Глава 53

Периодически поглядывая в зеркало заднего вида, Ларин добрался до школы. Он решил ехать самой короткой дорогой, вероятно люди Успенского уже ждут его на входе, поэтому он остановился возле пивного бара «Жигули» в ста метрах от заднего двора школы.

Нервы были на пределе. Он вообще-то никогда не позволял себе приходить нетрезвым на работу. Но сегодня сделал исключение.

– Сто «Метаксы», – сказал он бармену.

Крупный парень с бородкой плеснул в стакан бренди.

– Что-нибудь еще? – судя по всему, ранние выпивохи не вызывали у него никаких вопросов, равно как и школьники, заказывающие пиво или что-нибудь покрепче. В конце концов, у нас страна свободная, каждый травится, как хочет и чем хочет. Пока не поймают.

– Нет. – Ларин рассчитался, опрокинул бренди в рот. Внутри все обожгло, но одновременно с огнем пришло спокойствие и хладнокровие. Он знал, что это допинг, обманчивое чувство, но иначе сейчас было нельзя.

В бар заглянули две головы старшеклассников, но, увидев Ларина, поспешили ретироваться.

– Видал, математик бухает! – услышал он возглас.

– Да ну на фиг! Кто?

– Ларин! Я тебе говорю, иди сам посмотри!

– Не, не хочу, еще заметит. У нас алгебра через урок, хочешь к доске? – голоса стихли, и Ларин усмехнулся.

Он вышел из бара, направляясь к дыре в школьном заборе. «Полезное изобретение», – подумал он, протискиваясь между ржавых прутьев.

В школу он вошел через столовую, имеющую отдельный подъезд для приема продуктов. Удивленные повара не успели ничего сказать, однако узнали; самая толстая из них, Антонина, как раз разливала борщ по тарелкам, когда он прошмыгнул мимо.

Оказавшись внутри, он вздохнул с облегчением. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Вряд ли они будут заходить в школу, это чревато, охранник нажмет кнопку – и через пару минут здесь будет несколько машин полиции. Кроме Успенского в школе обучались дети одного министра, нескольких важных словаков и других влиятельных персон. Сжимая в правой руке портфель, он прямиком направился к директору, Надежде Петровне Комаровой.

– Есть разговор, – сказал он, не здороваясь. Плотно закрыв дверь, он прошел к столу, придвинул стул и сел прямо перед ней.

Комарова удивленно подняла глаза.

– Дмитрий Сергеевич? Вас стучать не учили?

– Стучаться? Скажите, Надежда Петровна, а кто настучал на Скокова и Савельеву, вы случайно не в курсе? Почему их нет в школе и что с ними случилось? Где их искать?

Комарова медленно закрыла журнал 11 «Б», сняла очки в тонкой золотой оправе. Она задумалась, взгляд устремился сквозь большое прозрачное окно, за которым в нескольких километрах виднелся огромный башенный кран стройки во дворе дома Ларина.

Он проследил за ее взглядом. Было понятно – она в курсе ситуации, но до последнего скрывала от коллектива и от него, что же происходит на самом деле.

– Дмитрий Сергеевич, – наконец сказала она, продолжая смотреть в окно. – Я должна была вам сказать раньше, но… обстоятельства сложились так, что… словом, следствие взяло с меня подписку о неразглашении.

Ларин подскочил.

– Следствие?! Вы о чем, Надежда Петровна? Какое еще следствие? – Он подумал было, что Скоков загремел по каким-то своим старым делишкам, но тут же отмел эту мысль.

Ее переплетенные пальцы рук нервно двигались, луч солнца, изредка падающий на большой перстень с зеленым камнем, отражался короткими ослепляющими вспышками.

Ларин посмотрел на небольшой глобус, замерший у края стола. Кажется, раньше он пылился на шкафу, Песчинская не любила дешевые атрибуты образования и старалась от них избавляться. Глобус был повернут Россией в сторону Комаровой, а Ларин видел его обратную сторону – Северную Америку.

– Я не должна и не имею права вам об этом говорить… но… так как мы с вами в некотором роде коллеги. – Брови Ларина взметнулись вверх, когда он услышал «в некотором роде», – а Скоков в последнее время по непонятным мне причинам стал занимать вас куда больше остальных учеников, что ж… наверное, вы должны знать. – Ее губы сжались, почти побелели, черты лица заострились. – Денис долгое время участвовал в распространении и продаже наркотиков как в школе, так и за ее пределами. Он создал притон, куда обманом и под страхом разоблачения завлекал школьников и школьниц… И это еще не всё.

Ларин обмяк. Можно было предположить что угодно – но такое ему даже на ум не приходило. Наркотики. Это очень, очень серьезно. Он, конечно же, помнил их беседу, где Скоков признался, что пару раз участвовал в этом, но потом он бросил, и не доверять Денису у него не было оснований. Значит, подставили.

– Наиболее сильно от его делишек пострадала Саша Савельева. Сейчас она находится на принудительном лечении в стационаре, потому что попросту уже не может обходиться без дозы. А теперь скажите мне, Дмитрий Сергеевич, как вы этого всего не замечали? Как такое получилось? Или, быть может… хотя я категорически отвергла такое, возможно, вы тоже как-то в этом замешаны? Почему вы уделяете Скокову столько внимания? Отрываете время от других, более способных учеников? Только не говорите, что это не так.

– Это кто, интересно, по-вашему, более способный ученик? – не сдержался Ларин. Он ожидал чего угодно, но чтобы принципиальную Комарову запугать, заставить перейти на другую сторону…

– Давайте мы сейчас не будем переводить разговор, речь все-таки о Скокове, раз уж вы спросили.

– Верно. – Он вдруг вспомнил душераздирающий крик Дениса в телефоне и машинально достал трубку из кармана, но потом вспомнил, что разговор, конечно же, не записывался, этой функции нет в айфонах в целях защиты абонентов от несанкционированной записи.

– Так вот, на Дениса Скокова заведено уголовное дело, которое рассмотрел суд, принято решение о переводе в закрытое учреждение образования, где его воспитанием займутся специалисты по делинквентному поведению.

Ларин слушал ее слова как в тумане: «О чем она вообще говорит? Как такое возможно? Какой, к чертовой матери, суд? Как они успели все это провернуть за такой короткий срок?» Все эти мысли проносились в его голове со скоростью света, вспыхивали и затухали, не найдя ответа.

– Кроме того, – продолжила Комарова, – вина лежит и на нас, педагогах. Проморгали. Его поведение, будем откровенны, давно вызывало вопросы, но мы, то ли по доброте душевной, то ли желая снять с себя ответственность, старались не замечать этого, закрывали глаза на все его выходки. Дозакрывались.

Ларин не мог унять внутреннюю дрожь. Не спасал даже выпитый коньяк. И волновался он не о собственной судьбе, которой грозило преследование бандитов Успенского, все же он был взрослый человек, мог постоять за себя, хотя и сомневался в своих силах, а о том, что последовало за тем криком.

ЧТО БЫЛО ПОТОМ.

– Ведь он может быть уже мертв, – сказал Ларин тихо. – И я вам этого никогда не прощу. Будьте уверены. То, что вас запугал папаша Успенский, – простительно. Вы женщина, у вас наверняка есть родственники, вы пешком возвращаетесь домой… я вас понимаю, правда. Но… если Дениса убили, вам конец. Я клянусь.

Она побледнела. Кровь отхлынула от ее лица, и в утреннем солнечном свете она предстала перед ним мертвой восковой мумией, без эмоций, чувств, мимики, с потухшим взглядом, в котором он видел только покорность судьбе.

– Вы… вы. – Она попыталась что-то сказать, но вместо слов из груди вырвался странный клекот. Она начала захлебываться непонятно чем, а через секунду схватилась за сердце и повалилась на серый жесткий ковролин.

Ларин вскочил, но не успел ее подхватить. Она рухнула на пол с протяжным вздохом. Кресло откатилось, и она распласталась на полу словно подбитая птица, глаза ее теперь смотрели в краешек неба, видневшийся в окне. Губы еще шевелились, она пыталась что-то сказать.

Ларин присел подле нее, доставая телефон. Скорая. Как вызвать скорую с мобильника? Он не помнил, потому что никогда не вызывал.

Внезапно она схватила его за руку. Притянула к себе.

Он повиновался.

Наклонившись к ее лицу, он уловил слабый запах корвалола, смешанного с духами «Красная Москва», он знал этот запах, потому что его мать когда-то пользовалась такими.

– П… простите меня… – прошептала она. – Я… я… – Голова ее откинулась, тело вздрогнуло, и по нему пробежала сумеречная волна агонии.

Ларин отдернул руку.

Она была мертва.

«Господи, – подумал он. – А ведь день еще только начинается. Что же будет дальше?»

Ему не нужно было щупать пульс на ее шее, он и не хотел этого делать: одна лишь мысль, что придется дотронуться до ее тонкой морщинистой шеи, вызывала в нем отторжение.

Какие варианты?

Как человек, готовый к неприятностям, он просчитывал все наихудшие варианты событий, что могли случиться. Это происходило скорее автоматически, он только отмечал, что «застрять в пробке, если ехать по Моховой, можно с вероятностью 75 %».

Та-ак.

Ларин обернулся. В соседнем помещении сидела Анечка, бессменный секретарь при всех директорах – лет пятидесяти, очень полная и такая же добрая. Если она увидит, что случилось, ее тоже может хватить инфаркт. Человек только что занял должность, о которой мечтал всю жизнь, делал все для достижения своей цели и… вот лежит перед ним на полу кабинета, раскинув руки по сторонам, а на пальце левой руки горит мрачный зеленый перстень.

Он так и не успел узнать самое важное – где держат Дениса. Наверняка у нее должны быть бумаги о переводе, что-то подобное. Он не знал, как они могут выглядеть, эти бумаги.

Ларин взглянул на часы. До урока оставалось девять минут. Не густо.

Поднявшись на ноги, он подошел к столу, взял журнал 11 «Б» и распахнул его, пролистав по очереди тонкие страницы. Фамилия Скокова была аккуратно замазана на всех страницах.

«Вот чем ты занималась, когда я вошел, – подумал Ларин. – Но нет, я впишу тебя обратно, чего бы мне это не стоило».

Предстоящим уроком у него стоял именно 11 «Б», поэтому он машинально сунул журнал в портфель.

В кармане пиджака завибрировал мобильник. Звонила жена. Он хотел сбросить, но как потом объяснить? Да и мало ли что случилось.

– Привет, Света, – сказал он в трубку как можно естественнее. Взгляд непроизвольно возвращался к распростертой фигуре подле стола. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь зайдет: у директора в кабинете в это время обычно проходной двор.

На столе возле письменного прибора Ларин заметил ключи от кабинета.

– Дима, мы приехали. Все нормально. Как у тебя? Мне кажется, стоит вызвать полицию. И предупредить Виктора.

– Света, – мягко сказал он, – всё уже разрулили. Это была ложная тревога, мне принесли извинения. Честно говоря, я просто хотел, чтобы вы с малышкой выбрались из этой квартиры на свежий воздух, подальше от долбежки и стройки. Это же невыносимо!

– Господи, Дим! – она вздохнула, – Так бы сразу и сказал. Мы тут все перенервничали, мама категорически за то, чтобы вызвать полицию. Надо пойти ее успокоить. А папа снова поехал к тебе, что-то повез, сказал какие-то книги ты ему заказал.

– Книги? – Ларин сперва не понял, о чем речь. – Ах… да, книги. Он мне обещал математическую энциклопедию, и я не смог отказаться…

Света рассмеялась.

– Мог бы Олега дома оставить, а то он уже стонать начал от безделья.

– Пусть развеется. Оценки у него хорошие, так что ничего страшного.

– Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – В ее голосе еще слышались тревожные нотки, хотя она явно повеселела.

– Уверен. Главное, передай дочке привет и поцелуй ее за меня в носик.

– Обязательно! А ты приедешь к нам сегодня или дома заночуешь?

Ларин покосился на дверь, там послышались разговор и шаги.

– Пока точно не знаю, еще к Виктору заеду, там видно будет.

Услышав, что муж заедет к брату, она совсем успокоилась.

– Ну хорошо. Звони тогда, буду ждать. Целую!

– Целую, дорогая! – он повесил трубку. Ручка двери начала опускаться. Медленно. Как будто с той стороны кто-то разговаривал и вот-вот намеревался войти.

Ларин мигом, почти не соображая, что делает, перешагнул через тело, схватил Надежду Петровну за тонкие лодыжки и оттащил ее за массивный стол. Привстав, он смерил угол зрения от двери и, согнув ее ноги в коленях, запихнул их под стол.

«Теперь ее, по крайней мере, не видно от двери», – подумал он, холодея.

Дверь распахнулась.

Он выпрямился возле директорского стола во весь рост. Его ноги дрожали. Как и руки тоже. Но лицо выражало полную безмятежность. Все знают, что он с Комаровой в хороших, чуть ли не приятельских отношениях. Главное – не спасовать.

В проеме показалась Анечка. Ее простоватое лицо выражало обеспокоенность.

– Э… – сказала она, увидев Ларина возле стола. – Дмитрий Сергеевич? Простите, не заметила, когда вы вошли… А… где Надежда Петровна? Она же тут была? Ей звонят из комитета по поводу Скокова, я перевела разговор, но трубку никто не снимает…

У Ларина дыхание перехватило. По поводу Скокова. Боковым зрением он заметил, как мигает красный огонек вызова интеркома.

– Аня… так она вышла. Минут пять назад. Сам жду. Скоро же урок, – добавил он. – Должна подойти, сказала, что не долго.

– Как это вышла? – не поняла секретарь. – Когда?

– Наверное, когда я вошел.

Она покачала головой.

– Да не выходила я… вроде. Или выходила? – в сомнении она посмотрела на него.

– Может, просто повернулись в тот момент или были заняты телефонным разговором…

– Да. Пожалуй… я говорила с родительницей… могла пропустить. Но все-таки, странно. Обычно я все помню. Надо сходить к врачу, вдруг это склероз начинается…

Ларин кивнул.

– Обязательно сходите. У моей тетки такое было, не успела вовремя собой заняться, на тебе – Альцгеймер.

Это было жестоко, но необходимо.

У нее округлились глаза.

– Боже мой, Дмитрий Сергеевич! Сегодня же запишусь! – Она хотела уже выйти, видимо, чтобы записаться к врачу, но потом спохватилась: – Так вы тут подождете?

– Да, я тут ее подожду. А то невежливо, просила подождать, вернется, а меня нет. И… Аня… попросите никого не входить, у нас очень важный разговор.

– Конечно, Дмитрий Сергеевич. – Она вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. У нее появились другие проблемы, но дверь она будет стеречь как зеницу ока, в этом можно было не сомневаться.

Он подскочил к телефону, нажал на мигающий красный огонек.

– Алло! – успел сказать он, чтобы на том конце не положили трубку.

– Здравствуйте, – услышал он женский голос. – Мне хотелось бы услышать Надежду Петровну.

– Надежда Петровна вышла встречать делегацию из Китайской Народной Республики. Это Дмитрий Сергеевич Ларин, заведующий учебной частью. – Он удивился, как ему удалось так складно придумать за долю секунды. Видимо, мозг в минуты крайней опасности придумывает ходы раньше, чем случаются события, – он читал о таком в научном журнале.

– Из Китайской Республики? – удивился голос. – А почему мы не в курсе?

Так далеко развитие ситуации его мозг не продумал, а потому он сбился, сердце застучало быстрее, будто его публично уличили во лжи или поймали на краже. В детстве он таскал бублики из булочной возле школы, и как-то раз толстая кассирша в грязном белом халате, засиженном мухами, опустила руку на его хилое плечо, когда он с невинным видом проходил мимо кассы. Она запустила пухлую пятерню с перемотанными лейкопластырем пальцами ему под рубашку и выудила оттуда свежий хрустящий бублик, ароматом которого пропиталась каждая клеточка его существа. Он уже сроднился с этим бубликом, уже десять раз представил, как надкусывает твердую пахучую корочку, вгрызается в мякоть… какое же это наслаждение… Больше никогда в жизни, ни до, ни после того случая, он не испытывал такого жгучего, испепеляющего чувства стыда, как стоя перед воцарившейся на кассе усатой женщиной со строгими карими глазами.

– Принесешь три копейки, – сказала она, когда он трясся всем телом и готов был обмочиться у всех на глазах от унижения и раскаяния, которое испытывает почти каждый впервые пойманный маленький воришка.

Ларин порой ловил себя на том самом ощущении, которое он старательно подавлял все эти годы. Неприятное, скользкое ощущение потери равновесия.

– Да мы и сами не знали до вчерашнего дня, это по линии спонсоров «ЧудоМяско» господина Успенского, если вы…

На том конце провода послышались шорохи, отдаленный разговор: видимо, говоривший обрисовал ситуацию кому-то еще. Он надеялся, что они не станут проверять, кто в школе завуч.

– Дмитрий Сергеевич, конечно, конечно, Кирилл Алексеевич нам очень хорошо знаком, он один из самых бескорыстных людей, которые помогают образованию в нашем районе.

– Он, кстати, скоро подойдет сам с директором и китайскими товарищами, могу вам передать трубку… но как заведующий учебной частью хочу сказать спасибо, что помогли избавиться школе от этого бандита.

Трубка опять на мгновение замолкла.

– Значит, вы в курсе? – спросил голос.

– Разумеется, – ответил Ларин. – Я же больше всех и натерпелся от него. Позапрошлого директора до инфаркта довел.

– Да… Игнат Яковлевич сильно пострадал, вы правы. Рады помочь. Но… благодарите спонсора, это с помощью него удалось решить вопрос так быстро. Я только отвезла.

– Надеюсь, в наших стенах он больше не появится, – сказал Ларин, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. – Слишком уж мы натерпелись.

– Не волнуйтесь, больше вы его никогда не увидите. Он в сорок первом спецПТУ. Оттуда просто так не выходят.

Ларин неотрывно смотрел на труп под ногами и не верил, что такое вообще возможно. Что Комарова на это пошла. Она ведь знала, все знала и могла помешать, могла поднять тревогу, трубить во все трубы. Какой бы силой ни обладал этот мясоед, была возможность его остановить. А теперь… Ларин не сомневался, что даже подойти к этому училищу будет сложно, не говоря уже чтобы проникнуть на его территорию. Если только…

– Дмитрий Сергеевич, – услышал он в трубке. – Вы куда-то пропадаете…

– Ой, извините, вижу, делегация входит в школу, мне пора бежать на подмогу…

Он повесил трубку. Главное, чтобы секретарша Аня не подслушивала разговоры. Иначе будет плохо.

Нужно закрыть кабинет на ключ. Для этого вызвать секретаря куда-нибудь подальше.

Он достал телефон, вошел удаленно в базу данных Росфинмониторинга. Все ключи и пароли у него оставались еще с того раза, как они со Скоковым искали следы взлома.

– Та-акс. Анна Петровна Кадочникова. Есть. Улица Руставели, дом…

Он переписал данные. Потом набрал с мобильного ее номер, услышал, как в соседнем кабинете зазвучала мелодия из сериала «Секс в большом городе» – па-па-ра-пам, пам-пам, пам-пам…

– Алло, – ответила Аня.

– Анна Петровна Кадочникова?

– Да-а, – удивленно и настороженно ответила она. Обращение по имени-отчеству-фамилии всегда настраивает на то, что вами интересуются не просто так… в самом худшем смысле.

– Проживаете по адресу: Руставели, дом… – он продиктовал адрес.

– Да… я там проживаю. Что-то случилось?

Ларин не стал выдумывать что-то сверхординарное. Нужно быть проще.

– Ваша квартира горит. Вы, уходя, выключили утюг или какие-то другие электроприборы?

– Что?!

Ларин услышал, как за стеной что-то упало, потом раздался топот, от шкафа с одеждой назад к столу, наконец шаги приблизились к двери кабинета директора. Она постучала и, не ожидая приглашения, открыла дверь.

Ларин сидел на стуле перед столом директора. Он обернулся на нее, и сердце его сжалось. Конечно, так нельзя было поступать. На ней лица не было.

«Не хватало еще одного инфаркта», – подумал он.

– Дмитрий Сергеевич… вы… мне надо срочно уйти… у меня дома пожар… вы не… передайте, пожалуйста, Надежде Петровне, когда она придет, что я…

– Бегите, бегите быстрее! – воскликнул Ларин, поднимаясь. – Обязательно передам!

Она захлопнула дверь, и через несколько секунд он остался в полной тишине. Нужно было действовать.