Глава 33. И вправду нехороший человек
Ступени просветления: 0 (321/888)
Тень: 321
Атрибуты
Выносливость: 7 атрибутов, 350 единиц
Сила: 4 атрибута, 200 единица
Ловкость: 5 атрибутов, 250 единицы
Восприятие: 3 атрибута, 150 единиц
Дух: 2 атрибута, 100 единиц
Энергия
Энергия бойца: 150 единиц
Энергия магии: 100 единиц
Навыки
Знаток рыбалки (3 ранг) — 10 уровень (10/10)
Целительство ран (2 ранг) — 10 уровень (10/10)
Холодное оружие (1 ранг) — 10 уровень (10/10)
Свободные навыки
Мастер-спиннингист (3 ранг) — 10 уровень (10/10)
Состояния
Равновесие (15,21) — 15 уровень
Улучшение просветления (0,50) — 0 уровень
Тень ци (0,50) — 0 уровень
Мера порядка (3,00) — 3 уровень
Следующий день пошёл по накатанной колее. Разве что, после второй тренировки, проведённой перед обедом, я сходил наверх, где забрал заказы: арбалет, колчан с болтами, детали для спиннинга, чехлы для удилищ и катушек. С ними и снасти целее, и не так будут в глаза бросаться.
Слишком уж быстро мы с Бякой набираем известность. Вчерашние никчемные подростки, так лихо поставляющие панцирников — это как-то ненормально. И завидно многим, и так же хочется в жизни устроиться. Не надо лишний раз будоражить народ нашими успехами. Это одна из причин, почему я жилы не рву, пытаясь поймать как можно больше. Как выбрал одну стоянку в конце ямы, там и регулярно там пасёмся. Может где-то уловы и получше, но зачем? Нам и этих более чем достаточно, плюс получается урывать время на развитие.
Несмотря на то, что «рукопашный бой» я так и не изучил, это не мешало мне разделывать Бяку в восьми схватках из десяти. Начало сказываться количество высокоразвитых атрибутов. Хоть ступень просветления у товарища выше, по прочим параметрам он явно отстаёт. Да и навык не развит до максимального уровня, а на начальных от него толку немного.
Упырь, глядя на мои успехи, начал поговаривать, что толку от него мало. Мол, мне надо подыскать учителя, который будет круче и опытнее. Пусть подтянет мой рукопашный бой за плату. При этом и знаки навыков чаще выпадать будут, ибо шанс их получения тем выше, чем выше уровень твоего противника.
Пообедали мы на берегу. И, как это у нас принято, пообедали плотно. Тут же начала одолевать сонливость, но подремать не получалось. На запах рыбы налетела какая-то мелкая мошкара. Кусаться она не кусалась, но покоя не давала.
Пришлось отойти подальше, к самой оконечности косы, где и развалились на брезенте. Здесь было хорошо: тёплые камни снизу, солнце напекает сверху и никаких насекомых.
Я не такой уж соня. Это просто издержки быстрого поднятия параметров ПОРЯДКА. Двадцать один максимальный атрибут за пару недель — это реактивный темп, что не может не сказываться. Даже аристократу, живущему на всём готовеньком, столько и за несколько месяцев не набрать. Но я сильно отстал в развитии, приходится навёртывать на максимальной скорости. Вот и приходиться есть, как пара взрослых, и спать тоже за двоих.
Но не валяться же до вечера? Поднялись спустя неполный час, вернулись к плоту, отчалили.
Повели его по маршруту, освоенному вчера. Почти не глядя, отталкивались шестами, заводя плот вверх, а затем отправляя его к середине протоки. Он по инерции достиг ямы, где начал разгоняться на течении.
— Глянь, чего это они? — удивлённо спросил Бяка, глядя в сторону берега.
Обернувшись, я увидел, как от рыбацкого сарая бегут двое: малой Татай из банды Карасей, и Рурмис — двоюродный брат их вожака. Причём он явно гнался за пацаном. А тот мчался во весь опор, зачем-то размахивая руками.
— По-моему он пытается нам что-то сказать… — неуверенно протянул я, глядя на непонятную сцену.
Бяка при этих словах столкнул якорь в воду, и тот быстро пошёл ко дну, разматывая грубый канат.
А Рурмис как раз нагнал Татая, ухватил, оторвал начавшего кричать мальчишку от земли, да так и замер, держа его на весу и уставившись при этом на нас нехорошо. Мне и раньше его взгляд не нравился, а сейчас не нравился в десять раз сильнее.
Не переставая на нас таращится, Рурмис передвинул руки, обхватил шею Татая и жестко сдавил, начал душить. Причём не в шутку, прекрасно видно, как глаза у бедолаги полезли из орбит.
— Ты что творишь, придурок?! — заорал я.
В ответ Рурмиг гадливо осклабился, продолжая жестоко издеваться над мальчишкой.
Закипая от гнева, я ухватился за якорный канат:
— Бяка, помогай! Надо разобраться с этим уродом!
— Да сами разберутся, — пролепетал упырь, явно не горя желанием конфликтовать с заклятым недругом.
— Делай, что тебе говорят! Он же его убьёт! Да он с ума сошёл!
Канат потянулся как-то очень уж легко. Неудивительно, ведь якоря на нём не оказалось. Только тут я понял, что мы так и не остановились, нас продолжало сносить вдоль косы.
Ухватился было за шест, но до дна не достал. Река здесь глубокая, сплошная яма. Бяка, без слов поняв, что надо делать, ухватился за весло, погрузил его в воду.
Лопасть с печальным хрустом отломилась и начала быстро удаляться. Я попытался достать её шестом, в сердцах высказав:
— Да как ты так умудрился, Бяка!
— Н-не знаю… — растерялся товарищ. — Она сама. Я даже сделать не успел ничего. Вообще ничего. Сама она.
Оглянувшись, я увидел, как Рурмил, продолжая душить обмякшее тело Татая одной рукой, другой машет нам, прощаясь. И рожа у него при этом отвратительная, как никогда. Откровенно издевается.
— Да что за дела! — воскликнул я, лихорадочно оглядываясь. — Надо как-то выгребать.
Мы проносились метрах в пятнадцати от скалы, на которой стояла фактория, но с таким же успехом до неё могло оказаться все сто. Глубина слишком большая, и течение здесь, на сужении, сильное. Разве что прыгать, бросая всё добро на произвол судьбы и рискуя нарваться на матёрых кайт, коих возле Камня в начале лета предостаточно.
Бяка, присев, потеребил канат и мрачно заявил:
— Подрезан.
— Да я понял. И весло эта сволочь сломала. Но зачем он так? Смысл? Если он еще и Татая убил, это ведь вообще конец. Если сильно повезёт, ему только руки переломают.
— Да, — злорадно протянул Бяка. — Мы сейчас быстро вернемся, и всё расскажем Гуго. И ему прямо сейчас руки ломать начнут. А может и повесят.
Глядя вперёд, я покачал головой:
— Быстро не получится. Правый берег — сплошной обрыв, на него нам не залезть. А до левого ещё как-то добраться надо. Он далеко, а река тут глубокая. Шестами не достанем. Да и моста с той стороны нет, придётся кричать и руками махать, чтобы эти слепые на башне нас заметили.
— Почему слепые? — удивился Бяка.
— Да потому что на их глазах такое происходит, а они не видят. Или… Или Рурмис откуда-то знал, что не увидят.
— Как он мог это знать?
— Без понятия. Но он был слишком уверен в себе. Он никогда так себя не вёл. Я не понимаю, что происходит, но на психа он не похож.
— Ты не знаешь его, — чуть ли не с шипением заявил Бяка. — Он всегда был гадким. Всегда.
Продолжая всматриваться вперёд, я не видел ни единой возможности выбраться на правый берег. Всё та же вертикальная скала, уходящая в воду на большую глубину. Рыбацкий навык показывал, что с шестами там делать нечего. Да и будь иначе, как на неё забираться?
— Бяка, если мы быстро не доберёмся до берега, нам будет плохо. На ночь здесь останемся.
— Не останемся, — спокойным голосом ответил упырь. — Видишь, дальше река поворачивает?
— Вижу.
— Там, за поворотом, можно подняться на правый берег. Есть одно место такое на всю скалу. Там ручей её прорезал до самой воды. Весной он приносит камни, летом песок. Там коса получилась почти до середины Черноводки. На неё всё выбрасывает, что по правой протоке плывёт. Раз было дело, наши рыбаки перепили. Пошли к нижнему плесу сети ставить и задремали. Так их тоже выкинуло. Вот и нас выкинет. А потом поднимемся по руслу ручья наверх. Там тропа есть.
Я ухватил подхват, кое-как намотал на каркас болтающуюся сетку и начал суетливо пытаться грести.
— Ты что делаешь? — удивился Бяка. — Садись, отдыхай. Скоро нас и так к берегу прибьёт. И мы пойдём пешком назад, к мосту. Всё расскажем про Рурмиса.
— Нельзя нам там на берег.
— Почему нельзя? — ещё больше поразился упырь.
— Потому что нас там ждут.
— Кто?
— Не знаю кто, но встречать они нас будут не с цветами. Ты разве не понял? Рурмис уверен, что ничего мы никому не расскажем. Потому что здесь нас и поймают. Так и было задумано. Наверное, Татай узнал это и хотел нас предупредить. Но не успел.
— Кто нас ждёт? — продолжал удивляться Бяка.
— Кто-то: много добрых людей с богатыми подарками, вот кто. Нельзя нам там на берег. Нельзя. Помогай грести.
— Но чем?
— Да хоть ушами! Быстрее помогай!
* * *
Нас ждали.
На мысу, чистом с одной стороны, и полностью заваленном корягами с другой, стояли трое. В сумерках трудно различить детали на такой дистанции, но вроде бы, взрослые мужчины в неброских одеяниях. И у одного в руках просматривается что-то очень похожее на большой лук.
Подхват Рурмис поломать не догадался. Плюс канат подрезал возле самого якоря. Благодаря этому у нас осталось множество стеблей черемши, которыми мы обмотали проём сачка, превратив рыбацкий инструмент почти в полноценное весло. И как бы течение нам не противилось, мы, работая посменно, успели отвести плот от правого берега до середины реки. И теперь должны пройти метрах в сорока от оконечности косы.
Но вот лук в умелых руках может достать и дальше. Доводилось слышать истории о стрелках с прокачанным до небес навыком. Такие умельцы способны поразить тебя в сердце за сотни метров. Конечно — это почти уникумы, но никогда не надо считать врагов слабаками.
Потому я приказал Бяке:
— Греби так, чтобы корма была направлена на косу. А я сейчас корзины переставлю.
— Зачем их переставлять?
— Потому что они могут защитить нас от стрел. Смеркается быстро, но и плывём мы тоже быстро. Темнота нас спрятать не успеет.
Двенадцать корзин забиты доверху, ещё две частично. Рыба в них набита плотно, есть шанс, что стрела не справится с такой преградой. Тем более, лучнику придётся работать за десятки метров, что скверно скажется на пробивной способности.
Так быстро я с тяжестями никогда ещё не обращался. Адреналин бурлит, да и силёнок прибавилось. Корзины летали, будто пустые. Я безжалостно вминал их рукояти, дабы не оставались пустые зазоры, через которые до нас может добраться смерть. А когда покончил с этим делом, оторвал верхний щит от помоста в центре и поставив его дополнительной преградой.
Успел на последних секундах.
Едва мы присели за импровизированным укрытием, как с берега крикнули:
— Вон они!
— Хаос их подери! — заорали другим голосом. — Почему они не под берегом?!
— Потому что реку знаем, в отличие от вас, тупых недоумков! — не удержавшись, отозвался я во всю мощь глотки.
— Биго, отойди в сторону! В сторону сказано! Сейчас я этим крысёнышам покажу недоумков!
После этих слов на берегу нехорошо хлопнуло, и по багажнику, забитому корзинами, врезало с такой дурью, что нас обдало рыбными брызгами.
— Эй! Балабол! — прокричали с берега. — Голос подай! Как оно тебе?!
Ну уж нет, болтливых дураков на плоту не остались. Мы оба понимали, что стемнело уже так, что стрелок, глядя на тёмную гладь реки, не может рассмотреть цели. Вот и надеется, что это получится определить при помощи звуков.
Желание пообщаться мы больше не проявляли, несмотря на новые провокации, и лучник начал работать вслепую.
Удар, ещё удар, а затем что-то по волосам прошлось, заставив ещё ниже припасть к палубе, хотя секунду назад это казалось невозможным.
Если до этого я проклинал течение за скорость, то теперь мысленно костерил за то, что оно медленное. Лучник успел выстрелить десять раз и напоследок таки добился своего.
Бяка вскрикнул после удара о баррикаду, после чего начал поскуливать.
А с берега торжествующе прокричали:
— Одного достал!
— Давай второго!
— Да нихрена не видно. Надо выбираться и сверху перехватывать.
— Не успеем. Их быстрее до Чащобы донесёт.
— Да и Хаос с ними. Там они и сгинут.
— Бяка, что с тобой? — тихо спросил я. — Поднимайся, нас уже не достать.
— Г… Г… Гы… Глаз.
— Глаз?! Тебе попали в глаз?!
К счастью, в Бяке говорил не рассудок, а паника. Стрела с широким наконечником, пронзив преграду, разрезала бедолаге скулу. Хоть и по касательной задела, а вспорола на совесть, кровь из раны хлестала, как из шланга. Просачиваясь через щели меж брёвен палубы, она капала в воду, возбуждая местных кайт. То-то возле нас всплеск за всплеском.
Усадив товарища, я заставил его убрал руку от раны, вместо неё поднеся свою ладонь. Напрягся, активируя навык и следя, как стремительно расходуется тень.
А затем отставил ладонь в сторону, довольно заявив:
— Готово. Хватит уже трястись. Глаз у тебя целый, скулу только порвало. Но я её уже вылечил.
— Вы… Вылечил? Т… ты целитель?
— Слабенький, но да, целитель. Только и хватает царапины, да такие вот мелкие раны закрывать, пока они свежие. Шрам, наверное, останется.
— Шрам не страшно, — приободрился Бяка, умываясь.
Оказана помощь раненому. Рана затянута.
Получен малый символ ци — 1 штука.
Ого, даже приз от ПОРЯДКА достался. Какой удачный, блин, денёк…
Я напряжённо произнёс:
— Эти уроды хотели поверху за нами гнаться. Но потом один сказал, что мы всё равно в какой-то Чащобе помрём.
— Да, — подтвердил Бяка. — Если он про Чёрную Чащобу, то мы и вправду там сгинем. Туда даже Мелконог не пойдёт. Очень плохое место.
— Тогда нам надо на берег, но я не представляю, как это сделать. Пока ещё не сильно стемнело, видел, что напротив мыса обрыв и слева начинается. Невысокий, но не факт, что заберёмся.
— Там глина, по которой не залезть, — сказал Бяка. — Очень плохой берег. Может и есть места, но я не знаю, где они. Вся река дальше плохая.
— А ты понял, что сейчас было? — спросил я.
— Что?
— В нас стрелял тот самый лучник, который в глаза убивает.
— Почему так думаешь? — поразился Бяка.
— Тебе он чуть не попал именно в глаз. Да и мне рядом проехался стрелой по волосам. Он даже через корзины с рыбой как-то определял, где наши глаза. Очень точно бил.
— А ведь и вправду он! — воскликнул упырь. — И мы живы! Живы! И у нас глаза целые! Все глаза!
— Рано радуешься… — мрачно протянул я.
— А почему нельзя радоваться?
— Потому что стемнело, а нас так и несёт река. Мы даже не видим, куда несёт. И ты сам признал, что где-то впереди какая-то Чащоба, куда даже Мелконог не ходит. А он круче нас в миллион раз.
— А миллион — это сколько?
— Это? Это Бяка так много, что мы с тобой за неделю не досчитаем.
