Был среди измаилитских «даисов» удивительный человек, которого звали Гассан (Гасан, Хассан, Хасан) ибн Саб-бах. Большинство источников сходится в том, что он был персом, или, во всяком случае, иранцем, хотя некоторые утверждали, что в действительности Гассан был иудейского происхождения. Впрочем, этого обвинения не избежал ни первый фатимидский халиф Египта Абдалла, ни даже сам основатель ислама пророк Мухаммед (матерью которого, якобы, была иудейка, да вдобавок еще и крещеная), так что вряд ли стоит относиться к нему слишком серьезно. Гораздо важнее другое. Этот выдающийся во многих отношениях «даис» (бывший, согласно ряду источников, в юности писцом одной из канцелярий Сельджукского султаната, а согласно другим источникам – другом детства и юности будущего знаменитого астронома и поэта Омара Хайяма и будущего главного вельможи сельджукских султанов Альп-Арслана и Малик-шаха – мудреца Абу Али аль-Хасана ибн Али ибн Исхака ат-Туси, вошедшего в историю под именем Низам аль-Мульк; последний, о котором у нас еще будет подробно рассказано далее, якобы помог Гассану ибн Саббаху сделать блестящую карьеру при султанском дворе, сменившуюся, однако, опалой и переходом Гассана в ряды непримиримой оппозиции султанскому режиму), основал новую ветвь секты – восточных измаилитов, которых, организованных Гассаном ибн Саббахом по образцу отдельного военно-духовного братства, или ордена, прозвали несколько позднее «ассасинами» (о значении этого названия мы расскажем несколько позже).
В 1080-е годы высокоодаренный, обладавший исключительным ораторским талантом, даром убеждения и выдающимися организаторскими способностями молодой измаилитский «даис» постепенно сплотил вокруг себя большое число почитателей, учеников и последователей. Со временем его усилиями были созданы тайный измаилитский орден, а затем и целое измаилитское орденское государство, история которого была прервана только начавшимся в 1256 году татаро-монгольским завоеванием Среднего Востока.
Гассан ибн Саббах родился в середине XI века и умер в 1114 (или в 1124) году. Но результаты его деятельности сказались на событиях вплоть до cередины XIII века.
Согласно наиболее распространенной версии жизнеописания Гассана ибн Саббаха, он провел свои детские, отроческие и юные годы в расположенном на территории древней западноиранской провинции Мидии торговом городе Рее, городе старинном (упоминаемом в священной книге древних ариев «Авесте» под названием «Раги»), с незапамятных времен считавшемся центром ересей (и в то же время – местом рождения великого арийского пророка Спитамы Заратустры, по-гречески – Зороастра, по-новоперсидски: Зердешта или Зардушта – основателя маздеизма, или маздаяснийской веры, презрительно именуемой мусульманами и христианами «огнепоклонством»).
В древнем иранском городе Рее был широко распространен измаилизм – в первую очередь среди ремесленников и торгового люда, преимущественно персидской национальности. Именно в этой среде жил молодой Гассан. Сохранились его воспоминания, в которых он рассказывает, как его в юности склоняли к измаилизму. Юноша отчаянно сопротивлялся «соблазнителям», не желая ступить на опасный путь, грозивший ему гибелью. Гассан ибн Саббах оставался стойким в исламском суннитском правоверии до тех пор, пока не заболел. Испугавшись смерти, он дал обет – в случае выздоровления стать измаилитом. Выздоровев, Гассан обратился к «соблазнителям». Один из них был чеканщиком по металлу, другой – кожевенных дел мастером, и они свели молодого человека с профессиональным проповедником, миссионером-«даисом», у которого нашлись более веские аргументы, чем у кожевника.
Гассан ибн Саббах оказался настолько умен и энергичен, что рейские измаилиты направили его в цитадель этого учения, «еретического» с точки зрения всякого «правоверного» мусульманина (как суннита, так и шиита) – Египет (или, как говорили и все еще говорят, вслед за арабами, все мусульмане – Миср, о чем мы уже упоминали выше) – для повышения образования.
Мудрые и искушенные пропагандисты, измаилиты умели ценить молодые дарования и растить ценные кадры, готовить орденскую смену.
Гассан ибн Саббах провел в Аль-Кахире (или, по-нашему, Каире), столице измаилитского Египетского халифата Фатимидов, несколько лет, поднаторел в риторике (искусстве говорить) и в диалектике (искусстве спорить), научился у египетских измаилитов ловко вербовать сторонников, словом – приобрел необходимые знания и опыт проповедника – «да’и», «даи», «дая» или «даиса» -, но высоко в духовной иерархии Фатимидского халифата не поднялся. Да и не до того было: Фатимиды оказались жертвой типичного для всех мусульманских династий раскола. В очередной раз возникла проблема, кто – истинный халиф, а кто – узурпатор. К этому времени относится обострение полемики между двумя течениями, на которые раскололась «ересь» измаилизма – низаритами и мусталитами. Низариты считали, что имамом является Абу Мансур Низар, старший сын фатимидского халифа Египта аль-Мустансира. Дело было в том, что в конце своего правления халиф аль-Мустансир (1036–1094) неожиданно лишил своего старшего сына Низара права наследования престола в пользу его младшего брата Мустали. После смерти отца Низар началь борьбу с могущественным вазиром (везиром или визирем, то есть, выражаясь современным языком, «премьер-министром» – слово «вазир» происходит от персидского титула «вазирг» эпохи Сасанидов) Аль-Афдалем (поддерживавшим Мустали). В борьбе Назир потерпел поражение, попал в плен и был казнен в 1095 году. В среде измаилитов произошел раскол. В Фатимидском Египте (включавшем первоначально Северную Африку), а также в Йемене и в мусульманской (западной) Индии, в конце концов, утвердились именно мусталиты, но за его пределами (в частности, в Персии и Ираке) большинство измаилитов были склонны придерживаться низаритского толка (или, если воспользоваться терминологией русский староверов-раскольников – «низаритского согласия»). В Сирии первоначально ни одна из двух измаилитских фракций не получила преобладания, и только в XII веке там взяли верх низариты.
Молодому, но честолюбивому не по годам начинающему религиозному деятелю стало совершенно ясно, что Фатимидский халифат измаилитов стареет и слабеет. Фатимиды уже утратили свои владения в Северной Африке (в частности, Туниса), уступили остров Сицилию воинственным норманнам, а свои владения в Сирии – туркам-сельджукам. Провести жизнь, ратуя за египетского халифа-мусталита, отвергаемого не только суннитами и шиитами, но даже большинством самих измаилитов, придерживавшихся низаритских воззрений, означало согласиться на горькую судьбу безвестного мученика. Однако ни безвестное служение высокой идее, ни мученический венец Гассана ибн Саббаха не привлекали. Он стремился всеми средствами найти свой путь к власти. Для этого молодой честолюбец готов был использовать Фатимидского халифа и измаилизм, но не собирался становиться верным рабом человека или учения.
Молодой и энергичный, как говорится, в самом расцвете духовных и физических сил – ему еще не было и тридцати лет от роду, – тщеславный и немало повидавший измаилит возвратился из далекого Мисра в родной Иран. Он остановился в столице Сельджукского султаната – мегаполисе (по тогдашним понятиям и временам) Исфагане, где без труда нашел приют у единоверцев-измаилитов (низаритского толка).
Сегодня мы невольно поражаемся тому, насколько мобильными и легкими на подъем (по сравнению с жителями тогдашнего христианского Запада – правда, до эпохи Крестовых походов!) были люди мусульманского Востока. Дошедшие до нас жизнеописания большинства из них представляют собой, по сути дела, нескончаемую череду сменяющих друг друга, как в калейдоскопе, селений, стран и городов, в которых они побывали, то ли по делу, то ли торгуя, то ли путешествуя от двора одного владыки ко двору другого. Через весь Восток тянулись вереницы паломников, совершающих «хадж», стремясь достичь священного города Мекки, чтобы поклониться черному камню-метеориту Каабы (тому самому, от которого нечестивые карматы святотатственно откололи половину). Через весь Восток (а если быть точнее – от Испании – «страны Аль-Андалус», исламизированной почти целиком, до Турфана, граничащего с «недвижным Китаем» Туркестана) ехали по своим делам мудрецы и поэты, купцы и искатели приключений (а проще говоря – авантюристы, любители половить рыбку в мутной воде). И для каждого была важна принадлежность к той или иной исламской подсистеме, к тому или иному направлению, той или иной секте. В каждом городе у каждого находились союзники и помощники среди единоверцев. За высоким, глухим глинобитным забором-дувалом всякий, кто нуждался в крове и защите, мог укрыться у единомышленников от враждебных властей и недругов.
Известие о том, что в городе появился знаменитый «даис», прибывший из самого Каира – гнезда измаилитской ереси – возможно – с инструкциями от еретиков-Фатимидов, вызвало тревогу у сельджукского султана Малик- (Мелик-)шаха, положение которого в его трудно управляемом из-за громадных размеров, многонациональном государстве было непрочным и которому повсюду мерещились заговоры. Фатимидов подозревали (не без оснований!) в том, что они, через свою измаилитскую «пятую колонну», ведут в соседних мусульманских государствах подрывную пропаганду.
Стража Малик-шаха кинулась на поиски Гассана ибн Саббаха. Несколько недель «даис» скрывался у верных людей. В этот период вынужденной изоляции Гассан ибн Саббах сформулировал собственную программу, которую решил проповедовать среди иранских низаритов. В своей программе он не отошел от духа и буквы Корана, от законов шариата. Новизна заключалась в следующем, выраженном с предельной четкостью и ясностью, стратегическом постулате:
«Цель религии – правильный путь к познанию Бога. Познание Бога разумом и размышлением невозможно. Познание возможно только личным поучением имама».
Из этого следовало, что всякий человек, взыскующий истины, но не имеющий истинного учителя – имама, черпающий знания из других источников, достоин порицания. Все человечество, не признающее имама, скрытого от глаз непосвященных, погрязших в пороках и невежестве людей и известного лишь «Великому Просветленному» Гассану ибн Саббаху, глубоко заблуждается. А потому неминуемо попадет в ад. Ни христиане, ни иудеи не спасутся по определению, ибо им неведомо слово пророка Мухаммеда. Но и никакие мусульмане, в том числе даже измаилиты (кроме низаритов) тоже не спасутся, поскольку они тщетно пытаются постичь слово пророка Мухаммеда разумом.
Слепое послушание (являющееся основой всякой орденской дисциплины) было главным девизом Гассана ибн Саббаха.
Естественно, что безусловное подчинение духовному вождю требует от адептов, подчиняющихся ему, определенной степени невежества. И, по свидетельству современников, Гассан ибн Саббах проявлял в этом плане завидную последовательность. «Он препятствовал простым людям углубляться в знания, так же как людям знатным – в постижение старых книг».