Несравненный агент влияния

Весной 1701 года молодой король Испании в возрасте 18 лет вступил в брак с 13-летней Марией-Луизой, дочерью герцога Савойского, своей дальней родственницей, которая с утра до вечера заливалась слезами по родному Пьемонту. Чета новобрачных со своей свитой посетила испанские владения на Апеннинском полуострове – Ломбардию и королевство Неаполитанское, а также получила благословение от папы и отправилась в Мадрид. Людовик ХIV, не без содействия со стороны Мадам де Ментенон, приставил к молодой супружеской паре принцессу Дезюрсен (1642–1722). Эту энергичную даму назначили первой статс-дамой, ей надлежало создать новый двор и руководить неопытными монархами, всячески защищая французские интересы. Переписка принцессы с Мадам де Ментенон представляла собой своего рода инструкции для молодого короля Филиппа V Испанского, которые в условиях войны было нежелательно доверять дипломатической почте. Деятельность принцессы Дезюрсен являет собой уникальный пример агента влияния, с честью выполнившего свою задачу в сложнейших условиях.

Здесь придется напомнить читателю о дуэли, состоявшейся 20 января 1663 года, которую затеяли по выходе из театра принц де Шалэ, принадлежавший к старинному роду Талейран-Перигор, и маркиз де Лафрет. Невзирая на королевский запрет поединков, дворян того времени хлебом не корми, но лишь дай повод проявить свою доблесть. В конце концов, в дуэли приняли участие восемь человек, закончилась она смертью маркиза д’Антена, брата будущего мужа Мадам де Монтеспан. Король потребовал от парламента наказать преступивших его запрет со всей возможной строгостью, а потому всех прочих приговорили к казни через отсечение головы. Такая суровость объяснялась невозможностью приведения приговора в исполнение, поскольку все семеро правонарушителей немедленно ударились в бега. Зачинщик дуэли, принц де Шалэ, отправился в Испанию, за ним последовала его жена Мари-Анна, статная шатенка с голубыми глазами и королевской осанкой.

В Мадриде беглецов радушно приняли в свои ряды члены профранцузской партии во главе с аббатом Портокарреро, более увлеченным политическими делами, нежели религиозными. Супруги были представлены ко двору; к ним благосклонно отнесся король Филипп IV, отец королевы Марии-Терезии. Принцесса де Шалэ пользовалась большим успехом, в ее гостиной царил дух французской культуры и образа жизни, нечто вроде глотка свежего воздуха для томящихся в оковах жесточайшего этикета испанских придворных. Завсегдатай парижских салонов, Мари-Анна почувствовала вкус к политике и с головой окунулась в хитросплетения этой непредсказуемой сферы – детей у нее не было, нерастраченная энергия молодости била через край, и она могла полностью отдаться этому волнующему занятию. Ей ужасно хотелось вернуться в отечество, и молодая женщина надеялась, что ее труды по укреплению престижа Франции помогут ее мужу загладить его своенравный поступок.

К сожалению, в 1665 году король скончался, ему наследовал Карл II, болезненная и совершенно дегенеративная личность. Принц де Шалэ, который уже соскучился по активной жизни военного, решил предложить свои услуги Венецианской республике, которая испокон веков состояла в непрекращающихся распрях с Оттоманской империей. Он отправил жену в Рим, где в Ватикане служил ее кузен, кардинал д’Эстре, а сам устремился к берегам Венецианской лагуны. К сожалению, жестокая болотная лихорадка оборвала его жизнь по пути на новое место службы.

В Риме молодой вдове пришлось поселиться в монастыре, ибо это был единственно возможный способ проживания одинокой дамы, к тому же практически лишенной средств к существованию. Ее взяли под опеку два французских кардинала и все тот же Портокарреро, недавно возведенный в кардинальский сан. Мари-Анна жаждала деятельности, но в ее положении это не представлялось возможным. Кардиналы, осознававшие большой потенциал вдовы и жаждавшие как можно скорее воспользоваться им в полной мере, быстрехонько нашли ей мужа в лице пятидесятипятилетнего князя Флавио Орсини, герцога де Браччано, чрезвычайно родовитого, сказочно богатого, но прескверного нрава. После венчания супруга открыла в его дворце салон, куда стекались все те личности, которые представляли собой хоть что-то в Вечном городе. Он стал культурным и политическим центром, слава его перешагнула за границы Рима, а профранцузская направленность оказалась настолько плодотворной, что Людовик ХIV счел нужным наградить князя Орсини высоким королевским орденом.

Воодушевленная столь высокой оценкой ее деятельности и раздраженная бесконечными сценами ревности супруга, Мари-Анна решила навестить свое отечество, надеясь, что ее прошлое беглянки прочно забыто. Она оказалась права, ибо была прекрасно принята в Версале, причем король был чрезвычайно любезен с нею. Более того, она нашла общий язык с маркизой де Ментенон, которую знавала еще во времена бытности той женой поэта Скаррона. Когда настала пора возвращения в Рим, дамы уговорились вести переписку, ибо Мадам де Ментенон считала, что княгиня Орсини может принести там большую пользу своему отечеству. Эта переписка велась очень активно (вначале обе дамы поклялись уничтожать письма друг друга, но ни одна не выполнила своего обещания, а потому историки теперь имеют в своем распоряжении чрезвычайно ценный материал), и княгиня Орсини чувствовала себя возведенной в ранг официального дипломата.

В 1687 году докучливый супруг Мари-Анны скончался, оставив после себя обширное имущество, опутанное значительными долгами, к тому же на наследство предъявил свои притязания племянник усопшего. В предвидении долгого и изматывающего судебного процесса вдова пошла по пути наименьшего сопротивления, продав племяннику оба титула. Далее она офранцузила свое имя, называясь отныне принцессой Дезюрсен, хотя не имела на это никакого права.

Отныне Мари-Анна полностью отдалась политике, ибо власти Франции мучил вопрос, кто унаследует королю Карлу II, больному и не имевшему наследников. Надлежало активно действовать при Святом престоле, проводя через кардинала Портокарреро ту политику, что наилучшим исходом для Испании, ослабленной правлением недееспособного монарха, было бы воцарение на троне потомка Людовика ХIV. Для большей заинтересованности Портокарреро посулили должность первого министра. В конце концов, эта эфемерная идея обрела реальные очертания, и внук французского монарха был объявлен испанским королем.

Естественно, Европа встретила решение Людовика натуральным образом в штыки. Права на престол Испании предъявил австрийский император Леопольд I Габсбург, ибо покойный король Карл II принадлежал к испанской ветви этой династии. Король Англии, Вильгельм III Оранский, хотя и не имел непосредственной территориальной заинтересованности, но питал вечную английскую зависть к своему мощному соседу и лелеял мечту обойти его. К их союзу присоединилось еще несколько европейских государств, и началась Война за испанское наследство, длительная, с военным театром, разбросанным на огромной территории четырех фронтов в Италии, Германии, Фландрии и Испании, на Атлантическом океане и побережье Америки, настоящими реками крови, проливавшимися в битвах невиданного доселе масштаба. Достаточно сказать, что после Гогенштедской битвы (или, как еще принято называть ее, сражение при Бленхейме) от 60-тысячной франко-баварской армии едва удалось собрать 20 тысяч, в плен попал даже один маршал. После нескольких незначительных успехов французской армии судьба обернулась против Людовика.

Как смогли удержаться на троне юные дети, страстно влюбленные друг в друга и не обладавшие никаким опытом правления? То, что им удалось сохранить корону, является исключительно заслугой принцессы Дезюрсен. Первая статс-дама повела очень тонкую политику, обеспечивая им поддержку испанцев и урезонивая французов, которые немедленно начали претендовать на высокие посты в Испании. Она сумела сделать популярными юных монархов, в особенности Марию-Луизу, ибо Филипп был безнадежно слаб. Единственно, что он унаследовал от своего деда, – так это его неимоверный сексуальный аппетит. Юный король отказался от традиционных раздельных королевских покоев, предпочитая каждодневно разделять ложе со своей женой. Супруга же его, невзирая на молодость, сумела заставить новых подданных полюбить себя. Не в последнюю очередь здесь сыграл свою роль тот факт, что она произвела на свет четырех сыновей. Для Испании, где в королевской династии в течение последних 46 лет не состоялось ни одних крестин младенца, эти события стали настоящими праздниками.

Можно только позавидовать железному здоровью принцессы Дезюрсен, женщины отнюдь не первой молодости, которая находилась при королевской чете с утра до вечера, поставив целью своей жизни укрепление Бурбонов на испанском троне. Первая статс-дама вершила все дела королевства, назначала и увольняла министров, безоговорочно диктовала свою волю. Она видела единственный путь к успеху: продолжать войну до победного конца. Здесь ее взгляды полностью расходились с мнением Мадам де Ментенон: та считала войну величайшим бедствием и требовала скорейшего заключения мира.

У Франции для такой войны не было ни финансовых, ни людских ресурсов. Однако король с некоторых времен взял себе за правило не назначать в министры людей с сильной личностью, а потому окружавшие его теперь пешки не могли ни дать дельного совета, ни составить какой-то дальновидный план действий. Началась длительная цепь поражений и неудач; австрийский император назначил королем Испании под именем Карла III своего сына-эрцгерцога. Тот отправился в Испанию, и Филиппу V с семьей пришлось бежать из Мадрида.

Здесь нет смысла пересказывать ход этой войны, которая не изменила Людовика: он оставался эгоистичным, бесчувственным, своевольным и эгоцентричным. Однако нескончаемые военные неудачи плюс исключительно холодная зима в Европе 1709 года, когда каналы Венеции покрылись льдом, мороз сгубил во Франции все деревья и посевы, а на столе короля в Версале в бокале замерзало вино, привели к тому, что он в какой-то день не смог сдержать слезы на заседании Государственного совета. От последствий страшной зимы погибли около полутора миллиона французов. Король отправил на Монетный двор всю свою серебряную посуду, его примеру последовали знатнейшие вельможи. Он уже перестал надеяться на какие-то собственные возможности для достижения перелома в ходе войны, ибо стал воспринимать успехи и поражения как проявление воли Божией. Переговоры о мире, начатые несколько раз, быстро проваливались, ибо теперь их условия диктовал уже не Людовик.

В конце концов, мирные договоры удалось заключить лишь с большим трудом. Надо сказать, что в затягивание переговоров внесла свой немалый вклад принцесса Дезюрсен. Ей исполнилось семьдесят лет, и она понимала, что с заключением мира она уже не будет нужна при испанском дворе. Поэтому первая статс-дама решила воспользоваться переговорами, чтобы выторговать себе княжество во Фландрии, где могла бы поселиться вместе со своим любовником, которому по молодости более пристало бы играть роль ее внука.

Все изменила внезапная смерть королевы Марии-Луизы в возрасте всего двадцати пяти лет от чахотки, погрузившая Филиппа в состояние глубокого отчаяния. Мадам Дезюрсен сначала вынашивала замысел сочетаться браком с овдовевшим королем, вполне годившимся ей во внуки. По зрелом размышлении принцесса решила найти новую королеву из какой-нибудь не слишком могущественной династии, чтобы та была обязана ей своим возвышением и плясала бы под дудку первой статс-дамы. На скорейшем заключении брака настаивал и король, более чем от неизбывного горя страдавший от вынужденного сексуального воздержания: религиозные убеждения не позволяли ему предаваться любви, не освященной церковным благословением. Принцесса Дезюрсен быстро нашла подходящую, с ее точки зрения, кандидатку в лице Елизаветы Фарнезе, тихой миловидной девушки с лицом, несколько подпорченным оспой, последней представительницы римского рода Фарнезе, давшего Италии папу, нескольких кардиналов и военных, властителей герцогства Пармы и Пьяченцы. Представление об образе действий, характеризующих эту династию, дает емкое высказывание одного из ее представителей: «Там, где нет опасности, нет славы». Теперь под давлением французского короля и Мадам де Ментенон, уповая на сохранение своего положения при испанском дворе, принцесса Дезюрсен отказалась от идеи обзавестись личным княжеством, и в 1714 году был подписан долгожданный Утрехтский мирный договор.

23 декабря 1714 года Елизавета Фарнезе прибыла в Гвадалахару, где ее встретила первая статс-дама, не у двери дворца, как оно подобало ее рангу, а на лестничной площадке второго этажа. После того как дамы приветствовали друг друга, Елизавета пожелала побеседовать с принцессой, и они уединились в гостиной. Через пять минут будущая королева открыла дверь, подозвала капитана гвардии и приказала ему:

– Немедленно отправьте эту безумную кратчайшим путем на границу!

Приказ был исполнен немедленно, первой статс-даме даже не позволили переодеться. В течение последующих тридцати лет, пользуясь неустойчивым психическим состоянием мужа, который немедленно попал к ней в некий род сексуального рабства, королева Изабелла – так ее называли на испанский лад, – успешно вершила внешнюю политику государства, направленную на восстановление испанских владений в Италии и закреплении на тронах герцогства Парма и Испании рожденных ею сыновей.

В Версале принцессу Дезюрсен встретили весьма прохладно, Мадам де Ментенон удостоила ее всего двумя аудиенциями и, как она писала в одном из своих писем, приложила все усилия к тому, чтобы эта особа «как можно скорее выехала из Франции».

Таким образом, принцесса оказалась в Риме, в старом дворце Орсини. Невзирая на свои семьдесят два года, она все еще была полна энергии и не желала устраняться от мира большой политики, ставшего для нее привычной средой. Неугомонная принцесса приняла под свое покровительство королевскую семью Стюартов, вынужденных покинуть Англию после так называемой «Славной революции», ибо их пребывание стало нежелательным в приютившей их поначалу Франции. Именно благодаря ее связям в Ватикане изгнанники обрели в Риме вторую родину, принцесса же продолжала чувствовать себя востребованным агентом влияния вплоть до своей смерти в солидном возрасте восьмидесяти лет.