Ю. «Несущие смерть Чингиз-хана сыны»

Татаро-монголы, эта новая сила, совершенно неожиданно вторглась в середине XIII века Христианской эры в историю Сирии и Палестины, долго служившей яблоком раздора между христианами и мусульманами. С этой новой силой отныне пришлось иметь дело как исламскому миру, так и ближневосточным государствам крестоносцев-«франков». Предвестником появления монголов на Переднем Востоке стало упоминавшееся нами выше вторжение в Святую Землю хорезмийцев, отступавших из Центральной Азии на Запад под натиском монгольских полчищ, разгромивших государство хорезмшахов – сильнейших в то время мусульманских владык Востока.

Фактором всемирно-исторического значения монголы стали впервые при хане Темуджине (Темучжине или Темучине, умершем в 1227 году), подчинившем себе целый ряд азиатских народов (и потому принявшем титул Чингиз-хан, то есть «Хан, великий как Море-Океан»). В Европе монголов («моголов», «моолов», «мунгалов», «моалов» тогдашних русских летописей) иногда называли также «татарами», по этнониму подчиненного монголам племени «тата(б)» («дада») или «татал» (возможно, происходившему от древних хунну-сюнну-гуннов), поставлявшему в войско Великого Хана не только самых храбрых, но и самых диких и жестоких воинов, спаянных, однако, железной дисциплиной. Первоначально монгольский род Борджигин («Синеокие», «Голубоглазые» или «Сероглазые»), из которого происходил Темуджин, враждовал с татарами (именно татары отравили отца будущего повелителя Великой Монголии). Но, потерпев от него военное поражение, татары начали верно служить Чингиз-хану, играя в его завоевательных походах столь важную роль, что со временем его военные противники и покоренные народы стали именовать монгольских завоевателей «татарами».

Изначально татары были южными соседями монголов. Между монголами и татарами долгое время шли казавшиеся нескончаемыми войны за водные источники, пастбища и табуны, пока монголы к середине XII века не добились перевеса в силах. До тех пор, пока гегемония татар была очевидной, монголы считались частью татар. Но уже в XIII веке татар стали рассматривать как часть монголов. При этом этноним «татары» в Азии исчез (хотя именно «татарами» впоследствии стали именовать себя поволжские тюрки – потомки волжских булгар и хазар, ставшие подданными созданной монголами Золотой Орды). Тот расовый тип, который ныне считается «монголоидным», был изначально свойствен именно «тата» – татарам. Древние монголы были, согласно свидетельствам летописцев и фрескам, найденным в Маньчжурии, высокорослыми, бородатыми, светловолосыми и голубоглазыми. Современный облик потомки тогдашних монголов приобрели вследствие смешанных браков с окружавшими их многочисленными низкорослыми, черноволосыми и темноглазыми племенами татар.

Кстати, и о древних тюрках китайские летописи сохранили достаточно непривычные для нас сегодня описания:

«Тюрки с голубыми глазами и рыжими бородами… суть потомки усу-ней» (европеоидного народа арийского корня, населявшего на рубеже Христианской эры Тянь-Шань, потомками которого, согласно Л.Н. Гумилеву, китайцы XVII века cчитали русских землепроходцев). Впрочем, довольно об этом…

Превосходно обученные, выросшие в седле татаро-монгольские всадники, вселявшие страх во все народы средневековой Азии и Европы, на своих маленьких, мохнатых лошадках, под белым «девятибунчужным» (то есть украшенным, по мнению одних исследователей, девятью черными хвостами яков, а по мнению других – например, Ю.Н. Рериха – девятью белыми конскими хвостами) знаменем Чингиз-хана, побеждали народ за народом, страну за страной. Наряду с тяжелой конницей, вооруженной длинными пиками, мечами и саблями, ударную силу татаро-монгольской армии составляли конные лучники, чья меткость и дальность стрельбы наводила непреодолимый ужас на врагов и не раз решала в пользу монголов исход решающих сражений.

В период своего расцвета Велиая Монгольская Держава (Еке Монгол Улус) Чингиз-хана и его преемников простиралась от Тихого океана до Центральной Европы. Татаро-монголам же было суждено сыграть решающую роль и на заключительном этапе истории государств крестоносцев в Земле Воплощения.

В результате развернутой Чингиз-ханом, а впоследствии – его сыновьями и внуками – политики безостановочной экспансии, завоеватели достигли даже Восточной Европы, опустошив Русь, Венгрию, Силезию и Польшу. В оборонительном сражении с татаро-монголами при Лигнице (Легнице, Вальштатте) в 1241 году, в котором погиб весь цвет силезской народности, сложили свои головы также силезские иоанниты (госпитальеры), тамплиеры и тевтонские рыцари (кстати, в этом сражении монголо-татарами – впервые в истории военных действий на территории Европы» – была применена в полевых условиях реактивная артиллерия – боевые ракеты китайского производства, включая химические; но это так, к слову)…

Как и многие другие народы, тесно связанные с природой, монголы обожествляли природу и были сильно привержены магии, однако не были чужды также почитания Единого Всевышнего Бога и неземных сил. Так, их Верховное Божество именовалось «Хурмуста», «Хормуста» или «Хормуста-тенгри» (искаженное «Ахура-Мазда», «Арамазд», «Оромазд» или «Ормузд» – уже упоминавшийся в начале нашего повествования Благой Бог зороастрийцев-маздеистов доисламского Ирана). Любопытно, что и другие народы монгольского корня почитали Ормузда под различными, но сходно звучащими именами (у маньчжур Благой Бог именовался «Хормусда», у тувинцев – «Курбусту», у алтайских племен – «Курбустан» или «Уч-Курбустан», а у бурятских племен по-разному: «Хормустахан», «Хурмас», «Хюрмас», «Хирмус», «Хирмас», «Хёрмос» или даже «Тюрмас»).

Сам же рыжебородый, сероглазый, голубоглазый или зеленоглазый (тюркско-монгольское слово «кок», «кёк» или «геок», означает все три цвета) Чингиз-хан, ведший свое происхождение от красавицы Алангоо (или Алан Гоа, что означает «Прекрасная Аланка» – следовательно, его прародительница принадлежала к иранской народности аланов, или асов) и от божественного «Солнечного Луча» в облике светло-русого белокожего юноши, оплодотворившего его прародительницу через дымоход ее юрты (налицо своего рода параллель с христианским представлением о Непорочном Зачатии), именовал незримое верховное Божество, которому поклонялся, «Вечным Голубым (Синим) Небом (Кок Тенгри)». Если верить «Столетней летописи», заключительной части средневековой грузинской хроники «Картлис-Цховреба»: «В обычае же было у них (монголо-татар – В.А.) поклонение единому Богу, которого на языке своем именовали Тенгри. И начинали писать так: «Мангу Тенгри Кучундур», то есть: «Силою бессмертного Бога». Согласно этой же грузинской летописи: Но было сказано и то, как Чингиз-каэн (Чингиз-хан – В.А.) взошел на гору высокую и явился ему владыка Иисус Христос, Бог всех, и Он научил (Чингиз-Хана – В.А.) праву, вере, невинности и истине, неприятию лжи, воровства и всякого прочего зла и говорил: «Ежели запомнишь эти заповеди, и все земли и племена будут отданы тебе. Иди и забирай все земли, какие только тебе под силу». Правда, Л.Н. Гумилев считал, что как сам Чингиз-хан, так и весь его род «Сероглазых» исповедовал «черную веру» бон-по (то есть, разновидность древней арийской религии митраизма, принесенную в Тибет иранцем Шенрабом и распространившуюся оттуда на Монголию). Однако эта точка зрения стоит особняком.

Монголы считали голубизну глаз и русые (рыжеватые) волосы членов рода Борджигин (Борджегинь) следствием происхождения от «Солнечного Луча». Об отличии внешности Борджигинов от прочих северных кочевников китайский хронист Чжао Хун писал так:

«Татары не очень высоки ростом… Лица у них широкие, скулы большие… Борода редкая. Темуджин (Чингиз-хан – В.А.) – высокого роста и величественного сложения, с обширным лбом и длинной бородой… Этим он отличается от других». Как и у других Борджигинов, глаза у Чингиз-хана были «сине-зеленые или темно-синие… зрачок окружен бурым ободком». Короче говоря, внешность у «рыжебородого тигра» была, судя по описаниям современников, самая что ни на есть «арийская», а точнее – «нордическая». А если учесть, что Чингиз-хан носил золотой перстень со свастикой (подаренный через семь веков, в 1921 году, ургинским Богдо-Ламой, первосвященником «желтой веры» – монгольской ветви ламаистской формы буддизма – освободителю Монголии от китайской оккупации русскому генерал-лейтенанту барону Р.Ф. фон Унгерн-Штернбергу, который был, подобно Чингиз-хану, русоволосым, рыжебородым и голубоглазым, что побудило монголов считать барона перевоплощением своего знаменитого Священного Воителя), и что, по некоторым данным, в его войске имелись знамена со свастикой (называющейся по-монгольски «суувастик»), то… выводы можно сделать самые далеко идущие. Не случайно Адольф Гитлер как-то заметил, что «Чингиз-хан, несомненно, был арийцем, иначе он не был бы таким победоносным»! Но это так, к слову…

В эпоху разгара религиозных войн между христианами и мусульманами монголы выгодно выделялись на общем фоне отсутствием у них религиозного фанатизма (что, возможно, облегчало Чингиз-хану задачу покорения новых земель). Их третий Великий хан (каан, каган, каэн) – Менгу, Мунгкё, Монкэ, Мунгкэ или Мункэ (1251–1259) – с одинаковой терпимостью и благосклонностью принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. С христианством монголы впервые познакомились через секту несториан, распространившихся, через Персию, по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов. Еще до монголов христианство проникло в среду соседствовавших с ними народов Восточного Туркестана – тюркоязычных уйгуров, онгутов, чигилей. Еще в середине Х века арабский ученый и путешественник Абу Дулаф упоминал о христианах, живших в районе нынешней китайской провинции Ганьсу и, в основном, в Турфанском оазисе, в районе Аксу, Карашар и Кочо. Пришедшие туда со своих исконных территорий, расположенных на берегах рек Толы и Селенги, и основавшие княжество со столицей в Бешбалыке, ставшее впоследствии известным под названием «государства Кочо», уйгуры смешались с коренным населением (уже отчасти христианским). Известно, что еще в VIII–IX веках в Кочо действовал храм христианской (несторианской) Церкви Востока (соседствовавший с комплексом буддийских святилищ).

В 1209 году уйгурское государство восточных христиан Кочо подчинилось Чингиз-хану, став его вассалом и военным союзником (в частности, в борьбе монголов против государства хорезмшаха Мухаммеда, являвшегося, как уже упоминалось выше, одним из сильнейших владык мусульманского мира). В 1275 году уйгурское государство вошло в состав улуса (удела) Чагатая (Джагатая), сына Чингиз-хана (убитого впоследствии низаритским террористом). Из путевых записок францисканского монаха-минорита Иоанна (Джованни) ди Плано Карпини, направленного папским престолом ко двору Великого хана всех монголов в Каракорум (Харахорин), явствует, что страна уйгуров воспринималась как страна христиан. Папский посол писал о них: «Эти люди суть христиане из секты несториан».

Христианство несторианского толка не позднее начала XIII века уже пользовалось широчайшим распространением, по крайней мере, среди двух монгольских народностей – караитов (на востоке Центральной Азии) и найманов (в ее западной части). Временами влияние несториан, активно использовавших в своей символике кресты «мальтийской» («иоаннитской») формы, а также уширенные кресты со свастикой-«суувастиком» в перекрестье, предвосхищающие форму будущих Железных и Рыцарских крестов гитлеровского «Третьего рейха» (что, при желании, может побудить пытливых исследователей к еще более далеко идущим выводам, чем история с передачей свастичного перстня Темуджина барону Унгерну), становилось настолько значительным, что проникало даже в правящее великоханское семейство, определявшее все и вся в Великомонгольской империи потомков Чингиз-хана. Так, христианкой несторианского толка была сноха самого Чингиз-хана, Сорхахтани-беги – старшая и самая влиятельная жена Тулуя (Тули) – любимого четвертого сына Чингиз-хана, мать будущих монгольских Великих ханов – Менгу и Хубилая (Кубилая, Кубла-хана), также доброжелательно относившихся к христианам (причем не только из уважения к матери).

Как писал в своей книге Марко Поло, утверждавший, что Хубилай «почитает христианскую веру за истинную и лучшую, потому что, как он говорил, эта вера приказывает только доброе и святое»:

«Одержав победу, великий хан с великою пышностью и с торжеством вступил в главный город, называемый Камбалу (Ханбалык, Пекин – В.А.). Было это в ноябре. Прожил он там февраль, до марта, когда была наша пасха. Зная, что это один из наших главных праздников, созвал всех христиан и пожелал, чтобы они принесли ту книгу, где четыре евангелия. Много раз с великим торжеством воскурил ей, благоговейно целовал ее и приказывал всем баронам и князьям, бывшим там, делать то же. И то же он делал в главные праздники христиан, как в Пасху и в Рождество…». Впрочем, правдивый венецианец Марко (очевидно, не желающий создать у читателей и слушателей чтения своей книги ложного впечатления, будто каан Хубилай был чуть ли не христианином) тут же добавляет:

«…а также в главные праздники сарацин, иудеев и идолопоклонников. А когда его спрашивали, зачем он это делает, хан отвечал:

«Четыре пророка, которым молятся и которых почитают в мире. Христиане говорят, что бог их Иисус Христос, сарацины – Мухаммед, иудеи – Моисей, идолопоклонники – Согомом-баркан (Шакьямуни-бурхан, то есть Будда Гаутама – В.А.), первый бог идолов (буддистов – В.А.). Я молюсь, и почитаю всех четырех, дабы тот из них, кто на небе старший воистину, помогал мне».

И сокрушенно добавляет:

«Если бы папа (римский – В.А.)…прислал сюда (в Ханбалык – В.А.) способных проповедников, великий хан обратился бы в христианство, потому что, несомненно, он этого желал».

Тем не менее, Хубилай-хан, вне всякого сомнения, откровенно благоволил христианам, пользовавшимся при его дворе большим влиянием. Так, например, секретарем монгольского посольства, направленного в 1280 году Хубилаем (ставшим к тому времени не только кааном Великого Монгольского Улуса, но и императором Китая, основав новую китайскую династию Юань) в Чипангу, или Чипунгу (Японию), с целью привести это островное государство к покорности своей власти, был христианин-уйгур, казненный, вместе со своими спутниками, японскими самураями свирепого сиккэна (регента при сёгуне, являвшемся, в свою очередь, официальным регентом при практически лишенном политической власти тэнно, или микадо – японском императоре) Токимунэ. Среди останков воинов экспедиционного корпуса, направленного Хубилай-ханом, разгневанным убийством своих послов, в 1281 году на остров Кюсю и разбитого японцами (не без помощи «божественного ветра» Камикадзе, потопившего корабли татаро-монгольско-китайско-корейско-го десанта и отрезавшего их тем самым от материка – именно в честь этого «божественного ветра», спасшего, по воле небес, Японию, от иноземного вторжения получили почетное прозвище «камикадзе» знаменитые японские летчики-смертники последних месяцев Второй Мировой войны!), был найден стальной, украшенный серебряным крестом, шлем монгольского военачальника (очевидно, христианина). Плано Карпини упоминает трех высокопоставленных чиновников («ханских нотариев») при дворе Великого хана, являвшихся уйгурами-христианами. А в записках другого «франка» – фламандского монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса (Рубрука или Рюисбрэка), направленного в ставку Великого хана, но уже не папским престолом, а королем Франции Людовиком IX (об этом посольстве у нас еще пойдет речь далее), указывается, что хан Сартак (сын Бату-хана, или, по-русски, Батыя), и секретарь хана Койяк, были христианами, принадлежавшими к Церкви Востока (то есть несторианами).

Несторианами именовались последователи особого восточно-христианского вероучения, основанного Константинопольским Патриархом Несторием (умершим в 450 году Христианской эры), отлученным от православной Церкви за ересь на Третьем Вселенском Эфесском соборе 431 года. По учению Нестория, «во Христе следовало разделять человеческую и Божественную природу», ибо он считал Иисуса «лишь человеком, ставшим Богом»; вследствие этого Несторий дерзал отказывать Пресвятой Деве Марии в наименовании Богородицы, именуя ее лишь «Христородицей». В настоящее время последователями несторианского вероучения, некогда весьма широко распространенного, являются малочисленные сирийцы-айсоры, безо всяких оснований считающие себя потомками древних ассирийцев, являющиеся в действительности потомками древних арамеев и проживающие, главным образом, в Северном Ираке.

На христианском Западе сразу же осознали значение татаро-монгольского фактора для развития событий в тогдашнем мире. Римские папы пытались через миссионеров оказывать влияние на завоевателей мира. Но и светские христианские государи стремились, путем заключения союза с татаро-монголами против исламских государств, добиться облегчения положения Святой Земли, которую все еще надеялись отвоевать у сарацин. Именно поэтому и папа римский Иннокентий IV и король Людовик IX Французский, начиная с 1245 года, несколько раз пытались через миссионеров из монашеских орденов доминиканцев и миноритов установить контакты с повелителем монголов. При этом послы, помимо дипломатических и религиозных поручений, естественно, получали и специальные задания в области разведки.

Почему же «франкские» крестоносцы, короли и папы связывали с пришельцами из далекой Центральной Азии надежды на возможность сокрушить в союзе с ними мусульман?

Поводом к этим (как вскоре оказалось, тщетным) надеждам послужило событие, происшедшее в Средней Азии еще в середине XII века. В 1141 году войска самого могущественного из тогдашних среднеазиатских мусульманских правителей, турка-сельджука, султана Санджара (1118–1157), вошедшего в историю под именем «последнего Великого Сельджука» и похороненного в городе Мерве (Афганистан), были разгромлены севернее Самарканда кара-китаями (именуемыми также каракиданями, или просто киданями).

Кара-китаи, выходцы из Южной Маньчжурии, родственные по языку современным тунгусам (эвенам или эвенкам), а также нанайцам, еще в VIII-X веках основали в Восточной Азии обширное государство, именовавшееся в китайских летописях «империей Ляо» или «Великим Ляо», которое подчинило себе к концу Х века всю Маньчжурию, Северный и Центральный Китай до реки Янцзы и монгольские степи Центральной Азии. В начале XII века Империя Ляо была разгромлена китайцами, вступившими для этого в союз с чжурчжэнями, другой народностью тунгусско- (эвено-) маньчжурского корня.

Вытесненные китайцами и чжурчжэнями из Восточной Азии и Монголии, кара-китаи захватили территорию между Монгольским Алтаем и хребтом Алтын-Таг, проникли через горные проходы в Центральный и Западный Тянь-Шань, в прибалхашские степи, в бассейн Сырдарьи, и, разбив, как говорилось выше, в 1141 году мусульманские войска «последнего Великого Сельджука», раздвинули свои владения до Амударьи. Так к середине XII века в Средней Азии и на западе Центральной Азии возникло огромное кара-китайское государство Китань или Кара-Кидань (Кара-Китайская империя) во главе с «гурханами», слухи о котором распространились по всей Азии.

Кара-китаи не были мусульманами. В то же время не существует никаких достоверных доказательств того, что они были христианами, что среди них имелись более-менее многочисленные или влиятельные группы христиан, или, что хотя бы один из киданьских правителей-гурханов в середине XII века принял христианство. Во всяком случае, Елю(й)-Чуцай, потомок киданьской династии Великого Ляо, знаменитый «премьер-министр» Чингиз-хана, судя по описаниям, был полностью китаизированным конфуцианцем, не сохранившим в себе ничего специфически кара-киданьского. Но западно-азиатские христиане смешивали кара-китаев с караитами (кераитами) – монгольским племенем, чьи правители за несколько десятков лет до победы кара-китаев над сельджуками под Самаркандом действительно приняли христианство несторианского толка. Сходство между ними и, соответственно, путаница, усугублялись еще и тем, что христиане-караиты в XIII веке покорили кара-китаев и основали на кара-китайской территории свое собственное государство, в свою очередь, покоренное Чингиз-ханом (так что – увы! – ошибался любимый военный историк наших детских лет генерал-майор Е.И. Разин, утверждавший во втором томе своей «Истории военного искусства», что монголы Чингиз-хана до начала похода на империю Нючжей, то есть Северную Китайскую, а точнее – чжурчжэньскую – империю Цзинь-Кинь, покорили Кара-Китайскую империю; в действительности последняя к моменту монгольского нашествия уже давно была покорена несторианами-караитами).

В середине XII века христианский правитель караитов именовался китайским титулом Ван-хан (по-китайски слово «ван», созвучное христианскому имени Иван-Иоанн, означало «царь», «король» или «князь царствующего дома»). Известие о том, что после разгрома мусульман-сельджуков под Самаркандом в Средней Азии немусульманами возникло новое обширное, и притом не мусульманское, а враждебное мусульманам государство во главе с Ван-ханом, было воспринято в христианской западно-азиатской среде как известие о победе, одержанной над мусульманами могущественным христианским «царем (царем-попом, попом) Иваном» (которого крестоносцы французского происхождения – «франки» – именовали «Жан» или «Жеан», крестоносцы германского происхождения – «Иоанн» или «Иоганн», а крестоносцы английского происхождения – «прест Джон»).

Чуть позднее это путаное известие было приукрашено дополнительной легендой о том, что победоносный среднеазиатский царь-христианин был в то же время и священником (первосвященником или пресвитером). Такой «царь-священник» весьма напоминал упоминавшегося в Библии святого праведного «царя-священника» Мелхиседека, «царя Салимского» (Иерусалимского), считавшегося прообразом самого Господа Иисуса Христа и причастившего ветхозаветного патриарха Авраама хлебом и вином после победы над пришедшими в Землю Обетованную с Востока царями язычников, что как бы вводило его в орбиту вооруженной борьбы между христианами и мусульманами за Иерусалим и всю Святую Землю. В первой же дошедшей до нас (датированной 1145 годом) записи о «царе Иване» германского епископа Оттона Фрейзингенского (канцлера императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы – прославленного деда упоминавшегося нами выше не менее знаменитого «сицилийского султана» Фридриха II Гогенштауфена), cреднеазиатский победитель мусульман был назван «царем-священником Иоанном». Летописец при этом добавил, со ссылкой на письмо некоего сирийского католического епископа в Рим, что «царь-священник Иоанн» после победы над мусульманами якобы двинулся из Средней Азии на Запад с намерением оказать помощь христианскому Иерусалимскому королевству, дошел до реки Тигр, но там остановился, не имея судов для переправы через реку.

По прошествии нескольких лет большой популярностью среди крестоносцев и даже в самом Риме пользовалось таинственное «письмо пресвитера Иоанна», якобы отправленное им ромейскому императору Мануилу I Комнину (вольное переложение его содержания вошло в золотой фонд древнерусской литературы под названием «Повести об Индейском Царстве»). Когда же, в результате монгольских походов, были разгромлены в Средней и Западной Азии мусульманские государства и в Западную Европу проникли достоверные сведения о наличии среди татаро-монголов христиан и об охотном зачислении монгольскими ханами христиан к себе на службу, «франки» вспомнили о «царстве Пресвитера Иоанна» (или «попа Ивана») далеко на Востоке» и решили всерьез попытаться разыграть «монгольскую карту». Тем более, что татаро-монголы еще в 1242 году наголову разгромили в битве при горе Кесе-Даг семидесятитысячное мусульманское войско султана турок-сельджуков Кей-Хосрова II (которым, как это ни странно, командовал православный христианин – грузинский князь Шервашидзе, абхаз по происхождению, из рода Чачба, доблестно павший под монгольскими мечами)! После разгрома турок монголо-татарами при Кесе-Даге земли сельджуков были настолько опустошены пришедшими из Центральной Азии «несущими смерть Чингиз-хана сынами», что к 1307 году Иконийский султанат турок-сельджуков – этот столь грозный еще недавно враг ближневосточных «франков» и ромеев, православных «византийских» греков, «с треском» рассыпался на части.

На фоне перечисленных военных катаклизмов оказалось почти незамеченным современниками возникновение на обломках сельджукского султаната независимого княжества (бейлика) турок-османов (названных так по имени своего предводителя Османа – вождя маленького кочевого рода, выделившегося из состава большого огузского племени Кайы). Впрочем, история возникновения Османской державы, которой было суждено в 1453 году, взяв Константинополь, покончить с Ромейской василией, выходит за рамки нашего повествования.

Как уже упоминалось выше, король-крестоносец Людовик IX Французский направил в качестве посла к враждебного мусульманам монголам монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса, прибывшего, после полного опасных приключений и лишений путешествия, в 1254 году ко двору Великого хана и принятого самим кааном Менгу. Он застал монгольского владыку пребывавшим в готовности напасть на мусульманские государства Западной Азии, не изъявившие желания добровольно признать себя вассалами монголов, и уничтожить их. Друзья Менгу-хана уже были его вассалами, своих врагов он намеревался истребить или превратить в своих вассалов.

В 1256 году многочисленное, состоявшее в значительной степени из восточных христиан преимущественно несторианского вероисповедания, оснащенное китайской, среднеазиатской и иранской осадной техникой, татаро-монгольское войско под командованием правителя Персидской орды и вассала верховного повелителя – Каана, или Великого хана – всей Монгольской державы Хулагу, брата Великого хана (сына христианки и женатого на христианке) перешло в наступление на Запад. Первоочередной целью и задачей похода монголов был разгром опорных баз ордена низаритов (не без оснований подозревавшихся татаро-монголами в убийстве Джучи, старшего сына Чингиз-хана, и в скором времени действительно убивших, как мы увидим, другого сына Чингиз-хана, Чагатая-Джагатая), расположенных в Персии, и, прежде всего, их главных крепостей Аламут и Меймундуз. Татаро-монгольские авангарды начали военные действия против низаритов на три года раньше, с марта 1253 года.