После ухода Лолы время будто застыло, все вокруг кажется тусклым и недостойным внимания.
Солнечные лучи пересекают мою кухню с утра, бьют прямо в лобовое стекло, когда я веду машину, в витрины моего магазина, окутывая все вокруг меня и засвечивая цвета. Я ничего не хочу делать, кроме как быть с Лолой в своей постели.
Выходные тянутся не спеша; в Анахейме проходит WonderCon, поэтому город замер. Я благодарен этому: обычно мои чувства не влияли на работу магазина, но этот этап наших с ней отношений, когда от голода и одержимости кожу охватывает ноющий зуд в желании прикасаться, трахать, кончать, восхитительно отвлекает. Я не могу отказать себе в этих мечтах наяву – прячусь у себя в кабинете, чтобы избежать встреч с Джо, и, уставившись в стену, вспоминаю, как мы проснулись, как целовал теплую кожу груди Лолы, как пошел за ней в душ.
Я старался быть нежным и не торопиться. Но меня невероятно трясло, и я чуть не спятил, когда понял, что именно она хотела позволить мне сделать. Она кончила мне на пальцы, заверила, что ей было хорошо, но я не думаю, что она понимает, как сильно для меня все меняет произошедшее.
Наши отношения ощущаются устоявшимися, будто прошли годы, а не несколько дней. Вот это и есть моя жизнь, мое сердце уже это решило.
Я набираю ей, чтобы убедиться, что ей лучше, что она дома и работает, но попадаю на голосовую почту. Знаю, из-за работы она подавлена, а встречи в Лос-Анджелесе прошли просто ужасно. Неудивительно, что она захотела уйти в себя и сосредоточиться.
Но затем начинает расти беспокойство, потому что Лола весь день не берет трубку и не пишет. Вечер субботы прошел в тишине за просмотром малобюджетных фильмов без звука и в попытке перечитать стопку отзывов о комиксах.
Попытка же ощущать себя как ни в чем не бывало, что нам необязательно видеться каждый вечер, что это нормально, если она не отвечает взаимностью на мою любовь к ней, полностью провалилась.
Проснувшись в воскресенье, я так и не обнаружил от нее сообщения и, почувствовав легкую тошноту, не стал завтракать.
Загружаю себя бесполезной работой целых четыре часа: пакую излишек товара, мою стойку, навожу кругом порядок, после чего решаю сделать перерыв, иду в кабинет и звоню Финну.
– Хочу тебя кое о чем попросить, – говорю я. – Побудь моим барометром на степень адекватности реакции.
– Ого, – отвечает он. – Дай-ка мне тогда… ага, вот. Я засек начало разговора.
В обычной ситуации я бы посмеялся, но сейчас для такого слишком напряжен.
– В последний раз я виделся с Лолой утром в субботу, а перед этим не видел ее неделю. Она осталась у меня в пятницу. Но сейчас уже вечер воскресенья, а я с ней еще и не разговаривал. Я звонил и писал, ответа ноль. Это странно ведь, да?
– Это еще как странно. – Я слышу, как он прикрывает рукой телефон и что-то кому-то бормочет. – Ага, в общем, Харлоу сказала, что Лола дома и работает все эти выходные. – Харлоу ему что-то еще говорит, но мне непонятно, и Финн повторяет для меня:
– Что самое главное, на звонки Харлоу она тоже не отвечает.
Я благодарю его и отключаюсь, чувствуя нечто среднее между смущением и болью. Я понимаю ее желание исчезнуть в своей норе, чтобы поработать – черт, да даже всю ее прошлую неделю в Лос-Анджелес. Но это, мягко говоря, долбануться, что она даже не озадачилась ответить на мои СМС. И если дедлайнов и впредь будет достаточно, нам нужно найти компромисс или по крайней мере стоит предупреждать меня заранее. А субботним утром она рвалась домой поработать, но при этом была вялой и расслабленной от удовлетворения, с головокружительной улыбкой на лице.
Вместо того чтобы поехать на лифте, я взлетаю по ступенькам в лофт, стараясь бегом хотя бы частично уменьшить стресс. Иду по длинному узкому коридору к ее двери и останавливаюсь перевести дух.
Ничего не случилось. Все в порядке.
Но все дело в том, что это фигня. Я знаю Лолу. Знаю каждое из выражений ее лица. У меня чертов расширенный диапазон считывания реакций этой женщины, ее страхов, ее молчаливой паники. Даже если у меня все в порядке, с ней что-то происходит.
Через несколько мгновений на мой стук открывает Лондон с лакричной палочкой Red Vine во рту и геймпадом в руке.
– Titanfall, – объясняет она, кивает мне в знак приветствия и возвращается на диван. – Сыграешь? Лола залегла на дно.
Покачав головой, я выдаю слабую улыбку:
– Просто зашел с ней поздороваться. Она у себя?
Лондон рассеянно кивает:
– Не выходила весь день, только раз взяла кофе и хлопья.
Я иду по коридору, надеясь, что звук моих шагов по деревянному полу предупредит ее о моем приходе. Тихо стучу в дверь, поворачиваю ручку и вхожу в комнату.
Я был у нее в комнате несколько раз, и сейчас все там выглядит, как я и запомнил: упорядоченный хаос. На полу чисто, кровать аккуратно заправлена, но на всех остальных поверхностях беспорядок. В углу стоит огромный стол, на нем компьютер и графический планшет. Все остальное пространство занято карандашами, баночками с красками и стопками эскизов. Сверху повсюду разбросаны клочки бумаги, салфеток и даже обертки от жвачки, на которых набросаны какие-то заметки. Стены, как обоями, увешены панно и рисунками – некоторые из них выполнены углем, а некоторые в цвете и смотрятся настолько живо, будто изображение на них настоящее. Пучки света пересекают потолок, я представляю, как тут, должно быть, тихо и спокойно ночами. И насколько очевидно для нее комната ощущается уютной пещерой. Комод у окна и оба ночных столика по обе стороны кровати уставлены фотографиями.
Я еще раз оглядываю все вокруг и понимаю, что нахожусь сейчас практически внутри головы Лолы. Островки логики, окруженные нескончаемым мощным потоком идей.
– Тут немного захламлено, – бормочет она вместо приветствия и закрывает за мной дверь.
– Ничего, – отвечаю я. «Я люблю тебя», – вот что хочу ей сказать, но сколько еще раз я должен это произносить, не получая от нее в ответ того же? Вместо этого я наклоняюсь к ее губам, умирая от желания снова почувствовать ее поцелуй.
Но Лола отодвигается сразу после еле ощутимого касания, снимает свои очки и смотрит на меня. Она растрепанная, явно перенапряженная, и сейчас я замечаю четыре пустые кофейные чашки на полу возле стула и ее безумный взгляд.
– От тебя никаких новостей, – говорю я. – И я волновался.
Она кивает и трет глаза:
– Я пыталась наверстать упущенное. Начала паниковать. Так что, думаю, это все потому, что я никогда так сильно не запаздывала с проектами.
Я глажу ее по руке:
– Все в порядке, лапочка. Просто дай себе время все решить.
Она морщится и поворачивается лицом к столу:
– Ну сейчас все совсем не в порядке. Я даже не располагаю роскошью что-то обдумывать. Просто стою посреди обвала всех крайних сроков.
– Если тебе нужен перерыв, ты можешь поработать у меня, – предлагаю я, оглядывая ее комнату и размышляя, что, возможно, более организованное пространство ей поможет. – Я приготовлю ужин, а ты можешь сидеть за столом и работать.
Лола качает головой:
– Мне не перенести все вещи отсюда. И необходимо просто прорваться и все.
Кивнув, я разворачиваюсь и сажусь на ее кровать:
– Скажи, чем мне помочь? Лола замолкает, уставившись на незаконченный рисунок на экране компьютера. Кажется, она даже не моргает. – Лола, как я могу тебе помочь?
Закрыв глаза, она резко вздыхает, будто только сейчас вспомнив, что я здесь:
– Раньше мне было прощ. Я могла отвлечься от всего и не переживать, не упустила ли я что.
Я подаюсь вперед, поставив локти на колени:
– Упустила? Ты о чем?
Вялым жестом она показывает в сторону компьютера.
– Я работаю над этим уже несколько часов и не подобралась даже к середине. Нужно сделать еще двадцать шесть страниц, и пока что получается одно дерьмо. – Она поворачивается и смотрит на меня через плечо. – Раньше я могла просто погрузиться в работу. Теперь же я знаю, что ты дома, ты в магазине, ты в кровати. И это все, о чем я в состоянии думать.
Улыбнувшись, я встаю и, подойдя к ней, целую в шею сзади. Она напрягается, потом обмякает, и я мягко провожу губами от шеи до уха.
– Сейчас я здесь. И мы научимся, как все сбалансировать. Мне тоже трудно работать.
– Я просто хочу нажать на паузу, – продолжает она, будто не слыша меня.
– На паузу?
Кивнув, она встает из-за стола и вынуждает меня отступить на шаг:
– Просто чтобы все доделать. Знаю, мы планируем быть вместе. И я хочу это, правда. Просто я…
Я чувствую резко накатившую тошноту и холод:
– Лола, но ведь происходящее между нами не всегда будет ощущаться настолько всепоглощающе.
Она качает головой:
– Думаю, для меня будет. Но я не могу себе позволить все провалить, Оливер. Это слишком важно для меня. Прекрасно понимаю, так будет не каждый день, но просто умру, если все испорчу.
– Знаю, любимая, я… – Я останавливаюсь на полуслове, а сердце замирает от смущения, когда понимаю: она говорит не про нас. Лола снова показывает в сторону экрана.
– Я работаю над воплощением этой мечты с пятнадцати лет, – шепотом объясняет она. – И почти не знаю, на что похожа моя жизнь без нее. Но вчера утром я просто легла спать, потому что не спала всю ночь. Я терпеть не могу работать с Остином и Лэнгдоном. И сама себя ненавижу, что запорола дедлайн. Но это именно то, что я хочу делать. И у меня сейчас есть возможность это делать, но я позволяю всему разрушиться.
У меня в груди растет предчувствие беды:
– Нам необязательно каждую ночь проводить вместе. И я не жду, что ты сбавишь темпы работы ради нас. Я пришел сюда только потому, что после того, как именно мы расстались в субботу, мне странно ничего от тебя не слышать. Я беспокоился.
Она садится на край своей кровати.
– Я знаю. Прости меня.
Сев рядом, я беру ее за руку:
– Тебе не за что извиняться. Мне просто жаль, что ты в таком напряжении.
Она кивает, и кивает, и кивает. Этот жест медленный, непрерывный и выражающий отчаяние. Затем она поворачивается лицом ко мне. У нее покрасневшие веки и белки:
– Давай поставим на паузу.
Мой мозг запинается, пытаясь понять ее слова:
– Что?
Сглотнув, она пытается снова:
– Давай сделаем перерыв.
Мне тоже пришлось проглотить образовавшийся комок в горле, прежде чем смог говорить:
– Не уверен, что понимаю тебя.
– Я про то, что хочу быть с тобой, но не думаю, что готова сейчас.
Я ничего не понимаю:
– Сейчас?
Она кивает.
Нахмурившись, я стараюсь ухватить суть:
– Так значит, тебе нужно неделю поработать в тишине? Конечно же, я за.
Лола смотрит на свои руки:
– Я не знаю. Думаю, может, нам стоит попробовать вернуться туда, где мы были пару недель назад, а потом, летом, посмотреть, как будут обстоять дела?
Я смотрю на нее, открыв рот, и чувствую, как мое сердце растворяется в кислоте:
– Но, Лола, сейчас март.
– Я знаю. – Глотая слезы, она снова начинает кивать. – Знаю. Просто я отстойно справляюсь и с одним, и с другим. Я неудачница, но не хочу облажаться с нами и с этим. – Она кивает в сторону компьютера:
– И думаю, мне нужно быть одной, чтобы доделать книгу. Без тебя в таком… доступе.
– Я понимаю, что дела в Лос-Анджелесе были просто ужасны и ты в стрессе от работы, но это неправильный способ со всем справиться. Ты же чувствуешь что-то ко мне. Мой голос хрипит от разочарования и от того, что я тороплюсь. Я знаю о ее чувствах. – И это сильные чувства. Я же не вообразил это, Лола.
– Да. – Она смотрит на меня полными слез глазами. – Я без ума от тебя. Но это сейчас гораздо важнее. Я просто не готова. Мне не стоило приходить к тебе играть в покер. Должна была дождаться, пока не закончу со всем.
Я поднимаюсь и тру лицо:
– Лола, ты придумала ужасную идею. Люди не делают перерывов в отношениях, чтобы доделать работу.
Она закрывает глаза.
– Тут небогатый выбор. – Она поворачивается ко мне. – Ты подождешь? Просто…
Она качает головой:
– Подождешь, пока я со всем не разберусь?
– Три месяца? – спрашиваю я.
– Может, меньше. Я не… – Она отворачивается. – Я даже не знаю, что мне нужно. – Я смотрю на хаос на ее столе, чувствуя закипающие в груди гнев, боль и смятение. – Пожалуйста, не сердись, – шепчет она. – Я не собиралась ничего говорить, но раз уж ты здесь… Я никуда не исчезла, я тут. Просто пытаюсь сказать, что собираюсь довести дела до конца.
Я киваю, желая превратиться в камень.
– Оливер, скажи что-нибудь.
Мой голос звучит низко от боли, когда я отвечаю:
– Ты могла бы просто сказать мне, что на этой неделе собираешься засучить рукава. И в этом была бы логика».
Она проводит руками по лицу и умоляюще смотрит на меня:
– Мне нужно, чтобы больше ничего не происходило. Мне необходимо, чтобы в голове было только одно.
Я подхожу к двери и оборачиваюсь, опираясь на нее:
– Ты уверена, что именно этого хочешь? Нажать на паузу? Взять перерыв?
На панно изображен он, разбивающий стекло, а его грудь полыхает огнем.
Она кивает:
– Когда я работаю, мне важно понимать, у меня больше нет других возможностей. Что быть с тобой – такого варианта вообще нет.
– Значит, мы больше не вместе, – безжизненно произношу я. – И все потому, что это слишком хорошо для тебя и слишком отвлекающе.
– Но мы будем, – возражает она.
– Ты себя-то слышишь? Это так не сработает, Лола.
– Давай просто…
– Нажмем на паузу, да, – перебиваю ее я, издав скептический смешок. – Я понял. Лола, я люблю тебя. И ты это знаешь. И хочешь, чтобы я ждал месяцы, пока ты снова не станешь готова.
Она беспомощно смотрит на меня:
– Я должна поставить это на первое место.
– Как мой лучший друг ты, я думаю, не ждешь этого же от меня. Так что все это хрень собачья. Я вижу, что ты переживаешь из-за работы, но также слышу, как ты сейчас несешь какой-то бред.
Она выглядит сожалеющей, но одновременно с этим словно выдохнувшей с облегчением, будто я только что согласился принять этот горящий кусок дерьма, что она вывалила между нами.
– Значит, все кончено.
– Может, давай поговорим об этом через пару дней? – спрашивает она, когда я открыл дверь. Ее голос срывается на последнем слове, и я чувствую, до чего же я заебался. Я никогда не ощущал себя достойным. Никогда ни для кого не чувствовал себя важным человеком. Но до Лолы мне это и не было нужно. Да пошло оно все!
– Может быть, мне нужно просто…
Я закрыл дверь, не дослушав конца ее фразы.