Предательство фаворита
Для того чтобы привести подобный сложный замысел в исполнение, у Сен-Мара совершенно отсутствовали требуемые для того качества: трезвость оценки ситуации, проницательность, дипломатичность и выдержка. Как известно, Людовик ХIII попытался править два года самостоятельно, но это быстро утомило его, и, надо полагать, в своих тайных молитвах он не раз благодарил Господа, ниспославшего ему гениального первого министра. Король безо всяких околичностей одобрял все действия Ришелье, единственной областью, где монарх сохранял некоторую инициативу, было назначение на военные должности, да и то он старался предварительно заручиться мнением кардинала на этот счет. Но, будучи неврастеником, Людовик любил пожаловаться на свою ограниченность в свободе действий и на то, как был бы счастлив, если кто-нибудь освободил бы его от этих пут, наложенных первым министром. Более опытные придворные пропускали мимо ушей эти стенания монарха, понимая, что тот как-то пытается изобразить из себя истинного повелителя; однако молодняк вроде Мари д’Отфор, Луизы де Лафайет и Сен-Мара принимали эти излияния за чистую монету. Случай свел фаворита с герцогом Буйонским, одним из основных оппозиционеров королевской власти, и эта встреча заронила в шальную голову молодого человека мысль привлечь его к заговору. Конечно, возглавить его должен был основной противник короля, т. е. неисправимый участник всех подкопов под законного помазанника Божия, его собственный брат Гастон Орлеанский. Фаворит без особого труда уверил его, что Людовик жаждет избавиться от своего первого министра, в чем сильно полагается на своего любимца. Сен-Мару же нужна поддержка и защита брата короля. Гастона не пришлось уговаривать дважды.
Заговорщикам виделись три пути покончить с Ришелье. Первым являлось физическое устранение, но, поскольку предыдущие попытки закончились провалом, сторонников этого плана не нашлось. Вторым вариантом было убедить короля отказаться от Ришелье. Но был выбран третий путь: добиться падения ненавистного министра посредством гражданской войны, поддержанной иностранным союзником, которым могла оказаться как раз Испания, к войне с которой шла подготовка.
Получив согласие на поддержку плана заговора Гастоном Орлеанским, Сен-Мар теперь уже основательно договорился о содействии этому предприятию с герцогом Буйонским. Сохранились свидетельства современников, что о заговоре знала и королева, хотя отказалась участвовать в нем. Как писала в своих мемуарах ее придворная дама, г-жа де Моттвиль, «она заклинала герцога Орлеанского, которого всегда считала своим другом, не говорить другим, что она знала о сием [заговоре]; он пообещал ей сделать сие и строго соблюл свое обещание. Она была ему благодарна и хвалила его за сохранение тайны, когда узнала, что заговор раскрыт».
Уверенный в поддержке брата короля и королевы, герцог Буйонский без колебаний заключил союз с Сен-Маром. Он согласился предоставить участникам заговора крепость Седан, но понимал, что не сможет удержать ее под натиском королевской армии, и счел необходимым получить поддержку Испании.
Тут в дело вступил один из активнейших участников заговора, Луи д’Астарак, маркиз де Марестанг и виконт де Фонтрай (1605–1677). Историю вступления де Фонтрая в заговор всегда приводят в пример того, как неосторожно оброненное слово может настолько ранить человека, что придает ему невиданные силы в борьбе против обидчика. Современники даже были убеждены, что без активных действий де Фонтрая заговор Сен-Мара, возможно, и не оформился бы.
Незначительное с виду событие произошло в приемной кардинала де Ришелье, где находился вместе с другими придворными Фонтрай, который выглядел весьма непривлекательно, ибо был горбат. Его преосвященство ожидал прибытия какого-то важного дипломата и весьма оскорбительно заявил:
– Посторонитесь, господин Фонтрай, не стойте на виду, этот посол не переносит уродов!
Как писал в своих мемуарах де Фонтрай, «он вонзил мне в грудь кинжал». По-видимому, несколько позднее кардинал понял свою ошибку и попытался превратить этот инцидент в шутку, но поистине слово не воробей, и де Фонтрай превратился в его заклятого врага. Отныне он положил все свои силы на построение заговора. Уже в августе 1641 года Фонтрай и Сен-Мар беседовали в Амьене с Гастоном Орлеанским, который сетовал на то, что не видит людей, которые избавили бы Францию от кардинала. В глазах горбуна загорелся огонек, и он с жаром воскликнул:
– Вашему высочеству достаточно дать мне согласие, и я найду таких людей!
Сен-Мар и Фонтрай наметили предварительные планы заговора. Вскоре к ним присоединился Франсуа-Огюст де Ту. Этот явно незаурядный, неглупый, хорошо образованный, много путешествовавший человек сначала активно служил под руководством кардинала, занимая интендантские должности в армии в кампаниях в Артуа и Пьемонте, но затем подружился с недовольными кардиналом вельможами. Возможно, он был амбициозен и считал, что его служба не оценивалась должным образом.
Итак, в конце января 1642 года Гастон Орлеанский, Сен-Мар и герцог Буйонский решили, что пора действовать. Гастон полагал, что король Испании Филипп IV должен предоставить в распоряжение заговорщиков 12 000 пехоты, 6000 конников, а также деньги на оплату им жалованья, 400 000 экю. Со своей стороны, он брал обязательство заключить мир, по которому стороны возвращали захваченные друг у друга города. Филипп IV также обязывался выплачивать ежегодные пенсии: Гастону Орлеанскому – 120 000 экю, герцогу де Буйону и Сен-Мару – по 40 000 экю. Первая статья договора гласила, что его целью является установление мира между государствами и «не будет предприниматься никаких действий против Христианнейшего короля и во вред его государству, а также Христианнейшей правящей королевы». Затем заговорщики разъехались, причем Сен-Мар послал в Севенны дворянина родом из Оверни, де Шаваньяка, ветерана гражданских войн, с целью рекрутировать сторонников из числа солдат и офицеров.
Король и Ришелье в начале февраля отправились в Русильон на очередную военную кампанию. Де Фонтрай, прихватив с собой текст договора и письмо от Гастона Орлеанского фавориту испанского короля герцогу Оливаресу, тронулся в путь на Мадрид. Поскольку внешность у него была приметной, путешествовал он в одежде монаха-капуцина. После четырех дней переговоров, 13 марта 1642 года договор был подписан Оливаресом и псевдонимом де Фонтрая – Клермон. В приложении к договору указывалось, что центром действий станет Седан и, помимо Гастона Орлеанского, на себя берут обязательства «сеньор герцог де Буйон и сьёр де Сен-Мар, главный шталмейстер Франции». Поскольку здоровье короля становилось все хуже, Гастон обещал, что после смерти брата разделит регентство с Сен-Маром. На обратном пути во Францию де Фонтрая предупредили, что на пути в Испанию за ним следили, и он возвратился по другой дороге в Нарбон, где находился Сен-Мар.
По пути в Руссильон Людовик и кардинал двигались различными дорогами, ибо было невозможно размещать их вместе с их огромными свитами в маленьких городах. Ришелье пишет в своих мемуарах, что он лишь по воле Божией избежал опасности быть убитым заговорщиками, хотя Сен-Мар в ходе своего процесса отрицал намерение убить кардинала.
В Нарбонне Ришелье серьезно заболел, и Людовик отправился в Перпиньян, который был намерен осадить. Сен-Мар находился при короле и всячески уговаривал его расстаться с кардиналом. Фонтрай посетил его и пришел к выводу, что фавор главного шталмейстера подходит к концу, а король продолжает безраздельно доверять кардиналу. Де Фонтрай потребовал от Сен-Мара не удерживать его во Франции, и фаворит дал ему свободу действий, в результате чего тот бежал в Англию. Согласно договору, испанцы обещали предоставить свою помощь 1 июля. Из-за болезни Ришелье оставил Нарбонну и отправился на юг, где рассчитывал на более благоприятный климат.
Всю вторую половину апреля и май Сен-Мар не предпринимал никаких действий. 11 апреля в Нарбонну прибыл Франсуа де Ту. Его родственник, государственный секретарь де Бриенн умолял его не связываться с Сен-Маром, но тщетно. Де Ту пытался привлечь к заговору сыновей герцога Вандомского, сводного брата короля, но они отказались. Де Ту присоединился к Сен-Мару и всячески уговаривал его отказаться от интервенции Испании, указывая, что в случае смерти короля или кардинала все решится само собой.
11 июня в руки Ришелье доставили основное свидетельство о существовании заговора – копию договора с Испанией. До сих пор остается неизвестным, каким образом удалось заполучить эту бумагу. Был ли подкуплен кто-то в окружении Оливареса? Была ли то двойная игра маршала де Шомберга, который также был связан с Сен-Маром, и после его ареста ему было предъявлено обвинение, но был оправдан? Подозревают перехваченное письмо от Марии Медичи Сен-Мару, известившее кардинала о существовании договора с испанцами. Одним из вариантов является тот, что заговорщиков выдала Анна Австрийская. Как нам известно, она знала о существовании заговора, а де Ту держал ее в курсе о всех подробностях и предупредил о критическом моменте в развитии заговора. Но, по-видимому, королева, зная об ухудшении здоровья как кардинала, так и супруга, решила не рисковать – регентство, так сказать, было у нее в кармане. К тому же, по свидетельству современников, после раскрытия заговора отношения между супругами внезапно сильно улучшились, Людовик выказывал к ней «большую нежность».
Когда королю были предъявлены неоспоримые доказательства преступления Сен-Мара, он без малейших колебаний отдал приказ об его аресте. Был арестован и де Ту, обоих приговорили к смертной казни, которая состоялась 12 сентября в Лионе. Противно обычаю привозить приговоренных на место казни на позорной тележке, их доставили туда в карете. Сен-Мар, как истинный законодатель моды, явился на казнь разодетый как на парад. На нем был кафтан из коричневого сукна, отделанный широким золотым кружевом, штаны из зеленого шелка, перевязанные белыми лентами, широкий алый плащ с серебряными пуговицами и черная шляпа, поля которой были заломлены на каталонский манер. Оба друга спокойно и с достоинством приняли ужасную казнь – неопытному палачу пришлось сделать несколько ударов, прежде чем приговоренные скончались.
Король встретил казнь своего любимца с полным равнодушием. Здесь уже говорилось о том, как он со временем пристрастился наблюдать за судорогами на лицах умирающих людей. В тот самый час, когда Сен-Мар должен был положить голову на плаху, Людовик посмотрел на стенные часы, сверил их с карманными и безо всякого выражения промолвил:
– В сей час Ле Гран, вероятно, делает скверную гримасу.
Перед казнью Сен-Мар отправил своей матери письмо, в котором просил ее стребовать с короля 100 000 экю, которые королевский дом задолжал ему в виде жалованья. Вдовая маршальша подала королю соответствующее прошение, но Людовик просто не ответил на него, даме же приказал отправиться в свое имение в Турени. Брат фаворита был лишен доходного аббатства, а замок семьи сровняли с землей.
Королю пришлось в очередной раз прощать своего вероломного брата Гастона, но на сей раз тот был вынужден навсегда расстаться с мечтой о власти: постановлением парламента Парижа он был лишен права на регентство, так что даже смерть Людовика не приближала его к трону.
Неблагоприятный исход дела Сен-Мара переполошил принцессу Мари де Гонзаг, которая всячески поощряла стремление своего несостоявшегося жениха возвыситься любым способом. Поскольку специальная комиссия, созданная для расследования дела Сен-Мара, самым тщательным образом изучала все документы, обнаруженные у него, принцесса убоялась, как бы не были использованы во вред ей ее собственные письма. Она написала Ришелье, прося вернуть ее письма и локон ее волос. В ответ его преосвященство не без ехидства попросил принцессу прислать образец ее почерка и прядку волос, ибо среди бумаг казненного нашли столько писем и локонов различных дам, что не представлялось возможным точно опознать ее собственные послания.
Но, по-видимому, послания Мари де Гонзаг Сен-Мару ничем не навредили ее репутации, поскольку уже в весьма почтенном возрасте 35 лет, когда женщины об эту пору обычно становились бабушками, она в 1646 году вышла замуж за короля Польши Ладислава IV Вазу. Сбылась мечта женщины, которая всю жизнь гналась за призраком неограниченной власти. Правда, ей пришлось пережить немало волнений: через пару лет ее муж скоропостижно скончался, но королева Мария не растерялась и не удовольствовалась ролью вдовствующей королевы. В 1649 году она вышла замуж за сводного брата покойного короля, взошедшего на трон под именем Яна II Казимира Собесского. Так что она процарствовала в Польше почти два десятка лет, насаждая при дворе французскую культуру и французские нравы.
Правление Людовика ХIII подходило к концу. 4 декабря 1642 года скончался кардинал Ришелье, положивший столько сил на укрепление Франции и превращение ее в государство под абсолютистским правлением короля. Король пережил своего первого министра всего на полгода, его совместными усилиями доконали воспаление органов пищеварения и бич тех времен, чахотка. После смерти отца на трон взошел пятилетний Людовик ХIV. Умиравший монарх возложил регентство на Анну Австрийскую, но ее действия подлежали контролю со стороны Совета, состоявшего из принцев крови. Через несколько дней после кончины супруга кроткая и преследуемая Анна проявила недюжинную энергию и сообразительность: при содействии канцлера Сегье она добилась в парламенте Парижа отмены завещания короля и подчинения Совета себе, т. е. совершила некоторым образом государственный переворот. Первым министром был назначен ею кардинал Джулио Мазарини, чья безраздельная власть оказалась не менее полезной для укрепления Франции, чем правление Ришелье. Последующие действия Анны Австрийской во время регентства подтвердили слова ее сына, короля Людовика ХIV, сказанные после кончины матери: «Она не только была великой королевой, но заслуживает быть поставленной в ряд самых великих королей».
Хотя Людовик ХIII скончался в возрасте всего сорока двух лет, особого горя по нему подданные не выказали. Потомки считали его весьма посредственным правителем и все достижения Франции относили за счет правления мудрого Ришелье. Одна из эпитафий, которыми насмешливые парижане почтили его кончину, охарактеризовала его более чем жестоко:
В нем было много доблестей лакейских,
Но королевской – ни одной.
Как можно видеть из исторических трудов и романов, ни у кого не вызывали сочувствия ни перенесенные им в юности душевные травмы, ни особенности его интимной жизни. Был ли Людовик ХIII гомосексуален или бисексуален? Об этом до сей поры спорят специалисты не только по истории, но и соответствующих сфер науки. Сам же монарх на смертном одре подвел итог своей жизни одной емкой фразой:
– Ах, короли очень несчастны!
Алессандро Аллори «Портрет Бьянки Капелло, с 1579 года великой герцогини Тосканской»
Сципионе Пульцоне «Портрет Марии Медичи в молодости»
Франц Пурбус-младший «Портрет Генриха IV Бурбона, короля Франции»
Даниэль Дюмонстье «Портрет Кончино Кончини, маршала д’Анкр»
Даниэль Дюмонстье «Портрет Леоноры Галигаи, супруги маршала д’Анкр»
Филипп де Шампань «Портрет Людовика ХIII Бурбона, короля Франции»
Франц Пурбус-младший «Портрет Анны Австрийской, королевы Франции, в молодости»
Франц Пурбус-младший «Портрет Шарля д’Альбера, герцога де Люинь»
Франц Пурбус-младший «Портрет Мари, герцогини де Люинь, урожденной де Роган-Монбазон, во втором браке герцогини де Шеврёз», подруги Анны Австрийской и неисправимой интриганки
Жозеф-Леон де Лестан-Парад «Портрет Анри д’Эффиа, маркиза де Сен-Мар»
