XXVII
Прощай

Наше время на исходе, мой читатель. Быть может, эти страницы тебе видятся хрупкой шкатулкой с сокровищами, кою открывать надлежит очень бережно. Быть может, ты разорвешь их в клочки или сожжешь – со словами нередко такое происходит.

Возможно, ты будешь историком, в каковом случае я надеюсь, что ты сможешь извлечь из меня пользу: честный портрет без прикрас, самое полное повествование о моей жизни и эпохе, достойно откомментированное; хотя я удивлюсь, если ты не упрекнешь меня в вероломстве. Или не удивлюсь: я буду мертва, а мертвых трудно удивить.

Мне ты представляешься молодой женщиной, умной и честолюбивой. Ты ищешь свое место в тех сумрачных гулких пещерах университетской науки, что еще сохранились в твои времена. Я воображаю тебя за столом: волосы заложены за уши, лак на ногтях потрескался – потому что лак возвратился, он всегда возвращается. Ты слегка хмуришься – привычка, которая с годами только усугубится. Я витаю у тебя за спиной, заглядываю через плечо – твоей музой, твоим незримым вдохновением, что гонит тебя вперед.

Ты корпишь над моей рукописью, читаешь и перечитываешь, по ходу придираешься, и в тебе зреет завороженная, но и скучливая ненависть, какую биографы нередко питают к предметам своих исследований. «Как могла я поступать так дурно, так жестоко, так глупо?» – спрашиваешь ты. Вот ты бы никогда не сделала ничего подобного. Но тебе никогда бы и не пришлось.

Итак, вот он, мой финал. Поздно: Галаад опоздал, ему уже не предотвратить неминуемой гибели. Жаль, что я не доживу и не увижу – ни пожара, ни крушения. И жизнь моя добралась до поздних своих дней. И час тоже поздний – безоблачная ночь, я созерцала ее по дороге сюда. Полная луна осияла весь мир двусмысленным трупным светом. Когда я проходила, трое Очей отдали мне честь: в лунном свете лица у них обернулись черепами – и мое, вероятно, тоже.

Они опоздают, Очи. Посланницы мои улетели. Когда дойдет до худшего – а до худшего дойдет очень скоро, – я удалюсь стремительно. Шприц-другой морфина – и готово. Так лучше: дозволив себе еще пожить, я извергну слишком много правды. Пытки – они как танцы: я для них чересчур стара. В бесстрашии пусть упражняется молодежь. У нее, впрочем, может, и не быть выбора, поскольку моих привилегий она лишена.

А теперь я должна окончить наш разговор. До свидания, моя читательница. Постарайся не думать обо мне слишком дурно – ну или хуже, чем я сама.

Сейчас я спрячу эти страницы в кардинала Ньюмена и вновь поставлю его на полку. Как некогда сказал некто: «Мой конец – мое начало». Кто это был? Мария Стюарт, королева Шотландии, если история не врет. Ее девиз и восстающий из пепла феникс вышиты на гобелене. Женщины прекрасно вышивают, этого у них не отнять.

Шаги все ближе – стучит сапог, затем другой. Вдох, еще вдох, а между ними раздастся стук в дверь.