Глава 2

ХАРЛОУ ЗАКАЗЫВАЕТ КАРТОШКУ ФРИ, а до этого опрокидывает шот в бокал с пивом и опустошает его.

Она вытирает рот рукой и оглядывается на меня. Должно быть я замолчала, потому что она спрашивает:

– Что? Я же шикарна, да?

Я пожимаю плечами, помешивая соломинкой лед в бокале.

После утреннего массажа и косметолога мы провели день в бассейне, попивая коктейли, так что сейчас мы уже немного навеселе. Кроме того, даже после пива с шотом Харлоу выглядит роскошно. Она могла бы прыгнуть в бассейн с пластиковыми шариками на игровой площадке «Макдоналдса», и вынырнула бы оттуда свежей.

– Зачем волноваться? – спрашиваю я. – У нас впереди вся жизнь, чтобы вести себя разумно, но только одни выходные в Вегасе.

Она слушает меня и задумывается, прежде чем твердо кивнуть и указать на бармена:

– Мне еще два шота и вот тот же ужас, что у нее.

Она показывает на Лолу, которая слизывает взбитые сливки с края отвратительного светящегося бокала.

Он хмурится, затем качает головой и говорит:

– На подходе два шота с виски и одна «Шлюха на батуте».

Харлоу одаривает меня одной из лучших своих гримас, изображая потрясение, но я едва успеваю это заметить, потому что чувствую, как в переполненном баре кто-то прижимается ко мне сзади. На долю секунды чьи-то большие руки ложатся на мои бедра и кто-то горячо шепчет прямо мне в ухо: «А вот где ты!»

Я вздрагиваю, поворачиваюсь и отпрыгиваю, тихонько ахнув.

Ансель.

Кажется, мое ухо стало влажным и теплым от его слов, но стоит мне посмотреть в его глаза, как я вижу тот же игривый огонек, что и ночью. Он из тех парней, которые пойдут на все, чтобы тебя рассмешить: он исполнит забавный танец робота, лизнет кончик твоего носа, выставит себя дураком – словом, сделает что угодно ради улыбки. Уверена, если бы я попыталась повалить его на землю, он бы мне уступил. Наслаждаясь каждой минутой.

– Слишком близко? – спрашивает он. – Должно было быть соблазнительно и нежно.

– Не думаю, что ты мог бы быть еще ближе, – замечаю я, вытирая ухо и стараясь не улыбнуться. – Ты был практически внутри моей головы.

– Ниндзя из него был бы ужасный, – говорит один из парней рядом с ним.

– Оливер, Финн, – представляет Ансель, указывая сначала на высокого парня с взъерошенными каштановыми волосами, щетиной и яркими голубыми глазами за очками с толстыми стеклами, а потом на того, который говорил, с короткими темными волосами, темными блестящими глазами и с постоянной, как мне кажется, дерзкой ухмылкой. Ансель переводит взгляд на меня:

– А это, джентльмены, Сериз. И я все еще жду, что она назовет свое настоящее имя. – Он слегка наклоняется ко мне. – Когда-нибудь ей придется уступить.

– Я Миа, – представляюсь я, игнорируя его намек. Его глаза скользят по моему лицу и останавливаются на губах. Он смотрит на меня так, как если бы мы собирались поцеловаться, но он слишком далеко. Он подается вперед – будто самолет пролетает в десяти футах над землей, но не касается ее.

– Приятно увидеть лица мужчин, которые вчера так орали, – я пытаюсь разогнать возникшее между нами сильное сексуальное напряжение, глядя через Анселя на Оливера и Финна, а потом указываю на своих вытаращивших глаза подруг. – Это Лорелея и Харлоу.

Они обмениваются с парнями рукопожатиями, но остаются при этом подозрительно тихими. В таких ситуациях с парнями знакомлюсь не я, обычно я оттаскиваю Харлоу от стола, на котором она собирается заняться сексом с кем-то уже через пару минут после знакомства, в то время как Лола готова врезать любому парню, который осмелится с нами заговорить. Но они обе слишком ошеломлены, чтобы как-то реагировать на происходящее.

– Ты нас искал? – спрашиваю я.

Ансель пожимает плечами:

– Ну, мы зашли в парочку мест просто посмотреть.

За его спиной Оливер, тот, что в очках, показывает семь пальцев, и я смеюсь:

– В парочку?

– Не больше трех, – отвечает Ансель, подмигивая.

Я замечаю какое-то движение за его спиной, но прежде чем успеваю что-нибудь сказать, Финн прыгает вперед, пытаясь стащить с Анселя штаны. Ансель даже не моргнул, не смутился и не разозлился, только схватился за ремень и обратился ко мне с вопросом:

– Что ты пьешь?

Будто я не вижу его серые боксеры.

Будто я не уставилась прямо на внушительную выпуклость, обтянутую серым хлопком.

Значит, вот как мальчики развлекаются?

– Рада снова видеть тебя в белье, – говорю я, с трудом сдерживая улыбку.

– Почти, – уточняет он. – На это раз хотя бы штаны остались на мне.

Я снова смотрю на его подтянутые бедра:

– С этим можно поспорить.

– Последний раз, когда Финн так сделал, их не было. На этой неделе я побил его рекорд, вот он и пытается взять реванш. – Ансель замолкает, брови его удивленно поднимаются, кажется, он только сейчас услышал, что я сказала. Он наклоняется ко мне ближе и спрашивает мягким, тихим голосом:

– Ты ко мне подкатываешь?

– Нет. – Я сглатываю, пытаясь совладать с его пристальным взглядом. – Может быть?

– Может быть, раз мои штаны упали, твоему платью стоит подняться, – шепчет он, и ни одно предложение никогда еще не звучало так грязно. – Справедливости ради.

– Она слишком горячая для тебя, – вмешивается Финн из-за его спины.

Ансель, не оборачиваясь, кладет руку на лицо Финна и отталкивает его. Затем кивает на мой уже опустевший бокал, без слов спрашивая, что в нем было.

Я смотрю на него, чувствуя, как внутри растекается странное тепло от ощущения этой близости. Так вот что такое химия. Я уже чувствовала нечто подобное с другими исполнителями, но на этот раз все иначе. Обычно химия между танцорами переходит и за пределы сцены, или мы заставляем себя вернуться в реальную жизнь. А здесь, с Анселем, напряжение так велико, что от нас вполне можно подзарядить несколько аккумуляторов.

Он берет мой бокал и говорит, поглядывая на Лолу, которая делает шаг вперед:

– Я сейчас вернусь.

Она исподлобья смотрит на Анселя, скрестив руки на груди.

– С выпивкой, – объясняет он добродушно. – С дорогущим разбавленным алкоголем и, возможно, с какими-нибудь сомнительными фруктами. Без шуток, обещаю. Хочешь пойти со мной?

– Нет, но я за тобой слежу, – отвечает она.

Он одаривает ее самой очаровательной улыбкой, на какую способен, и поворачивается ко мне:

– Есть какие-то особые пожелания?

– Удиви меня, – бросаю я в ответ.

Когда он удаляется на несколько шагов, чтобы сделать заказ бармену, девочки дружно смотрят на меня так выразительно, что во взглядах явно читается: «какого черта тут происходит?!» Я пожимаю плечами, потому что, правда, что я могу сказать? Вся история разворачивается прямо перед ними. Сексуальный парень и его сексуальные друзья подошли к нам в клубе, и этот красавчик покупает мне выпить. Вот и все.

Лола, Харлоу и друзья Анселя ведут светскую беседу, но я почти не слышу их из-за грохочущей музыки и собственного пульса, который отдает мне в уши. Я стараюсь не смотреть туда, где Ансель вклинился в толпу у барной стойки, но боковым зрением я вижу его голову, возвышающуюся над остальными, и как он, высокий и стройный, подается вперед, чтобы сделать заказ бармену.

Он возвращается через несколько минут с новым бокалом, в котором лед, лайм и чистая прозрачная жидкость, и протягивает его мне с любезной улыбкой:

– Джин с тоником, правильно?

– Я думала, ты принесешь что-нибудь эдакое. В ананасе или с бенгальскими огнями.

– Я понюхал твой бокал, – Он пожимает плечами. – Хотел, чтобы ты пила то же самое. Плюс… – Он жестом очерчивает мой силуэт. – Все эти кокетливые женские штучки и короткое платье и… – он очерчивает круг указательным пальцем над моей головой, – эти сияющие черные волосы и прямая челка. И эти алые губы. Я смотрю на тебя и думаю: джин. – Он замолкает, потирая подбородок, и добавляет: – На самом деле я смотрю на тебя и думаю…

Смеясь, я выставляю ладонь, знаком останавливая его:

– Я понятия не имею, что с тобой делать.

– У меня есть кое-какие предложения.

– Не сомневаюсь.

– Не хочешь послушать? – Он решительно ухмыляется.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я почти уверена, что влипла по уши:

– Парни, может, расскажете нам сперва о себе? Вы все живете в Штатах?

– Нет. Мы познакомились несколько лет назад на одной из волонтерских программ, когда ездили на велосипедах по городам и строили дешевое жилье. Это было после окончания университета, и мы проехали от Флориды до Аризоны.

Теперь я смотрю на него внимательнее. Я не слишком задумывалась, кто он и чем занимается, но все это гораздо интереснее, чем группа раздолбаев-иностранцев, просаживающих деньги в Вегасе. И теперь понятно, откуда у него такие мускулистые бедра – поездки на велосипедах из штата в штат многое объясняют.

– Не ожидала от тебя такое услышать.

– Мы тогда вчетвером очень сблизились. Финн, Оливер, я и Перри. В этом году мы снова собрались на совместный пробег, но только из Остина до Вегаса. Мы уже староваты для таких приключений.

Я оглядываюсь в поисках четвертого и вопросительно вскидываю брови:

– Так и где же он?

Но Ансель только пожимает плечами:

– В этот раз нас всего трое.

– Звучит потрясающе.

Он отпивает из бокала и кивает:

– Было потрясающе. Я боюсь возвращаться домой во вторник.

– Домой – это куда? Во Францию?

Он улыбается:

– Да.

– Домой во Францию. Вот напасть, – говорю я сухо.

– Ты должна поехать в Париж со мной.

– Ха. Ладно.

Он долго изучает меня.

– Я серьезно.

– О да, не сомневаюсь.

Он снова делает глоток и поднимает брови:

– Ты, возможно, самая красивая женщина, какую я когда-либо видел. И, полагаю, еще и самая умная. – Он слегка наклоняется и шепчет: – Ты умеешь жонглировать?

Смеясь, я отвечаю:

– Нет.

– Жаль. – Он мурлычет, улыбаясь моим губам. – Что ж, мне придется остаться во Франции месяцев на шесть или около того. Ты поживешь там немного со мной, до того, как мы купим дом в Штатах. И тогда я могу тебя научить.

– Я даже не знаю твою фамилию. – Я смеюсь еще громче. – Нам рановато обсуждать уроки жонглирования и совместное проживание.

– Моя фамилия Гийом. Мой отец француз, а мать американка.

– Ги… что? – повторяю я с нарочитым акцентом. – Да я даже произнести это не смогу. – Я хмурюсь, несколько раз прокручивая в голове это слово. – На самом деле я даже не уверена, с какой буквы это начинается.

– Тебе придется научиться это произносить, – говорит он, и ямочки становятся отчетливее. – В конце концов тебе придется подписывать новым именем банковские чеки.

Так, стоп, мне нужна пауза. Нужно сделать перерыв и отвлечься от его улыбки и флирта уровня «максимальная боеготовность» по шкале Вооруженных сил США. Мне нужен кислород. Но когда я мельком смотрю вправо, я вижу еще более округлившиеся глаза моих подруг, стоящих неподалеку.

Я откашливаюсь, решая, что можно не стесняться того, насколько мне сейчас весело и легко.

– Что? – спрашиваю я Лолу, всем своим видом давая понять, что не стоит драматизировать.

Она переключается на Анселя:

– Ты смог ее разговорить.

Я чувствую, как она удивлена, и не хочу, чтобы это волнение меня поглотило. Если я слишком много буду думать о том, почему мне так легко с ним, это прекратится и я запаникую.

– Вот ее? – спрашивает он, показывая на меня большим пальцем. – Да она же не умолкает, да?

Харлоу и Лола смеются, но их смех как бы говорит: «Да ты с ума сошел!» Лола тихонько отводит меня в сторону и кладет руку мне на плечо:

– Ты.

– Что я?

– Ты влюбилась, – шипит она. – И меня это бесит. Ты еще в белье? – Она резко подается вперед, будто собирается проверить.

– Мы познакомились ночью, – шепчу я, притягивая ее и заставляя понизить голос, потому что отошли мы недалеко и все трое слышат наш диалог.

– Ты познакомилась с ним и не рассказала нам?

– О господи. Мамочка. Мы были заняты утром, и я забыла, понятно? Ночью они устроили вечеринку в соседнем номере. Вы тоже наверняка услышали бы этот шум, если бы не выпили такое количество водки, которое убило бы лошадь! Я вышла и попросила их не шуметь.

– Нет, это был не первый раз, когда мы виделись, – Ансель подает голос из-за моего плеча. – Мы познакомились раньше.

– Нет, мы НЕ ЗНАКОМИЛИСЬ, – настаиваю я, всем своим видом давая ему понять, что тема закрыта. Он же не знает Лолу-защитницу, а я знаю.

– Но в этот раз она впервые увидела Анселя в нижнем белье, – заботливо добавляет Финн. – Он пригласил ее зайти к нам.

Она так сильно поднимает брови, что они исчезают под волосами.

– О боже. Я пьяна? Что они сюда намешали? – спрашивает она, всматриваясь в свой мерцающий бокал.

– Так, стоп. – Я злюсь. – Я не входила в его номер. Я никогда не беру конфетки у прекрасных незнакомцев, даже если очень хочется, потому что, привет, ты посмотри на него, – добавляю я, что бесит ее еще больше. – Видела бы ты его без рубашки.

Ансель покачивается на каблуках, потягивая свой коктейль:

– Пожалуйста, продолжайте, как будто меня здесь нет. Это просто фантастика.

Наконец, кажется, Лола милосердно решает сменить тему. Мы отступаем в небольшой полукруг к ребятам и попиваем коктейли в неловком молчании.

То ли не замечая, то ли игнорируя эту неловкость, Ансель спрашивает:

– Так что вы празднуете в эти выходные?

Он даже не произносит слова, он их выдувает, выталкивая каждое маленьким поцелуем. Никогда раньше у меня не возникало такого желания прикоснуться пальцами к чьим-то губам. Пока Харлоу объясняет, почему мы здесь, в Вегасе, пьем ужасные шоты, наряженные в самые откровенные платья на свете, мой взгляд скользит по его подбородку, по щекам. Вблизи я вижу, что у него идеальная кожа. Не только чистая, но и гладкая и ровная. Только щеки слегка розовые, такой постоянный мальчишеский румянец. Поэтому он выглядит моложе своих лет. На сцене он бы обошелся без грима. Никакого тональника, никакой помады. У него острый нос, глаза пугающе зеленого цвета идеально расположены. Думаю, я бы разглядела их цвет даже с галерки. Он настолько идеален, что это кажется невозможным.

– А что ты делаешь, когда не катаешься на велосипеде и не жонглируешь? – спрашиваю я, и все тут же одновременно оборачиваются. Я чувствую, как взрывается пульс в горле, но заставляю себя не отводить глаза от Анселя, ожидая его ответа.

Он ставит локти на барную стойку и полностью завладевает моим вниманием:

– Я адвокат.

Моя фантазия тут же сходит на нет. Отец был бы в восторге, узнав, что я тут болтаю с юристом.

– О.

Он хрипло смеется.

– Прости, что разочаровал.

– Я просто не встречала адвокатов, которые не были бы старыми и похотливыми, – признаюсь я, игнорируя взгляды Харлоу и Лолы. Я знаю, в этот момент они подсчитывают, сколько слов я произнесла за последние десять минут. А я сейчас бью свой личный рекорд.

– Если я скажу, что работаю на некоммерческую организацию, это как-то поможет?

– Не особо.

– Хорошо. В таком случае я скажу тебе правду: я работаю в самой крупной и самой жестокой корпорации Парижа. У меня ужасный график, правда. Вот почему тебе следует поехать со мной в Париж. Я бы хотел, чтобы у меня была причина приходить домой с работы пораньше.

Я притворяюсь, что меня это не волнует, но он следит за моей реакцией. Я практически чувствую его улыбку. Она начинается еле заметно в уголке его губ, и чем дольше я притворяюсь, тем шире она становится.

– Итак, я рассказал о себе, теперь твоя очередь. Откуда ты, Сериз?

– Я сказала тебе, как меня зовут, так что необязательно меня так называть.

– А если я хочу?

Мне действительно сложно сосредоточиться, когда он так улыбается.

– Я не уверена, что стоит говорить тебе, откуда я. Опасные незнакомцы и все такое.

– Я могу дать тебе свой паспорт. Это поможет?

– Возможно.

– А еще мы можем позвонить моей маме, – предлагает он и лезет в задний карман за телефоном. – Она американка, и вы отлично поладите. Она все время говорит, какой я милый мальчик. Я это часто слышу, серьезно.

– Не сомневаюсь, – съязвила я, и честно признаться, я думаю, он и правда даст мне позвонить своей матери. – Я из Калифорнии.

– Просто из Калифорнии? Я, конечно, не американец, но слышал, что это довольно большой штат.

Я смотрю на него, сощурив глаза, и потом наконец добавляю:

– Сан-Диего.

Он улыбается, будто только что выиграл приз. Как будто я празднично упаковала эти крошечные сведения и бросила ему на колени.

– Ага. И что ты там делаешь, в Сан-Диего? Твоя подруга сказала, что вы празднуете окончание колледжа. Что дальше?

– Уф… бизнес-школа. Бостонский университет, – отвечаю я и сама удивляюсь, как мне режет слух собственный ответ, будто я читаю по сценарию.

Похоже, для него это звучит так же, потому что впервые его улыбка ускользает.

– Я бы не догадался.

Я уставилась на барную стойку и, не думая, просто допиваю свой коктейль. Алкоголь обжигает, но я чувствую, как тепло растекается по телу. Слова, которые я хочу сказать, пузырятся где-то глубоко в горле.

– Я… танцевала раньше. Балет.

Я впервые говорю это кому-то.

Он поднимает брови, глазами пробегает по моему лицу, потом сверху вниз по всему телу:

– Теперь ясно.

Харлоу искоса поглядывает на меня, а затем на Анселя.

– Вы двое такие офигенно клевые.

– Это отвратительно, – соглашается Финн, вздыхая себе под нос.

Их взгляды встречаются. И вот заключается молчаливое соглашение, по которому они вместе против нас, соревнуются, кто сильнее унизит своего друга. И я понимаю, что примерно через полтора часа Харлоу прокатится на Финне в позе «наездница наоборот» где-нибудь на этаже. Лола ловит мой взгляд, и я понимаю, что мы думаем об одном и том же.

Словно в доказательство, Харлоу поднимает рюмку в сторону Финна. При этом большая часть содержимого выплескивается через край на ее кожу. Эта роскошная женщина наклоняется, слизывая капли с тыльной стороны ладони, а потом произносит, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Я, наверно, трахну его сегодня.

Финн смеется, придвигается к ней ближе и шепчет что-то на ухо. Понятия не имею, что он сказал, но клянусь, я никогда не видела, чтобы Харлоу так краснела. Она потягивается, играя со своей сережкой. Рядом со мной слышится стон Лорелеи.

Когда Харлоу смотрит тебе в глаза и снимает сережку, варианта два: либо она тебя трахнет, либо убьет. Когда Финн улыбается, я осознаю, что он уже понял это правило и знает, что победит.

– Харлоу, – предостерегаю я.

Очевидно, Лола больше не в силах это выносить, потому она хватает Харлоу за руку и стаскивает со стула:

– У нас совещание в дамской комнате.

* * *

– ПОЧЕМУ ОН называет меня «Вишенкой»? – спрашиваю я свое отражение в зеркале. – Неужели он думает, что я девственница?

– Я абсолютно уверена, он имеет в виду, что твой рот прямо таки идеален для орального секса, – подмигивает мне Харлоу. – И если позволите, осмелюсь предположить, что сегодня ночью ты отделаешь этого парня по полной программе. Ты слышала что-нибудь сексуальнее его акцента?

Лорелея уже качает головой:

– Не уверена, что Миа из тех, кого можно уговорить на секс на одну ночь…

Я заканчиваю красить губы и сжимаю их:

– О чем это вы? – Я не планировала с ним спать. Я собиралась провести весь вечер, пялясь на Анселя, а потом отправиться в постель в одиночестве и фантазировать, что я это не я, а кто-то другой, и Ансель посвящает меня во все тонкости секса в коридоре. Но когда Лола это произносит, я чувствую, как внутри меня просыпается протест.

Харлоу мгновение изучает меня.

– Думаю, она права. Тебе трудно угодить, – поясняет она.

– Харлоу, ты серьезно? – спрашиваю я. – Ты можешь так спокойно это говорить?

Лола поворачивается ко мне, и глаза у нее широко раскрыты от удивления:

– Я не это имела в виду.

– А вот мне определенно невозможно угодить, – признается Харлоу. – Обожаю наблюдать, как мужчины стараются это сделать. Но у Мии уходит пара недель, прежде чем она избавляется от этой неловкости и начинает свободно общаться.

– Но только не сегодня, – бормочет Лола.

Я запихиваю блеск для губ обратно в клатч и бросаю взгляд на Харлоу:

– А может быть, мне нравится двигаться медленно и обходить эту странную потребность людей болтать без умолку. Зато ты рубишь с плеча – и это нормально. Я тебя не осуждаю.

– Что ж, – Харлоу продолжает, будто я ничего и не говорила, – Ансель восхитителен, и, судя по тому, как он на тебя смотрит, ему не нужно, чтобы ты много болтала.

Лорелея вздыхает:

– Он кажется милым, и они очевидно нравятся друг другу, но к чему это приведет? – Она запихивает все обратно в сумочку и поворачивается лицом к нам, а спиной к раковине. – Он живет во Франции, а она переезжает в Бостон, который чуть ближе к Франции, чем Сан-Диего. Если у тебя будет секс с Анселем, – продолжает она мне, – это будет надежная миссионерская поза, с кучей разговоров и нежными взглядами глаза в глаза. Это не секс на одну ночь.

– Девочки, вы меня с ума сводите, – вздыхаю я.

– Ну, она может настоять на позе по-собачьи, в чем проблема? – недоумевает Харлоу.

Поскольку я в этой беседе явно лишняя, я выхожу из туалета и возвращаюсь в бар, предоставив им возможность дальше обсуждать мои планы на ночь без меня.

* * *

СНАЧАЛА наши друзья по мере того, как привыкают друг к другу (или все вместе пьянеют), будто сливаются с фоном. По их смеху я понимаю, что они больше не прислушиваются ко всему, что мы говорим. В конце концов они отправляются играть в блэк-джек за баром, предварительно многозначительно посмотрев на меня, мол, будь осторожна, и на Анселя, как бы говоря глазами: «Не слишком напирай!»

Он допивает бокал и ставит его на стойку бара:

– Что тебе больше всего нравилось в танцах?

Я чувствую себя смелой, не знаю, из-за джина или из-за Анселя, да это и не важно. Я беру его руку и тяну, заставляя его встать со стула. Он отходит от стойки и идет рядом со мной.

– Потеряться в танце, – отвечаю я, опираясь на него. – Стать кем-то другим.

«Так я могла притвориться кем-угодно, – думаю я, – притвориться, что я в чужом теле делаю то, на что бы, как следует поразмыслив, не решилась в своем. Например, вот так увести Анселя в темный коридор, хотя мне все равно приходится для этого набрать побольше воздуха в легкие и посчитать до десяти, но я это делаю».

Когда мы сворачиваем за угол и останавливаемся, он мурлычет, и я смыкаю губы покрепче, наслаждаясь тем, как этот звук заставляет сжиматься мои легкие. Ну не могут же мои ноги, легкие и мозг отказать одновременно!

– Мы можем притвориться, что это сцена, – шепчет он, облокачиваясь на стену рядом с моей головой. – Ты можешь притвориться кем-то другим. Например, девушкой, которая затащила меня сюда, потому что хочет меня поцеловать.

Я сглатываю, пытаясь в голове собрать слова в предложение:

– Тогда кем будешь ты?

– Парнем, который получит девушку, которую хочет, и который не торопится возвращаться домой.

Он не отводит взгляд, и я чувствую, что тоже не могу оторваться от него, хотя мои колени подгибаются. Он мог бы поцеловать меня в эту самую секунду, но это все равно было бы недостаточно быстро.

– Почему ты привела меня сюда? Подальше от всех? – спрашивает он, и улыбка исчезает с его лица.

Я смотрю через его плечо в сторону клуба, где ненамного светлее, чем там, где мы стоим.

Я не отвечаю, и он наклоняется, чтобы поймать мой взгляд:

– Я задаю слишком много вопросов?

– Мне всегда нужно немного времени, чтобы подобрать слова, – говорю я. – Дело не в тебе.

– Нет-нет, обмани меня! – Он придвигается ближе и улыбается так, что мое сердце замирает. – Позволь мне думать сейчас, когда мы одни, что это из-за меня ты лишилась дара речи.

И он ждет, ждет, пока я найду что ответить. Но правда в том, что при всем многообразии слов, из которых можно выбрать, я не уверена, что имеет значение говорить ему, почему я захотела увести его сюда, подальше от моих подруг, с которыми чувствую себя в безопасности, потому что они всегда готовы объяснить, что я чувствую, или переменить тему при необходимости.

Я не нервничаю, и мне не страшно. Я действительно не знаю, как мне влезть в роль, которую я хочу сыграть: роль кокетливой, открытой, смелой девушки. Что там насчет химии между людьми, когда чувствуешь, что тебя все больше или меньше тянет к кому-то? С Анселем я чувствую, как наши сердца бьются в унисон. Я хочу дотронуться кончиками пальцев до его шеи и губ. Хочу касаться губами его кожи, чтобы почувствовать, такая ли она теплая, как кажется, хочу узнать, понравится ли мне то, что он выпил, попробовав на вкус его язык. Хочу говорить с ним откровенно, без двусмысленности и сражений за каждое конкретное слово, а потом хочу подняться с ним в номер и больше не говорить.

– Спроси меня еще раз, – прошу я.

Он слегка хмурится, не понимая, что я от него хочу.

– Так почему ты меня привела сюда?

На этот раз я отвечаю, не задумываясь:

– Сегодня я хочу прожить другую жизнь.

Его губы чуть-чуть приоткрываются, пока он думает, и я не могу оторвать от них взгляд.

– Со мной, Сериз?

Я киваю:

– Я знаю, что это значит. Это значит «Вишенка». Извращенец.

Его глаза весело блестят.

– Именно.

– И я уверена, что ты понимаешь, что я не девственница.

Он качает головой.

– Ты свой рот видела? Я никогда не видел таких пухлых и красных губ.

Невольно я закусываю нижнюю губу и слегка посасываю ее.

Его взгляд тяжелеет, он наклоняется ближе:

– Мне нравится, когда ты так делаешь. Я тоже хочу попробовать.

Мой голос дрожит и прерывается, когда я шепчу:

– Это просто губы.

– Это не просто губы. И пожалуйста… – Он дразнит меня, и он так близко, что я чувствую аромат его лосьона после бритья. Он пахнет свежестью, зеленью, резко, успокаивающе – всем сразу; ни разу я не чувствовала такого аромата на мужчине. – Ты пользуешься красной помадой и думаешь, что мужчины не заметят твой рот? Наверняка ты догадываешься, о чем мы мечтаем, глядя на такие губы?

Я не закрываю глаза, когда он наклоняется и сжимает мою нижнюю губу своими губами. Но его глаза закрыты. А все мои чувства отзываются на хриплый звук, который он издает: я чувствую, слышу, вижу, как он дрожит.

Он проводит языком по моей губе, нежно посасывает ее, а потом выпускает. Я понимаю, что это был не поцелуй. Он пробовал меня на вкус. И он явно согласен:

– Ты не похожа на вишню.

– А какая я на вкус?

Он пожимает плечами, задумчиво поджимает губы:

– Не могу подобрать подходящее слово. Ты сладкая. Женщина и все еще девушка одновременно.

Одна его рука по-прежнему находится у моей головы, а вот другая играет с краем моего кардигана. Я осознаю: если хочу жить другой жизнью, я должна это сделать. Хватит ходить на цыпочках по краю обрыва. Надо прыгать. Нужно понять, что бы сделала девушка, которой я хочу стать, на моем месте, и притвориться, что я – это она. Она одна на сцене. А Миа просто зритель в зале.

Я тяну его пальцы к подолу платья, а потом – под него.

Он больше не смотрит на мой рот; мы смотрим друг другу прямо в глаза, пока я веду его руку вверх по внутренней части бедра. Здесь, в коридоре, так уединенно, темно и тихо, а из-за угла доносятся пьяное эхо бара и тяжелый бас популярной песни. Нас не видно, но в любой момент кто угодно, если захочет, сможет нас найти. Без всякого сопротивления с моей стороны он проскальзывает пальцем под ткань моих трусиков. Я закрываю глаза и откидываю голову назад, пока он нежно водит по моей самой чувствительной части тела.

Я не знаю, что я сделала или почему, но вдруг меня охватывают противоречивые чувства. Я хочу, чтобы он трогал меня, о господи, я так этого хочу, но при этом я очень напугана. После Люка у меня было двое мужчин, но с ними всегда была прелюдия: поцелуи, все по нарастающей. Но с Анселем все упрощается, меня захлестывает желание.

– Не знаю, кто больше удивлен тем, что ты только что сделала, – говорит он и целует меня в шею. – Ты или я.

Он вытаскивает палец, но тут же вся его рука проскальзывает в трусики. Я задыхаюсь, когда он нежно, но уверенно ласкает меня двумя пальцами.

– Toutes les choses que j’ai envie de te faire…

Я шепчу, сдерживая стон:

– Что ты сказал?

– Просто думаю обо всем, что хочу с тобой сделать. – Он целует меня в подбородок. – Хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, – возражаю я, и меня охватывает паника. – Да.

Он замирает, и я тут же начинаю тосковать по ритмичным движениям его пальцев: – Нет. Не останавливайся.

Он, хрипло посмеиваясь, склоняется, чтобы поцеловать меня в шею, и как только его пальцы снова начинают двигаться, я закрываю глаза.

* * *

МНЕ НУЖНА ЦЕЛАЯ ВЕЧНОСТЬ, чтобы открыть глаза; голова раскалывается. Все тело болит. Я крепко сжимаю виски, будто это поможет собрать голову в единое целое. А она, должно быть, развалилась на части, иначе бы так не болела.

В комнате темно, но за тяжелыми портьерами гостиничного номера, я знаю, слепит яркое солнце Невады.

Даже если я проспала неделю, мне нужно еще две.

Воспоминания о прошлой ночи возвращаются ко мне крошечными беспорядочными вспышками.

Алкоголь. Ансель. Я утаскиваю его в коридор, и я чувствую его язык у себя во рту. Потом мы разговариваем. Много разговариваем. Короткие вспышки обнаженной кожи, движение… и опустошающая легкость после ночи оргазмов, следующих один за другим.

Я вздрагиваю, к горлу подступает тошнота.

Больно пошевелиться. Я чувствую себя разбитой и выпотрошенной, и я даже не сразу понимаю, что лежу совершенно голая. И одна. Ребра, шея и плечи побаливают. Когда мне удается сесть, оказывается, что большая часть постельного белья валяется на полу, а я сижу на голом матрасе, будто меня вырвали из этого хаоса и намеренно уложили сюда.

Рядом с моим обнаженным бедром лежит листок бумаги, аккуратно сложенный пополам. Изящный почерк, сразу понятно, что писал иностранец. Я быстро читаю записку, моя рука дрожит.

«Миа,

я пытался тебя разбудить, но так как у меня ничего не получилось, я решил дать тебе поспать. Думаю, у нас в запасе всего пара часов. Я собираюсь принять душ и затем спуститься вниз, чтобы позавтракать в ресторане напротив лифта. Пожалуйста, найди меня.

Ансель».

Меня трясет, я не могу остановиться. И это не из-за невыносимого похмелья или от осознания, что я провела ночь с незнакомцем и не помню большую ее часть. Не из-за того, в каком состоянии комната: лампа сломана, зеркало все в следах пальцев, пол завален одеждой, подушками и, слава богу, обертками от презервативов. И дело не в темном пятне на ковре во всю комнату от бутылки с содовой. И даже не в маленьких синяках, которые я вижу на ребрах, и не из-за тянущей боли между ног.

Меня трясет потому, что на безымянном пальце моей левой руки – тонкое золотое кольцо.

МЕНЯ ТРЯСЕТ, ПОТОМУ ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОТКУДА У МЕНЯ КОЛЬЦО, ОЧЕНЬ ПОХОЖЕЕ НА ОБРУЧАЛЬНОЕ, И ПОЧЕМУ Я НЕ ПОМНЮ, ЧТО МЫ ДЕЛАЛИ? Единственное, что я помню, после того как увела Анселя в коридор, что мы пили, очень много пили и флиртовали.

Вспышками вспоминается катание на лимузине.

Харлоу кричит что-то из окна, Ансель глупо улыбается.

Кажется, я помню, что видела, как Лола поцеловала Оливера.

Короткая вспышка камеры. Я тащу Анселя вниз по коридору. И секс. Много секса.

Я мчусь в ванную, меня рвет. От алкоголя остается кислый привкус, будто мне в горло влили стыд и сотню плохих идей.

Чищу зубы слабой рукой и сжимаю другую, одаривая свое отражение в зеркале самым грязным взглядом, на который только способна. Я выгляжу хреново, у меня на шее и груди штук семнадцать засосов, и буду откровенна: судя по тому, как выглядит мой рот, ночью я очень увлеклась минетом.

Я глотаю воду из-под крана и, спотыкаясь, возвращаюсь в спальню, натягиваю рубашку из первого чемодана, который попадается мне на пути. Я с трудом могу ходить и валюсь на пол, потратив тридцать секунд на поиски телефона. Заметив его в другом конце комнаты, ползу к нему, чтобы узнать, что он полностью разряжен, а я понятия не имею, куда дела зарядное устройство. Я сдаюсь и остаюсь лежать на полу, прижавшись к нему щекой. В конце концов кто-нибудь найдет мое тело. Ведь найдет, да?

Надеюсь, через несколько лет эта история покажется мне смешной.

– Харлоу? – зову я, морщась от того, как грубо звучит мой голос, от запаха моющего средства и несвежей воды, которыми пахнет ковер. – Лола?

Но огромный люкс совершенно пуст. Где, черт возьми, они провели эту ночь? С ними все в порядке? Картинка, как Лола целует Оливера, снова встает у меня перед глазами, но уже с некоторыми подробностями: они оба стоят перед нами в дешевом свете флуоресцентных ламп.

Да твою же мать, они тоже поженились?!

Кажется, меня сейчас снова стошнит.

Я делаю вдох через нос, потом выдыхаю ртом, и в голове медленно проясняется – достаточно, чтобы я могла подняться и выпить стакан воды из-под крана, чтобы не заблевать всю эту роскошь, за которую платит отец Харлоу.

Жадно набрасываюсь на энергетический батончик и банан из мини-бара, а затем двумя глотками осушаю банку имбирного эля. Чувствую – жидкости мне явно не хватает.

Под душем я тру ноющую кожу, бреюсь и моюсь трясущимися с похмелья руками.

Миа, ты ужасна. Пить ты не умеешь.

Ужасно не то, что я себя отвратительно чувствую, и не то, что я сделала.

Самое ужасное заключается в том, что я хочу найти его не меньше, чем Харлоу и Лолу.

Самое ужасное, что сегодня понедельник, а значит, мы уезжаем, и это меня беспокоит.

Нет, самое ужасное – что я идиотка.

В спальне, пока я вытираюсь и одеваюсь, я все время поглядываю на записку, которую оставила на матрасе. Его аккуратный, наклонный почерк смотрит в потолок, и вдруг в мыслях всплывает тонкая нить воспоминаний: я выталкиваю одетого Анселя из ванной, усаживаюсь на унитаз с пачкой бумаги и шариковой ручкой в руках. Я пишу письмо? Кажется… себе?

Но я нигде не могу его найти – ни в огромной куче одеял на полу, ни под разбросанными диванными подушками в гостиной, ни в ванной. Нигде. А ведь оно должно быть здесь. Последнее и единственное письмо, которое я себе написала, помогло мне преодолеть самый сложный период в жизни.

Мне нужно найти сегодняшнее письмо! Если оно существует.

* * *

ПОСЛЕ САМОЙ тошнотворной и тревожной поездки на лифте в истории я, наконец, оказываюсь внизу. Вижу парней у кабинки ресторана, но Лолы и Харлоу с ними нет. Парни о чем-то спорят, но они всегда о чем-то спорят, видимо, это такой способ мужчин общаться друг с другом. Они кричат, жестикулируют и выглядят раздраженными, а потом смеются. Не похоже, чтобы они приходили в себя после массового преступления, и я чувствую, как мои плечи немного расслабляются, потому что я уверена, где бы ни были сейчас Лола и Харлоу, с ними все в порядке.

Замерев на пороге, я не обращаю внимания на бойкую хостесс, которая несколько раз уточняет, нужен ли мне столик на одного. Головная боль возвращается, и, я надеюсь, когда-нибудь мои ноги начнут двигаться и эта девушка оставит меня в покое.

Ансель поднимает голову и видит меня, его улыбка на секунду исчезает, а на ее месте возникает нечто более сладкое. Это счастливое облегчение. Он совсем не умеет притворяться, у него все написано на лице.

Финн и Оливер оборачиваются и тоже видят меня. Финн что-то говорит, но я не могу разобрать, что именно, а потом дважды ударяет по столу костяшками пальцев и встает со стула.

Ансель остается за столом, а два его друга подходят ко мне.

– Г-г-г-г-де… – начинаю я, замолкаю, выпрямляюсь и говорю: – Где Харлоу и Лола?

Оливер указывает подбородком в сторону лифта:

– Спт. Амжет быть, дш.

Я скосила на австралийца глаза:

– Что?

– Спят, – переводит Финн, смеясь. – А может быть, в душе. – Его акцент не заметен, когда он трезвый. – Я им скажу, что ты внизу.

Я выжидающе поднимаю брови. Вдруг они захотят поделиться еще какой-нибудь информацией.

– И? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

Финн сдвигает брови:

– И… что?

– Мы все переженились? – спрашиваю я, подразумевая, что он сейчас скажет: «Нет, ты что, это же просто игра! Мы выиграли эти дорогие золотые кольца в блэк-джек!»

Но он кивает, и кажется, такой поворот событий его совсем не беспокоит. Чего не скажешь обо мне.

– Ага. Но не волнуйся, мы все исправим.

Он оглядывается на столик и многозначительно смотрит на Анселя.

– Исправим? – повторяю я, о господи, кажется, у меня инсульт?

Повернувшись ко мне, Финн кладет руку мне на плечо, в его взгляде читается сочувствие. И когда я смотрю на сидящего за ним Анселя, я вижу, что у него… у моего мужа?!! глаза светятся от счастья.

– Ты знаешь, кто такой Брони?

В ответ я моргаю, не уверена, что верно расслышала:

– Кто?

– Брони, – повторяет он. – Это такие парни, которые любят сериал «Мой маленький пони».

– Так, хорошо. Но при чем тут…

Он приседает, так что его лицо оказывается на одном уровне с моим.

– Я спрашиваю тебя об этом не потому, что мужчина, за которого ты вышла замуж в пьяном угаре, Брони, а потому, что он считает саму идею Брони фантастической.

– Мне кажется, я не догоняю, – шепчу я. – Я все еще пьяна? Или он пьян? В каком долбаном мире я проснулась сегодня?

– Однажды он принял ванну с желатиновыми десертами просто потому, что кто-то его на это подбил, а ему было любопытно попробовать, – рассказывает Финн. – Ему нравится открывать бутылки с вином только при помощи стены и ботинка. А когда в Альбукерке у нас закончились наличные, а в ресторане отказались принимать кредитные карты, он оплатил наш ужин, станцевав стриптиз в соседнем маленьком клубе.

– Так. Мне нужен кофе. Чтобы понять хоть что-то из твоего рассказа, – заявляю я.

Финн пропускает мои слова мимо ушей:

– Он тогда заработал семьсот долларов, но речь не об этом.

– Ладно. – Я снова поглядываю на Анселя. Он нас не слышит, но отлично знает этих ребят, так что ему это и не нужно. Он откровенно хохочет.

– Речь о том, чтобы ты держала все это в уме, когда говоришь с ним. Я имею в виду… Ансель всегда немного влюбляется в то, что видит. – Когда он это произносит, мое сердце болезненно сжимается. – И именно за это я люблю этого парня, но вся его жизнь… она… – Он беспомощно оглядывается на Оливера в поисках поддержки.

Оливер вынимает зубочистку изо рта и, прежде чем вернуть ее назад, выдает:

– Нпрскзум?

– Непредсказуема. – Финн треплет меня по плечу, словно мы поняли друг друга, как будто этот разговор что-то прояснил, и отходит. Оливер торжественно кивает. Неоновые лампочки отражаются в стеклах его очков, и я снова моргаю, размышляя, не лучше ли мне снова пойти в уборную, чтобы меня вырвало, вместо того разговора, который, судя по всему, мне сейчас предстоит. О чем они вообще говорят? Я хожу с трудом, не говоря уже о том, чтобы как-то осмыслить, что вышла замуж за парня, который любит в этой жизни все, включая Брони?!

С нервными спазмами в желудке я проскальзываю между двумя столами и подхожу к кабинке с улыбающимся Анселем. За те минуты, что мы были не вместе, вернее, за те минуты, что я была в беспамятстве, я забыла, как он на меня действует. Мои нервные рецепторы обостряются, и кожа жаждет его прикосновений.

– Доброе утро, – произносит он медленно хриплым голосом. Он кажется бледным, а под глазами пролегли темные круги. Судя по тому, как он выглядит, хотя и встал раньше меня, я сильно сомневаюсь, что через пару часов мне станет лучше.

– Доброе утро, – зависаю я у края стола, не решаясь присесть. – О чем говорил Финн?

Он отмахивается, уже забыв об этом.

– Я видел, что ты идешь, и заказал апельсиновый сок и то, что вы, американцы, называете словом «кофе».

– Спасибо.

Когда я сажусь, от тянущей боли между ног у меня перехватывает дыхание – это напоминание о дикой ночи как третий участник за нашим столом. Я вздрагиваю, вздрагиваю всем телом, и Ансель замечает это. Его реакция меня смешит: он краснеет, а глаза его невольно начинают пересчитывать следы, которые он оставил на моих шее и груди. Я жалею, что не взяла шарф, летом в пустыне он пришелся бы кстати, пытаюсь прикрыться дрожащей рукой, и он взрывается смехом. Я падаю головой на скрещенные на столе руки и тяжело вздыхаю. Все, завязываю с выпивкой!

– Насчет этих следов от укусов… – начинает он.

– Да, о них.

– Ты просила меня тебя кусать.

– Я?!! Просила???

– И очень настойчиво, – говорит он, усмехаясь. – А я джентльмен, я не мог отказать и с радостью выполнил твою просьбу.

– Ох.

– Судя по всему, ночка выдалась бурная.

Я поднимаю голову, благодарю официантку, когда она ставит передо мной чашку кофе.

– Я плохо помню подробности.

И да, вот они: мы вваливаемся в номер отеля, смеясь и падая прямо на пороге. Он, играючи поворачивает меня спиной к себе, целует шею, спускается губами по спине к бедрам. Раздевает меня руками, зубами и словами, целует мою кожу. Я нетерпеливо раздеваю его, чуть не порвав рубашку на груди, – не слишком изящно…

Когда я поднимаю взгляд и смотрю ему в глаза, он потирает шею и смущенно улыбается:

– Судя по моим ощущениям, то мы… э… это было довольно долго.

Я чувствую, как мое лицо обдает жаром, а желудок тут же сжимается. Не первый раз я уже слышу подобный упрек.

– Прости. Мое тело, оно… меня трудно удовлетворить. Чтобы довести меня до оргазма, Люку требовалась вечность, и когда мы первое время были вместе, я притворялась, что кончила, чтобы он не чувствовал себя неудачником.

О боже, я что, действительно сказала это вслух?

Ансель потирает нос с выражением, которого я раньше у него не видела, он выглядит очаровательно растерянным.

– Что? Ты же не робот, иногда требуется время. А мне очень понравилось выяснять, как доставить тебе удовольствие. – Он морщится и на этот раз выглядит виновато. – Боюсь, что это я долго не мог успокоиться. Я слишком много выпил. И кроме того… после каждого раза нам обоим хотелось еще… Я чувствую себя так, словно сделал миллион подходов.

И я понимаю, что это правда. Даже сейчас мое тело напоминает музыкальный инструмент, на котором прошлой ночью виртуозно играли несколько часов подряд, и, кажется, мое желание исполнилось: я получила другую жизнь. Жизнь женщины, у которой был внимательный и страстный любовник. Даже несмотря на похмелье, я чувствую себя растянутой и разогретой, это такое удовлетворение, которое пробирает до костей и до самых укромных уголков мозга.

Я вспоминаю диван в гостиной, на который Ансель перенес меня и на котором закончил начатое в коридоре… ощущение от его прикосновений, когда он снимал с меня трусики, скользя кончиками пальцев по разгоряченной нежной коже…

– Ты такая нежная, – произнес он, целуя меня. – Такая нежная и влажная, я боюсь, что для этого маленького, прекрасного тела я слишком груб.

Дрожащей рукой он снял с меня трусики, медленно стянув их вниз по ногам, и бросил на пол.

– Сначала я позабочусь о тебе. Потому что когда я войду, я знаю, я не смогу себя контролировать, – проговорил он, улыбаясь. Он щекотал мои бедра, целовал мой подбородок, а его рука соскочила вниз по животу в промежность. – Скажи, когда будет хорошо.

Я сказала это почти сразу, как только он надавил на клитор пальцами и начал скользить по нему вперед-назад. Я дрожала, умоляла и потянулась к его брюкам. Я неловко стащила их с него, не расстегивая. Я хотела только одного – ощутить, как он наливается в моей руке.

По моему телу пробегает дрожь, когда я вспоминаю первый оргазм и как за ним сразу последовал второй, а потом я оттолкнула его, скатилась с дивана и он оказался у меня во рту.

Но я не помню, как это закончилось. Думаю, он кончил.

Вдруг меня охватывает паника.

– Там, в гостиной, ты…

Его глаза ненадолго расширяются и наполняются веселыми искрами:

– А ты как думаешь?

Теперь моя очередь смущаться:

– Я… думаю, да.

Он наклоняется вперед, облокачивается на стол и подпирает подбородок рукой.

– Что ты помнишь?

Ах, ты маленький искуситель!

– Ты знаешь, что было.

– Может быть, я забыл? Или, может быть, я хочу послушать твою версию?

Я закрыла глаза и вспомнила, как стояла голыми коленями на ковре и как чуть не задохнулась, когда он, такой большой, оказался у меня во рту, его руки в моих волосах, его бедра ударяются о мои ладони.

Когда я поднимаю глаза, он все еще наблюдает за мной, и я очень четко вспоминаю выражение его лица, когда я впервые коснулась его языком.

Схватив чашку с кофе, я подношу ее к губам и делаю большой обжигающий глоток.

А потом я вспоминаю, как он перенес меня в спальню.

Там Ансель страстно целует и облизывает, посасывает и кусает каждый сантиметр моего тела. Помню, как мы катаемся по кровати и падаем на пол, разбиваем лампу. Помню, как сколько-то часов спустя он надевает презерватив, его мускулистое тело, опускающееся на меня. Я изнывала от желания почувствовать его вес на себе. Он был идеальным любовником: вошел в меня очень нежно, даже несмотря на то, что мы были абсолютно пьяны, двигался медленно и аккуратно, так что я вся потекла и выгнулась навстречу ему. Я помню, как он стонал, приближаясь к высшей точке, и как, развернув меня, прижал животом к матрасу и прикусил за шею. Оставив один из множества следов.

Ансель следит за мной через стол, знакомая улыбочка кривит его рот.

– Ну? Кончил я?

Я открываю рот, но по его лукавому взгляду понимаю, что, кажется, мы оба вспоминаем сейчас, как он прижал меня к стене, приподнял и с силой вошел. Где мы были? Я помню, что это было жестко, помню, как в нескольких шагах от нас грохнулась на пол картина, как он говорил, что я совершенна. Помню, как звенели, падая и разбиваясь, бокалы около бара, как капли его пота катились по моей груди. Помню его лицо, как он рукой уперся в зеркало за моей спиной.

Хотя нет, это было в другой раз.

Господи, сколько же раз мы с ним занимались сексом?

Я чувствую, как мои брови ползут вверх.

– Вау.

Он дует в чашку, из которой поднимается витиеватый пар:

– Хмм?

– Да, мне кажется… тебе понравилось. Мы, должно быть, сделали это много раз.

– И где тебе понравилось больше всего? В гостиной? Или в спальне? Или на полу? В постели, у стены, у зеркала, у бара, снова на полу?

– Тссс! – шепчу я и поднимаю чашку, чтобы сделать маленький глоток кофе. И улыбаюсь в кружку. – Ты просто ненормальный.

– Моему пенису, кажется, нужен гипс.

Я прыскаю от смеха, и горячий кофе попадает мне в нос.

Но когда я вытираю салфеткой рот, улыбка Анселя исчезает. Он уставился на мою руку.

Черт, черт, черт. Я же не сняла кольцо.

Я не вижу его руки. И вчерашний безумный секс меня не сильно беспокоит. Мы ведь еще даже не начали разговор о том, что действительно важно: как нам теперь выпутываться из этой пьяной истории. Как все исправить. Это намного важнее, чем то, предохранялись ли мы или как неловко расстались. Безумные отношения на одну ночь ни к чему не обязывают, если только вы не настолько глупы, чтобы еще и пожениться.

Так почему я не сняла кольцо сразу, как только его заметила?

– Я н-н-н-н-е… то есть… – начинаю я, а он смотрит на меня, не моргая. – Я не хотела, чтобы оно потерялось, поэтому и не сняла. Вдруг оно настоящее или… или чье-то.

– Оно твое, – говорит он.

Я опускаю глаза на стол и замечаю между солонкой и перечницей два обручальных кольца. Они мужские? И одно из них его? О господи.

Я начинаю медленно стягивать свое, но Ансель останавливает меня, перегибаясь через стол, и поднимает другую руку – на его пальце тоже до сих пор красуется кольцо.

– Не переживай. Я тоже не хотел его потерять.

Нет, это все слишком странно. То есть – слишком странно для меня. Меня как будто затягивает бурная волна. Я в панике! Мы женаты, и это не игра! Он живет во Франции, я переезжаю через несколько недель. Мы совершили огромную ошибку. И о господи, я не могу этого хотеть. Я же не сумасшедшая. И сколько надо заплатить, чтобы выбраться из этой заварушки?

Я решительно отодвигаюсь от стола. Мне нужно на воздух, мне нужны мои подруги.

– А как этот вопрос решают… остальные? – спрашиваю я, и так понятно, кого я имею в виду.

Он проводит рукой по лицу и оглядывается, как будто проверяет, рядом ли его друзья. Повернувшись ко мне, произносит:

– Я думаю, они встречаются в лобби в час. А потом, я полагаю, вы, девочки, планируете ехать домой.

Домой. Я вздыхаю. Три недели дома, с семьей, где даже очаровательная болтовня моих братьев, играющих в «Икс-бокс», не может скрасить брюзжание отца. И я снова вздыхаю: отец. Что, если он узнает об этом? Будет ли он тогда помогать мне оплачивать квартиру в Бостоне?

Я ненавижу зависимость от него. Ненавижу эту его легкую презрительную улыбочку, с которой он говорит мне, что я в очередной раз облажалась. А еще ненавижу, что меня сейчас, кажется, вырвет. Паника начинается с горячего комка в желудке и разливается обжигающей волной под кожей. Руки немеют, на лбу выступает холодный пот. Мне нужно найти Лолу или Харлоу. Мне нужно уйти.

– Наверно, мне стоит найти девочек и идти уже собираться… – Я неопределенно машу рукой в сторону лифта и встаю, боль напоминает о себе, и у нее несколько причин.

– Миа. – Он тянется к моей руке, достает из кармана толстый конверт и смотрит мне в глаза. – Я должен кое-что тебе отдать.

Мое пропавшее письмо.