Ф. Час «даиса»

Когда в конце XI века, в результате Первого Крестового похода, европейские крестоносцы овладели Святым Градом Иерусалимом и вернули под власть христиан большую часть Сирии и Палестины, владения сельджуков оказались отрезаны «франками» от моря. В их стане царила растерянность. «Горный старец» низаритов понял, что наступил удобный момент, чтобы ударить по Сирии (всегда, как тогда, так и сейчас, являвшейся лакомым кусочком для всякого рода захватчиков)…

Там он отыскал царственного покровителя.

Им оказался султан Халеба (современного Алеппо в Сирийской Арабскоой Республике) Ридван. Свирепый кровожадный деспот и тиран, убийца своих братьев, постоянно враждовавший с соседями, он оказался меж двух огней. Его теснили крестоносцы, ему угрожали родственники. Ридван искал союзников где угодно. Когда эмиссары Гассана ибн Саббаха появились в Халебе и пообещали помощь могущественного «горного старца», он разрешил низаритам жить и проповедовать в своем городе.

Гассану ибн Саббаху, как обычно, были нужны опорные базы – замки и крепости. Ридвану надо было убирать врагов. Если кто-то согласится их убивать, он готов пожертвовать крепостями.

Через год властитель славного, древнего сирийского города Хомса пал жертвой дерзкого покушения. Он был пронзен среди бела дня на улице отравленными кинжалами сразу троих низаритов. В городе воцарилась такая паника, что многие жители бежали оттуда в столицу Сирии Дамаск (Димашки).

С этого дня один за другим погибали враги Ридвана. Убийцу иногда ловили, иногда убивали на месте преступления. Пойманные террористы не скрывали, что они – «фидаины», гвардия Гассана ибн Саббаха, и что им «сам черт (пардон – шайтан) не брат»…

С каждым новым политическим убийством низариты требовали от Ридвана все новых уступок и поблажек. Один из современников писал, что измаилита можно было узнать на улицах Халеба по спесивой походке и надменному виду. Низариты уже не скрывали своей твердой уверенности в том, что султан Ридван, обязанный им властью, заставит всех своих подданных перейти в «истинную веру», проповедуемую грешному миру скрытым имамом через Гассана ибн Саббаха.

Как и бывает в таких случаях, низаритов погубила излишняя самоуверенность. Они недооценили ненависть, которую вызывали в городе, нарушив правила элементарной осторожности.

Наконец случилось неизбежное. До низаритов дошло, что в город Халеб приезжает богатый персидский купец. Они решили его ограбить, облачив убийство с корыстными целями в идеологические одежды. Но перс был тоже готов к нападению, и у него была своя стража, которая смогла схватить убийц. В Халебе вспыхнуло народное восстание и началось поголовное избиение низаритов (а заодно – и всех других измаилитов). Большинство проживавших и пребывавших в городе измаилитов, не скрывавших своей конфессиональной принадлежности, было истреблено, мало кому удалось спастись бегством или укрыться у верных людей. Но сирийские замки и крепости остались в руках низаритов.

С течением лет, десятилетий и веков события и люди постепенно теряют свою индивидуальность, незаметно превращаясь в достаточно абстрактные категории. Оказывается, что в истории действовали не живые, конкретные люди, а некие обобщенные социальные силы. Люди же выполняли определенные функцию.

Подобное историческое абстрагирование касается многих исторических событий и фигур. Приходится сталкиваться с этим, и когда читаешь труды об измаилитах вообще, о низаритах и о Гассане ибн Саббахе – в частности. Этого, по меткому выражению замечательного отечественного историка Игоря Всеволодовича Можейко, «чудовищного паука, сидящего в паутине Аламута и готового на любое преступление» ради укрепления власти своего тайного ордена, порой трактуют как бескорыстного борца за народное счастье. На основании того, что большинство его сторонников (особенно на первых порах) принадлежали не к феодальной знати, а к городским сословиям и простым хлеборобам, а убивал он (в основном) как раз представителей феодальной знати (преимущественно тюркской) и чиновничьей бюрократии (преимущественно иранской) – султанов и амиров, вазиров, полководцев, улемов и муфтиев, делается вывод об антифеодальной направленности его политики. Мол, в ходе массовых убийств в Исфагане низариты применяли против своих классовых врагов – представителей Сельджукской династии, тюркских феодалов и персидских бюрократов – метод тайных убийств. Как будто это представители Сельджукской династии, тюркские феодалы и персидские бюрократы пешком, в полном одиночестве, бродили по вечернему Исфагану, ожидая, когда мнимый слепец затащит их в темный переулок. А события в Халебе, где горожане самосудом расправились с возгордившимися сверх всякой меры низаритами (а заодно – и со всеми измаилитами вообще), перешедшими к открытому грабежу (что их и погубило), порой расцениваются как расправа феодальных верхов города с демократами-низаритами. Как будто султан Ридван, который призвал низаритских убийц-«фидаинов» в Халеб и покровительствовал им, был врагом феодализма. Применение жесткой схемы в истории опасно тем, что исследователю приходится идти на несообразности, лишь бы схема восторжествовала.

Лишь схема заставляет утверждать, что в «измаилитском государстве была уничтожена политическая власть Сельджукидов, изгенана сельджукская администрация, традиционная форма правления – наследственная монархия – была заменена правлением Гассана и его сподвижников, выражавших интересы народных масс – ремесленников, городской бедноты и крестьян». Это, мол, были огромные достижения восставшего народа.

В действительности же «горный старец» (во всяком случае, в описываемый период), доступный лишь для узкого круга «посвященных» и «особо приближенных», сталкивался с « народными массами» крайне редко. «Народные массы», в рамках созданной им орденской схемы, нужны были исключительно для того, чтобы обеспечивать питанием и всем необходиым орденских убийц-«фидаинов» и пропагандистов – «даи(сов)», «великих миссионеров».

Тех представителей «народных масс», которые не желали этого делать, ожидали неминуемый удар измаилитского кинжала или удавка «фидаина». Всех несогласных с чем-либо в «единственно верном учении», низаритские боевики без лишних слов уничтожали, «вычеркивая имена недостойных из Книги Жизни». И никогда «народные массы» не «поднимались на классовую борьбу на стороне» шейха Гассана ибн Саббаха.