Глава 9. Сюрпризы медицины

Обоз дёшево отделался. Я-то был уверен, что мы болтаемся на волоске, что вот-вот, и всем достанется по стреле в глаз, после чего скормят хищным рыбам. Но всё оказалось не настолько страшно.

Нападающие каким-то образом приманили к броду матёрых кайт — тех самых крупных рыбин, о которых я раньше только слышал. И надо сказать, хорошее говорили только про их вкусовые качества. В остальном эти создания крайне неприятные. Даже мелкая гадина, пойманная на крючок, требует осторожного обращения. Иначе извернётся и цапнет зубастой пастью, с лёгкостью сорвав с пальца мясо до самой кости. Кайта покрупнее справится и с костью. Матёрая и руку способна отхватить, если нарвёшься на такое создание. Но это надо быть совсем уж безнадёжным неудачником.

Да-да, в Красноводке монстры, вымахивающие до двух и даже более метров в длину, встречались нечасто. Об этом мне не раз доводилось слышать от людей, чьим словам можно доверять. И, вроде как, держались такие бестии в самых глубоких омутах, нечасто оттуда выбираясь. То, что целая стая оказалась на мелководье — ненормально. А то, что это именно стая — ненормально вдвойне, потому как кайты — одиночки. Даже парочка таких рыбин, действующая сообща, — редкое явление.

Кто-то каким-то образом собрал у брода десятка полтора этих бронированных подобий акул, и направил на обоз в нужный момент. Люди на передних телегах под раздачу не попали, но, разумеется, обернулись, дабы посмотреть на источник шума. В этот момент последовало нападение: несколько бандитов выскочили из зарослей, вступив в рукопашную с возничим и воином из первой телеги. Ещё один на открытое место не вышел. Он занял позицию на склоне, откуда выпускал стрелы с дивной меткостью. Убил двоих, поразив каждого точно в глаз, и ранил Рисера таким же образом, пока его сообщники добивали своих противников.

Неизвестно, чем бы всё обернулось, не будь с нами Атами — конного бойца. Меткий лучник не смог его поразить, хотя пытался не раз. А сам всадник убил двоих и ещё нескольких загнал в заросли, откуда они показываться больше не стали, быстро удалившись вместе со стрелком.

Обозники, вытащив на берег одиннадцать телег, принялись подсчитывать потери и зализывать раны.

Двоих убил лучник, ещё двое пали от топоров, дубин и копий. Кайты разорвали двоих маленьких детей и одного грудного младенца, оттащив их в сторонку, и покалечили несколько взрослых. Сильно пострадавшая женщина истекла кровью, почти добравшись до берега. Старик, которого ни разу не укусили, пережил её ненадолго. Уже на суше схватился за грудь, присел, да так и завалился на бок. Похоже — не выдержало сердце.

Раны от зубов кайтов выглядели скверно. Эти твари и правда походили на акул, потому что выдирали здоровенные куски плоти. Чтобы унять кровотечения, в ход было пущено неимоверное количество разнообразного тряпья, которое не всегда подходило для таких целей. Увы, но бинты в этом мире или неизвестны, или здесь их применяют нечасто.

Я, как немощный слабак, участия в этой суете не принимал. Так и сидел за телегой, стараясь лишний раз из-за неё не высовываться. Хоть наверху выставили пост, доверия к зарослям у меня нет. До сих пор в ушах стоит шум от стрел, которыми лучник, засевший в кустах, вышибал людям глаза до тех пор, пока им не занялся Атами.

Обернувшись на близкий стон, я увидел Рисера, неловко присаживающегося рядом. Он держался за угол телеги, медленно сгибая ноги. Каждое движение давалось раненому нелегко, ведь чертовски трудно держать на весу пронзённую руку, не меняя её положение относительно тела. Чуть сдвинул, и это отзывается и в предплечье, и в глазнице.

Крол дождался, когда воин сядет, после чего неуверенно заявил:

— Я сейчас дерну, и стрела выйдет из головы. А потом уже перепилю древко и из руки вытащу. Ты это… ты держись…

— Дай хоть браги хлебнуть, живодёр! — простонал воин.

— Так ты же уже хлебнул, — растерянно пробормотал Крол. — Нету у меня больше браги, последняя оставалась.

— Мы вино везём, могли бы и открыть бочонок для такого дела, — вновь простонал Рисер и решительно заявил: — Давай! Вытаскивай!

— Стой! — чуть не закричал я, хотя секунду назад даже не думал открывать рот.

Крол, уже было ухватившись за хвост стрелы, повернул голову и злобно рявкнул:

— Чего тебе?!

Я поднял руку, показав обломок стрелы, найденный на песке. Видимо одна из тех, которые лучник без толку выпускал в Атами.

Тщательно подбирая слова, я пояснил:

— Видишь наконечник? Он не приклеен, он просто на древко посажен. И сидит на дереве некрепко. Стрела почти пробила висок. Вон, шишка на нём вылезла, подпирает здесь изнутри. Значит, она хорошо засела, среди костей. Если ты потащишь её назад, наконечник останется в голове. А это смерть.

— Мальчишка дело говорит, — обречёно протянул Рисер. — С железкой в голове я не жилец.

— В фактории целитель есть, он всё сделает, — неуверенно протянул Крол.

— Это зачарованная стрела. Она что-то со мной делает. Я это чувствую. Это гибельная магия, она жизнь из меня сосёт.

— Но целитель… — начал повторять возничий.

— Да заткнись ты! — взорвался Рисер, тут же простонав из-за вспышки боли, последовавшей за резким напряжением речевого аппарата. — Сказал же, она из меня жизнь высасывает. Так и будет сосать, если наконечник во мне останется. Даже если не помру до фактории, что с того? У них там вообще нет целителя, потому и лечатся зельями. А зелья стоял дорого. За них столько содрать могут, сколько я за год не вижу. Это ведь железо магическое в голове, это тебе не ржавый гвоздь в заду. А мне ведь деваться мне некуда. Домой, к родному целителю, я попаду нескоро. Или умирать, или в кабалу…

— Да что же тогда делать-то… — совсем уж растерялся Крол.

— Надо вытащить наконечник с другой стороны, — подсказал я.

— Как это с другой?

— А так. Стрела прошла наискосок, из глаза в висок. Мозг, наверное, не задет, вот потому Рисер и живой. Кость на виске пробита, ведь хорошо видно, где торчит наконечник. Надо надавить на стрелу, чтобы она высунулась из виска. Потом снять или отпилить наконечник и вытащить её, как ты хотел вначале.

— Тащить через голову?! — охнул Крол. — Да ты в своём ли уме?

Мысленно чертыхаясь на глупого обозника, терпеливо пояснил ещё раз:

— Голова у него уже пробита. Надо просто доделать это до конца. Новая дырка в виске куда лучше, чем наконечник, оставшийся в черепе. Но уговаривать я не стану. Это ваши дела, я просто совет дал.

— Ишь ты, рассоветовался! Стручок отрасти, а потом умничай!

— Да у меня он от рождения больше твоего.

— Что ты сказал?! — прошипел Крол. Да я тебя!..

— Заткнись! — нервно рявкнул Рисер. — Вы ещё меряться начните! Дураки! Оба!

— Ну так он… — продолжил возничий.

— Я сказал заткнись! — и, обратив на меня уцелевший глаз, Рисер решительно заявил: — Давай малец!

— Что давать?

— Делай, как сказал. Сам делай. Вытащи наконечник. Крол не сможет, у Крола руки сильно дрожат. У тебя не дрожат, вот ты и делай.

— Я не целитель.

— И что с того? Давай.

— У меня сейчас тоже руки задрожат.

— С чего бы это? Не дрожат ведь, значит и не станут дрожать.

— Да они у меня всё время дрожат, когда вспоминаю про кошелёк. «Потерянный», ага…

— Если не вытащишь наконечник, я тебе глаз вытащу. Вот этой рукой вытащу. Станешь таким же, как я. Давай уже, делай, я долго терпеть не умею!

Воин и правда на пределе, по всему видно. А такому бугаю и правда достаточно одной руки, чтобы сделать меня инвалидом.

Пришлось подчиниться.

В хирургии я разбирался слабо. Единственная операция, при которой присутствовал, не сказать, что дала мне много практики. В тот раз вырезали сердце, причём — моё. Полученные при этом познания к сегодняшнему случаю не подходили.

Одно хорошо, я действительно не боялся крови. Руки не дрожали. Но и толку от них, увы, немного. Они чересчур слабые, а проклятый наконечник категорически отказывался проходить через кость. Мои усилия заставляли Рисера стонать и скрежетать зубами, ни к чему хорошему не приводили.

Поняв, что так дело не пойдёт, я чуть переместился и навалился на руку воина всем телом, а руками только цеплялся. Тот начал орать, будто его режут заживо (что было близко к истине). Однако дело стронулось с мёртвой точки: висок начал раздуваться, кожу на нём прорвало, заструилась кровь.

Продолжая давить, дождался, когда наконечник, хрустнув напоследок костью, выбрался на всю длину. Проверил, крепко ли он сидит, после чего повернулся к Кролу:

— Железка не снимается. Крепко сидит, не могу стащить. Сам попробуй, или отпиливай.

Тот, глядя на происходящее безумными глазами, протянул мне нож, просипев:

— Хаос меня побери! Сам это пили.

Руки у обозника дрожали так, что я, забирая нож, едва не порезался. И с трудом удержал оружие. В этом ненормальном мире каждый предмет требует, чтобы владелец ему соответствовал. Для меня, выродка, лишь самые простые вещи доступны, да и то не на полную. Вот и этот клинок на неказистой деревянной рукояти считает, что моя ладонь оскверняет его своим прикосновением. Так и норовил вывернуться.

Хотя, прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что дело в другом. Просто моя рука отвыкла от сложной моторики. Я ведь годами ничем не утруждался. Двигаю пальцами, будто младенец. Прибавки от амулета работают, но этого недостаточно.

Мне нужно полноценно освоиться с этим телом.

В общем, пилил я долго и со сложностями. Дважды довёл Рисера до потери сознания в процессе и ещё раз, когда вытащил, наконец, древко, лишившееся наконечника.

Обильно кровоточащее предплечье тоже пришлось перематывать мне. Крол начисто устранился из процесса, оставшись зрителем, который лишь охал да голову ладонями обхватывал, глядя на происходящее. И тампон к опустевшей глазнице прикладывать тоже пришлось мне.

Едва я это сделал, как случилось нечто, никогда до этого мною не испытанное. Мир на миг потускнел, и я погрузился в состояние, напоминающее то, в которое научился входить, изучая себя изнутри.

Перед взором промелькнули слова, выполненные тем же строгим шрифтом, который я применял, когда приводил в стройную систему всё то, что открылось мне сегодня.

Постаравшись не выдать масштабы охватившего меня удивления, я оставил раненого на попечение Крола, а сам направился к реке, чтобы смыть с себя чужую кровь и обдумать произошедшее.

Меня сейчас столь грубо и неожиданно выбили из колеи, что я даже перестал бояться стрел, которые вновь могли обрушиться из зарослей. Это ведь пустые страхи, берег полностью под контролем.

Надо срочно в себе разобраться.

То, что я вижу буквенно-цифровую информацию — не фантастика. Просто привёл в удобную для меня строгую форму то, что здесь принято использовать в образных вариантах. Это такая же данность Рока, как для жителей Земли текст на мониторах компьютеров, подключённых к сети. Только аборигены в дополнительных устройствах для связи со своей всемирной паутиной не нуждаются. Те самые высшие силы, частица которых присутствует в каждом предмете и даже не обладающем плотью событии, ничего и никого не оставляют без внимания. Здесь это называется ПОРЯДОК. Да-да — максимально пафосно. Не просто с большой буквы полагается писать, а так, чтобы все буквы были большими и с заметными особенностями, допускаемыми только в этом слове. Увы, но подобрать земной аналог правописания данного термина я так и не смог.

Это то, на чём здесь всё держится. Именно ПОРЯДОК спасает все составляющие Рока от сползания в бездну абсолютного Хаоса. Мой мир как раз на полпути к тому, чтобы оказаться на дне этой бесконечной ямы, а этому повезло больше.

Только не спрашивайте, как может оказаться конец у того, что считается бесконечным. Для местных мастеров словесных кружев ответы на такие вопросы могут влиться в многодневные дискуссии, которые ничем определённым не закончатся.

Даже в мирах ПОРЯДКА всегда есть место Хаосу. Моя вторая жизнь — тому пример. Лишённый возможности взаимодействовать с настройками ПОРЯДКА, я, с точки зрения аборигенов, был жалок и смешон. Что-то вроде безобидного циркового уродца. Что только со мной не делала мать, а всё без толку. Только попусту перевела остатки семейных сбережений, загнав остатки клана в бездну, откуда не было выхода. Появление убийц на пороге усадьбы она, возможно, сочла за благо. Это позволило ей удалиться с честью, что для аристократки — прекрасный вариант.

Но при этом случилось ещё кое-что. Непредвиденное. Я, выродок никчемный, всё же сподобился приобщиться к ПОРЯДКУ. Причём, неведомые контролёры, учитывающие здесь всё и вся, каким-то образом определили, что я тяготею к детальному виду вывода информации, и позволили настроить интерфейс не информативными картинками, как это, вроде бы, происходит у туземцев, а в строгом буквенно-цифровом виде.

А сейчас случилось ещё кое-что. Высшие силы сочли, что столь серьёзная помощь раненому является значимым событием. А за это в Роке полагается вознаграждение.

Отвернувшись от обозников, я, оставив в воде одну руку, второй нашарил мешочек на груди. Ослабил шнуровку, раскрыл горловину, заглянул, всматриваясь в каждый предмет. И уже почти не удивился, когда мир снова померк, а перед глазами отобразилась информация по содержимому.

Это — универсальная валюта Рока. Подороже всяких монет, за что и заслужило размещение в хитром мешочке. В хорошие времена он набивался полностью, но это было давно. Мать слишком много перевела на эксперименты, пытаясь сделать из меня полноценного человека. Но и этих остатков достаточно, чтобы прожить несколько месяцев при скромных запросах.

Вот только мне от этого богатства проку нет. Стоит только засветить такое сокровище, и его постигнет участь мешочка с монетами. Я тут же останусь ни с чем. И от неминуемой гибели меня будет отделять чуть меньше пары месяцев.

Как только разрядится амулет — мне конец. Потому что, несмотря на всё случившееся, я остаюсь всё тем же нежизнеспособным инвалидом.

И как это исправить — не представляю.

Пока что не представляю.