэтому среди малороссийского дворянства – «обмирщленного» потомства средневековой козацкой «старшины» – еще в начале XIX века нередко встречались «фамилии» вроде Тупу-Тупу-Табунец-Буланый и т.п.

[13] Соответствовавших «атаманам» у «великорусских» казаков.

[14] Именуя себя «товариством» («товариществом»), запорожские козаки как бы подчеркивали свою принадлежность к воинскому, то есть рыцарскому сословию (в эпоху Средневековья латинское слово miles, означавшее изначально просто «воин», в связи с возросшим значением тяжеловооруженной рыцарской конницы на поле боя, стало означать исключительно рыцаря, превратившись в синоним другого, идущего еще с древнеримских времен, обозначение всадника-рыцаря – eques). В войске Речи Посполитой той поры «товариством» (towarzystwo) cчитались исключительно рыцари-кавалеры шляхетского рода, служившие в гусарских и панцирных хоругвях, в то время, как воины-простолюдины именовались «жолнеры», «жолдацтво» – собственно, «солдаты», т.е. наемники, служащие за жалованье-Sold (нем.), шеренговые и пр.

[15] Покровитель Христианского воинства, и особенно – рыцарства. Имя его означает «Кто как Бог». Михаил – ангел смерти, времени и, тем самым, истории. Время началось с момента низвержения Михаилом и его небесным воинством в бездну отпавших ангелов, восставших на Бога во главе с Денницей-Люцифером. «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе (Откр.12, 7-8).

Но он же и завершает ход земной истории и, тем самым, время: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге. И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда». (Дан.,12, 1-3).

И далее: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет (Откр. 10, 5-7)». Образ Архангела Михаила со времен императора Оттона I украшал военный штандарт владык Священной Римской Империи, гербы многочисленных городов христианской Европы (в том числе и г. Киева), знамена князя Дмитрия Пожарского и покорителя Сибири – донского казачьего атамана Ермака Тимофеевича, хоругви «Союза Михаила Архангела» в годы первой русской Смуты и румынского «Легиона Архангела Михаила» Корнелиу Зеля Кодряну между двумя мировыми войнами, Ему был посвящен сочиненный царем Иваном IV «Канон Грозному Ангелу», под его покровительством находилось несколько рыцарских орденов и т.п. Лезвие бердыша Зиновия Богдана Хмельницкого после избрания его гетманом также украшал образ Архистратига Архангела Михаила.

[16] При сечевой церкви имелась школа для обучения юношей; имелся и «шпиталь» (т.е. госпиталь) – приют для больных и раненых, что также роднит Сечь со странноприимными военно-монашескими орденами Запада, и прежде всего – с Мальтийским орденом.

[17] Яворницький Д.I. Icторiя запорозьких козакiв. Киев, 1990, т.1, с.234.

[18] деды

[19] Так и православным Государям Восточно-Римской (Ромейской, Греческой) империи («Византии») при венчании на Царство, в знак тщеты всего земного, вручался мешочек с землей (так называемая «акакия»).

[20] О православной символике «трости» см.: Никифор, архимандрит «Иллюстрированная полная популярная библейская энциклопедия, М, 1990, с.707–708).

[21] Рыцари созданного в Святой Земле сразу после 1-го Крестового похода ордена Благой Смерти (о котором сохранилось очень мало сведений) носили поверх доспехов черные плащи с «Адамовой головой» (белым черепом и скрещенными костями); кавалеры ордена Святого Лазаря – черные плащи с белой каймой и зеленым крестом; госпитальеры-иоанниты – черные плащи с белым крестом, под которые в период боевых действий поддевали украшенные прямым белым крестом красные полукафтанья. Рыцари всех остальных военно-монашеских орденов, начиная с храмовников-тамплиеров, носили плащи белого цвета с орденскими эмблемами (обычно крестами различного цвета и формы – красного у тамплиеров, меченосцев, рыцарей Святого Гроба Господня, Калатравы/Сальватьерры, Пресвятой Девы Монтезской и Христа, черного у рыцарей Тевтонского ордена, зеленого у рыцарей Алькантары и Эворы/Святого Бенедикта/Авиша; но, наряду с крестами, существовали и эмблемы иной формы – крыло Архангела Михаила – у рыцарей одноименного палестинского ордена, крестообразный красный меч – у рыцарей Сантьяго, красные шестиконечная звезда и меч – у рыцарей Добринского (Добжиньского) ордена, красные крест и меч (а позднее – красные перекрещенные мечи и золотая шестиконечная звезда) – у ливонских рыцарей-меченосцев, красная пятиконечная звезда у палестинского военно-духовного ордена Пресвятой Богородицы Монжуа, и т.д.).

[22] Полный титул Великого магистра одного из современных госпитальерских орденов, претендующих на происхождение от иерусалимского странноприимного братства XI века – «Суверенного Военного ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты» -, звучит следующим образом: «Божией Милостию Священного Странноприимного Дома Святого Иоанна Иерусалимского и Рыцарского ордена Святого Гроба Господня смиренный магистр и убогих во Христе Иисусе охранитель».

[23] В Запорожское Войско, наряду с неженатыми «сечевиками» (т.е. полноправными «рыцарями-монахами, или «профессами»), входили и женатые («гнездюки» или «сидни»), однако последние не являлись полноправными членами братства и не имели права именоваться «товарищами» или «лыцарями», занимая положение «сервиентов», «полубратьев» или «фамилиаров» западных духовно-рыцарских орденов. Семейным запрещалось жить на территории самой Сечи, ибо, по ее неписаному «войсковому обычаю», привод туда женщины, будь то даже родная мать, сестра или дочь, почитался за преступление, достойное строжайшей кары.

[24] По слову Апостола Павла: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор 7, 33)».

[25] Вооружение козаков состояло из мушкетов-самопалов, пистолей (пистолетов), сабель, сагайдаков (луков со стрелами), пик, дротиков и боевых топоров. Огнестрельное оружие имели почти все запорожцы. Не случайно на гербе, дарованном Запорожскому войску королем Речи Посполитой Стефаном Баторием в 1576 году изображен козак не только с саблей на боку, но и с мушкетом (или аркебузой, по-козацки, «гаковницей») на плече. Согласно французскому военному инженеру Гийому Левассеру де Боплану, служившему правительству Речи Посполитой в 30-е-40-е гг. XVII в., козаки метко стреляли из пищалей (самопалов) – «обыкновенного своего оружия». Отправляясь в морской поход, каждый козак брал с собой по пять-шесть мушкетов. Каждый конный козак имел по четыре пистолета и одного-двух заводных (запасных) коней, чтобы во время похода не уступать татарам, всегда имевшим заводных коней. В Сечи всегда имелось не менее 50 пушек («армат» или «гармат») и множество превосходных артиллеристов.

[26] по являющемуся девизом любого монашеского христианского братства Свято-Апостольскому слову: «…не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак 4,4).

[27] Вооруженные силы всех духовно-рыцарских орденов, наряду с полноправными «орденскими братьями» (рыцарями-монахами) и различными категориями орденских служителей («услужающих братьев»), состояли из рыцарей-вассалов ордена, кормившихся с пожалованных им орденом отвоеванных у мусульман или язычников земель и обязанных за это ордену воинской службой (от этих вассалов ливонских меченосцев, а позднее – Тевтонского ордена произошло «остзейское дворянство»), а также из ополчения крестоносцев, добровольно стекавшихся под знамена ордена изо всех стран Христианского мира (причем, не только римско-католического – упоминаемый в «Слове о полку Игореве» галицкий князь Ярослав Осмомысл «стрелял салтанов за землями», т.е. участвовал в Крестовых походах западных рыцарей против сорочин, то есть сарацинов, в Святой Земле).

[28] К. Осипов. Богдан Хмельницкий. М., 1948, с. 40.

[29] Так, в сочинении малороссийского историка П.А. Кулиша «Чорная Рада» (СПб, 1860), следующим образом описывает «прощание козака со светом» (т.е. уход в монастырь): «Музыка ударяла «веселоi» и компания трогалась в путь. Впереди всех на прекрасном боевом коне несся сам прощальник «сивоусий»; нередко и он сам сходил с коня, пил, ел и пускался «навприсядки». Всех встречных и поперечных он приглашал в свою компанию, угощал напитками и предлагал всевозможные закуски. Если он увидит на своем пути воз с горшками, немедленно подскакивает к нему, опрокидывает его…, и вся веселая компания его тотчас подбегает к горшкам, пляшет по ним и разбивает вдребезги. Если он завидит воз с рыбой, также подскакивает к нему и …всю рыбу разбрасывает по площади и приговаривает: «Iжте, люди добрi, та поминайте прощальника!». Если он наскочит на «перекупку» с бубликами, то …забирает у нее все бублики и раздает их веселой компании. Если попадется ему лавка с дегтем, он…скачет в бочку с дегтем, танцует в ней и выкидывает всевозможные «выкрутасы». За всякий убыток…платит потерпевшим червонцами, разбрасывая их вокруг себя «жменями» (пригорошнями – В.А.). Так добирается прощальник…до самого монастыря; тут компания его останавливается у стен святой обители, а сам он кланяется собравшемуся народу на все четыре стороны, просит у всех прощения, братски обнимается с каждым и, наконец, подходит к воротам монастыря и стучит в них:

– Кто такой?

– Запорожец!

– Чего ради?

– Спасатися!

Тогда ворота отпираются, и прощальника впускают в обитель, а вся его веселая компания (провожавшая его до монастырских врат – В.А.)… остается у ограды монастыря. Сам же прощальник, скрывшись за стеной монастыря, снимает с себя черес (пояс) с оставшимися червонцами, отдает его монахам, сбрасывает дорогое платье, надевает грубую власяницу и приступает к тяжелому, но давно желанному «спасению».

 

Свята брама одчинилась –

Козака впустили,

I знов брама зачинилась,

Навiк зачинилась

Козаковi…

 

Вышеописанные действия «прощальника» – битье горшков, т.е. сокрушение «сосудов глиняных» (Откр. 2, 27 и др.), насыщение народа рыбой (символом Христовой любви) и бубликами, т.е. хлебами – опять же по Евангельскому слову, насмешка над дегтем-смолой, как главным адским атрибутом (вспомним гоголевского запорожца из «Тараса Бульбы», у которого «шаровары были закапаны дегтем»!) – являлись зримым свидетельством преодоления двойственности жизни «степного рыцаря» в момент принятия им «ангельского чина» – бесповоротного личного разрыва с земным миром. Кроме «смерти для мира» в стенах «святой брамы», для запорожца, как и для всякого Христова рыцаря, существовал и другой способ «ухода от мира» – славная смерть в бою с врагами Бога и Веры Христовой.

[30] 7 октября 1571 года галеры Мальтийского ордена под началом Пьетро Джустиниани в составе объединенного военного флота Священной Римской Империи, Венеции, римского папы и ряда мелких итальянских государств нанесли средиземноморской армаде османской Турции сокрушительное поражение в морском сражении при Лепанто (Навпактосе).

[31] «Чайкой» назывался челн без киля длиною в шестьдесят, шириною в десять футов, с каждой стороны которого садилось по десять-пятнадцать гребцов. Чтобы не терять времени на повороты, «чайка» была снабжена двумя рулями (по одному на корме и на носу). В каждую «чайку» помещали пять-шесть мелкокалиберных пушек-фальконетов (вероятно, закрепленных на вертлюгах; впрочем, некоторые позднейшие историки сомневаются в возможности вести огонь из этих мелкокалиберных пушек с бортов козацких «чаек», полагая, что эти легкие лодки неминуемо перевернулись бы при стрельбе). Высадившись на турецком берегу, козаки оставляли по четыре часовых на «чайку» и шли на «добычь». Низкая осадка (два с половиной фута) делала «чайки» малозаметными в море. Ночью козаки подплывали к османским кораблям и брали их на абордаж. Если турки своевременно замечали козаков, те стремились сблизиться с турецкими кораблями, чтобы огонь козачьих фальконетов и ружей-самопалов причинял туркам наибольший вред; турки же, наоборот, старались держаться от них в отдалении и безнаказанно обстреливать «чайки» из своих дальнобойных и тяжелых корабельных пушек.

[32] От названия этого многовесельного и многоярусного гребного корабля, гребцами на котором служили христиане, обычно захваченные в плен крымскими татарами или варварийскими (то есть алжирскими или тунисскими) корсарами и проданные в рабство туркам, происходит наше русское слово «каторга».

[33] Любопытно, что в часовне арагонского «ланга» («языка») духовно-рыцарского ордена госпитальеров в Соборе Святого Иоанна в Ла Валетте на Мальте – бывшем главном Храме Мальтийского ордена – сохранилось надгробие Великого магистра Николя Котонера (1628-1701 гг.). На мраморном пьедестале высится бюст Котонера, опирающийся на статуи полуобнаженных атлантов. Двухметровый памятник высечен из белого мрамора; фигуры согнулись под тяжестью пушек, оружия и воинских доспехов. Атлант слева – обнаженный по пояс мускулистый человек с гладко выбритой головой и … длинным запорожским чубом-оселедцем! Вряд ли фигура запорожца случайно попала в собор католического военно-монашеского ордена. Вывод один – запорожский козак запечатлен на надгробии Великого магистра мальтийских кавалеров как символ братства по оружию и дружественных связей Мальтийского ордена с православным духовно-рыцарским братством козаков, единым фронтом выступавшим против воинствующих орд тогдашних «джихадистов».

[34] «Мальтийским» исторически считался не только крест с характерными «ласточкиными хвостами» на концах (утвердившийся в качестве наиболее распространенной эмблемы рыцарей-иоаннитов не ранее XVI века, да и то не сразу!), но и т.н. «лапчатый крест» или «германский крест» с расширяющимися к концам лучами (croix patee), нередко именуемый в дореволюционной русской литературе «тевтонским» или «тевтоническим»; долгое время имел значение цвет креста (у госпитальеров – белый), а не его форма. Именно таков типичный «козачий» крест – белый и обычно лапчатый, в червленом (красном), малиновом или пурпурном поле.

[35] К слову сказать, более детальное знакомство с эмблематикой и регалиями Запорожского Войска полностью опровергает все еще бытующее расхожее представление о нем как об ораве оголтелых голодранцев, не руководимой никакими высшими принципами.

Вслед за тростниковым отаманским пастырским посохом – булавой или палицей (нередко золоченой и осыпанной драгоценными каменьями) – в набор войсковых «клейнодов» входили: красное шелковое знамя с белым мальтийским крестом по центру (и белым орлом на обороте), образами Спасителя и Архистратига Михаила по бокам; бунчук с черным и белым конским волосом; пернач-шестопер с 6 перьями; круглая серебряная войсковая печать, изображавшая «козака в кунтуше, перетянутом поясом, и высокой шапке, поддерживающего левой рукой положенное на плечо ружье и упершего правую руку в бок, с саблей на левом боку» и с надписью: «Копия Войска Запорозкого» (до первой половины XVII века), впоследствии: «Печать Войска Его Королевской Милости Запорозкого» и, наконец: «Печать Царского Величества Малои Росiи Войска Запорозкого»; отдельная от войсковой печать Запорожья, также с гербовым изображением козака в полном вооружении, но в остроконечной шапке, с луком и с копьем, «стоящим пред рыцарем, воина бодрствующего знаменующим» и надписью «Печать Славного Войска Запорозкого Низового»; паланочные (окружные), полковые, сотенные и куренные печати с изображениями различных геральдических фигур, каждая из которых обозначала в христианской символике определенную идею (коня, оленя, птицы, льва, звезды, луны, солнца, лука, меча, стрелы и пр.); литавры – серебряные котлы с натянутой на них кожей и деревянными колотушками, в которые бил («довбил»), созывая козаков на раду (круг, совет) специальный литаврщик-«довбыш». При этом не все эти инсигнии власти являлись знаком достоинства кошевого отамана. Войсковая печать была инсигнией войскового судьи, серебряная чернильница – войскового писаря. Инсигнией «осаула» (есаула) являлся особый жезл.

Вышеперечисленные «члены орденского правительства» вместе с гроссмейстером-кошевым как бы символизировали четыре стороны света, необходимую полноту, и, в конечном счете, рациональность орденской организации. Кроме кошевого отамана и войсковых, судьи, есаула и писаря, в Запорожском войске имелась «полковая старшина» (полковник, писарь и есаул) и войсковые служители – подъесаулий, довбыш-литаврщик, поддовбыший, канцеляристы, пушкарь (заведующий артиллерией и хранитель пороховых запасов; кроме того, в пушкарне содержались преступники), подпушкарный, гармаши (артиллерийская прислуга); толмачи-переводчики; шафар (от немецкого Schaffner), наблюдавший за состоянием перевозов через Днепр и взиманием платы с пользующихся перевозами); контаржей (наблюдавший за мерами и весами и собиравший налог с торговцев).

В каждом запорожском курене имелся свой куренной отаман, заботившийся о провианте, топливе, хранении одежды и денег и обладавший значительными административными правами в отношении козаков своего куреня. Права запорожцев на владение вышеперечисленными клейнодами-регалиями подтверждались монархами Речи Посполитой и соседних держав, а позднее – московскими царями и российскими императорами; они почитались, как воинские святыни и хранились в войсковом Храме Покрова Пресвятой Богородицы. Сам факт, что Запорожский Кош, помимо «основных», общевойсковых знамени и печати, располагал также куренными (полковыми) прапорами и иными клейнодами, приравнивал его членов по крайней мере к кавалерам-баннеретам рыцарской иерархической пирамиды. Кстати, в Речи Посполитой термин «клейнод» означал не только «регалии», но также «герб» и «патент на дворянское звание».

[36] Сигизмунд III Ваза был королем польским и великим князем литовским (1587.1632), а также, некоторое время, королем швежским (1592-1599).

[37] Asylium haereticorum.

[38] 50 годами ранее провалилась аналогичная попытка папского престола и ордена иезуитов при помощи нескольких Лжедимитриев и многочисленных русских «воров» и изменников приковать к ватиканской колеснице Московскую (Великую) Русь.

[39] Кстати, западные военно-монашеские ордены, подобно запорожскому Кошу, несмотря на то, что представляли собой жесткие иерархические структуры, всегда, являясь, подобно запорожской Сечи, «государством в государстве», были оппозиционны и враждебны монархиям, на территориях которых располагались орденские владения. В этом смысле разгром Запорожской Сечи императрицей Екатериной II имеет явные черты сходства с разгромом ордена тамплиеров французским королем Филиппом IV Красивым. Впрочем, и судьба других духовно-рыцарских орденов была, в конечном счете, не многим лучше. Немецкий (Тевтонский) орден рыцарей Пресвятой Девы Марии потерял большую часть своих владений в результате их секуляризации и превращения в светское герцогство Прусское последним «гохмейстером» (Верховным магистром) в Пруссии Альбрехтом Гогенцоллерн-Ансбахом; уцелевшие в Ливонии тевтонские рыцари со временем превратились в заурядных помещиков (т.н. «остзейское дворянство»); сохранившийся на территории «Священной Римской Империи германской нации» остаток Тевтонского ордена во главе с «дейчмейстером» (магистром Германии) со временем превратился в династический «Тевтонский (Немецкий) рыцарский орден» австрийских Габсбургов, а в 1923 году – в чисто духовный (клерикальный) орден с гохмейстером-монахом во главе. Были секуляризованы и подчинены короне и все военно-монашеские ордены Иберийского полуострова. Единственным исключением оказался древнейший военно-монашеский орден рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, продолжающий существовать в форме многочисленных рыцарских братств, оспаривающих друг у друга правопреемство от древнего странноприимного братства («Госпиталя»), основанного в Иерусалиме еще до начала Крестовых походов, но не имеющих ни собственной территории, ни подлинного суверенитета – католический так называемый «Суверенный рыцарский орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты» (S.M.O.M.) с центром в Риме, претендующий на «эксклюзивное» происхождение от вышеупомянутого «Госпиталя» и яростно, хотя и безуспешно, оспаривающий соответствующее происхождение других, некатолических орденов Святого Иоанна, ныне на деле представляет собой отнюдь не «суверенное государство», а всего лишь «карманный» Орден римских пап.