Выше уже приводились кое-какие сведения о Джеймсе Хэе, графе Карлайле, одном из первых фаворитов короля Иакова I и впоследствии его сына. Напоминаем, что он был профессиональным дипломатом, выполнявшим поручения обоих королей в Европе, связанные, в основном, с протестантскими интересами Англии. Именно граф Карлайл совместно с графом Холлендом вел переговоры по заключению брака между принцессой Генриэттой-Марией и Карлом I. Джеймс Хэй был человеком утонченных вкусов, любителем искусств и ценил прекрасное не только в творениях мастеров. В 1607 году он, не без содействия Иакова I, вступил в брак с богатой невестой Онорией Денни, родившей ему двоих сыновей (из которых выжил лишь один), но брак этот продлился недолго. После смерти жены в 1614 году вдовец решил жениться повторно и на сей раз сделал это по склонности сердца. Хэй остановил свой выбор на молоденькой красавице, леди Люси Перси, дочери 9-го графа Нортумберленда. Казалось бы, ее родители были бы только рады выдать дочь за человека, носившего тогда титул барона Соли, пользовавшегося благосклонностью Иакова I, занимавшего должности тайного советника и камер-юнкера при стульчаке, кавалера ордена Бани, выполнявшего особые дипломатические поручения, последовательно занимавшего пост посла в Германии, Франции, Испании и Венеции. На самом деле мать девушки жаждала этого брака, но отец наотрез отказался дать свое согласие.
Род Перси был очень почтенным, его основатель прибыл в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. По отцу Люси была потомком короля Генриха VIII и Мэри Болейн, старшей сестры королевы Анны Болейн и любовницы сего монарха, от которого она родила сына и дочь. Знатность и красота сулили Люси лучезарное будущее, которое, казалось, окончательно загубил ее вздорный отец. Когда девочке было всего шесть лет, он оказался замешанным в дело о знаменитом Пороховом заговоре, каковое преступление стоило ему семнадцатилетнего заключения в Тауэре (графу вменяли в вину то, что лорд Перси знал о комплоте, но не донес о нем властям). Правда, тюремщики не особенно притесняли его, узник даже мог беспрепятственно заниматься спортом и алхимией, за что получил прозвище «Лорд-колдун». Воистину, эти эксперименты обошлись ему недешево: от взрыва он совершенно оглох на одно ухо. Местное, весьма изысканное, общество также позволяло не без приятности проводить свободное от опытов время: в то время в Тауэре содержались сэр Уолтер Рэли и супруги графы Сомерсет. Тем не менее репутация Люси оказалась сильно подмоченной. Хлопоты ее отчаявшейся матери у королевы Анны лишь усложнили положение семейства, ибо король наложил на арестованного огромный штраф в 30 000 фунтов стерлингов (примерно 6 миллионов в нынешнем исчислении), и все имения Перси оказались под секвестром. Лишь много позднее штраф снизили до 11 000 фунтов, но и это нанесло финансам семьи большой урон.
Именно в такой тяжкий момент к девушке посватался Джеймс Хэй. Мать, урожденная Дороти Девере (тоже отпрыск знатнейшей семьи), с радостью уцепилась за такую неожиданную возможность удачно пристроить дочь, но отец заявил, что ни за что не даст согласия.
– Я – из рода Перси, и для меня невыносимо, чтобы дочь отплясывала шотландскую джигу. – Джеймс Хэй принадлежал к так называемой «шотландской клике», которую король Иаков привез из сих диких гор в Лондон, унаследовав трон от королевы Бесс. В некоторых источниках даже упоминается, что отец предлагал дочери 20 000 фунтов за отказ от этого брака, но, учитывая неважное финансовое положение семьи, вряд ли это соответствовало реальной действительности.
Похоже, что упрямый старик продолжал стоять на своем, но король не мог допустить, чтобы его любимец остался на бобах, и свадьбу в конце 1617 года отпраздновали без отеческого благословения. Люси даже в самых сладких грезах не могла мечтать о столь великосветском празднестве: гостями были наследный принц Карл и фаворит Джордж Вильерс. Надо полагать, такой взлет от беспросветного прозябания дочери опального аристократа к королевскому двору лишний раз убедил Люси в том, на что способны женские чары. После свадьбы муж принялся за великосветское образование молодой жены, которое, прямо скажем, оставляло желать лучшего. Хэй сопровождал ее на самые роскошные придворные маскарады-представления, театральные спектакли, ввел в круг покровителей искусства, поэтов, умников и острословов той эпохи. Учтивый, обаятельный, отличавшийся вкусом и склонностью к роскоши во всех ее проявлениях муж быстро пробудил в Люси интерес к придворной жизни и политике. В конце 1618 года у нее родился сын, но через несколько дней младенец скончался, больше детей не было, и молодая женщина полностью отдалась придворной жизни.
Джеймс Хэй тем временем продолжал делать карьеру. Уже в 1618 году ему был пожалован титул виконта Донкастера, в дополнение к ордену Бани он был также произведен в рыцари ордена Подвязки, в 1622 году стал графом Карлайлом. Невзирая на неприглядное поведение свекра, он много хлопотал о смягчении его участи, и в 1621 году сэра Генри Перси наконец-то выпустили из Тауэра. Тем временем Люси завоевала положение одной из первых красавиц двора, ее воспевали в своих виршах многие поэты. Пожалуй, самое откровенное стихотворение сочинил некто Джон Саклинг, построив его в виде беседы с обожателем Люси, Томасом Кэрью. В сокращенном виде оно выглядит следующим образом:
– Она идет – бутоны все вослед за нею расцветают,
И ароматы, роз нежней, ее одежды источают.
– Мой друг, не вижу я цветов и ароматам не внимаю,
Но оком зорким донага я сию леди раздеваю.
Она ушла – ликуй, ведь в том твое спасенье!
Беги ее – опасней смерти лик прелестный сей.
Но кабы зрел ты ляжек сладостных ее свеченье,
Тогда б стремился овладеть красоткой всей.
Дама действительно настолько славилась своей красотой, что, когда она заболела оспой, весь двор пребывал в отчаянии, опасаясь, что ее пленительное лицо будет обезображено. Выздоровев, молодая женщина долго держала общество в напряженном состоянии неведения, и пока засохшие струпики не отвалились с ее кожи, Люси носила маску. Популярность несравненной супруги Хэя был столь велика, что на некоторое время маска стала непременным атрибутом придворной дамы. К счастью, даже злокозненная хворь проявила милосердие по отношению к этому восхитительному созданию и выздоровевшая женщина сохранила свою красоту.
Число поклонников Люси не поддавалось счету, ходили упорные слухи, что она некоторое время была любовницей герцога Бекингема. Это объясняет возникновение истории об алмазных подвесках, которую изложил в своих мемуарах Ларошфуко. Поскольку герцог после возвращения из Франции не скрывал своего увлечения Анной Австрийской, терзаемая ревностью Люси из мести на балу отвлекла внимание вероломного любовника беззаботной болтовней и незаметно отрезала у него два подвеска. В тот же вечер Бекингем заметил пропажу и немедленно принял меры, чтобы графиня не смогла уведомить об этом врагов Анны Австрийской. Он тотчас же отдал приказ закрыть все порты Англии до его особого распоряжения, повелел придворному ювелиру изготовить новые подвески и отправил их королеве Франции, предупредив ее о возможных претензиях со стороны короля и кардинала. В результате Анна Австрийская появилась на балу в парижской ратуше, посвященном исполнению «Мерлезонского балета», в зеленом атласном платье, расшитом золотом и жемчугом, с пресловутыми подвесками на плече.
Существует и вторая версия спасения королевы, более прозаическая: герцогиня де Шеврёз дала своей повелительнице похожие подвески из личного ларца. Как бы то ни было, графиня Карлайл не была никоим образом наказана, не потеряла фавор Бекингема и сумела стать близкой подругой молодой английской королевы. Жизнь подлинной миледи Винтер представляет собой прекрасный материал для увлекательного романа, жаль, что Дюма не стал углубляться в эту тему, а решил наказать зло и казнить дерзкую и безжалостную авантюристку. По-настоящему таланты и вероломство Люси, графини Карлайл, проявились, когда в Англии развернулось политическое противостояние между монархом и парламентом, совершилась буржуазная революция, шли гражданские войны, не утихала тайная борьба за восстановление королевской власти, но об этом вкратце будет рассказано позднее.