Глава 26

– Инна Федоровна, – Света обратилась к сидящей за столом дородной женщине в белом халате, на лице которой застыло мрачное недовольство: уголки губ были опущены, темные усики под крупным носом топорщились в разные стороны, водянистые глаза навыкате не предвещали ничего хорошего, – можно я спущусь? Малышка еще в реанимации, толком не говорят…

Селиванова Инна Федоровна, заведующая отделением, окинула ее ледяным взглядом.

Сфокусировавшись на просительнице, Селиванова не сказала сразу, по своему обыкновению, слово «нет», вырывавшееся обычно автоматически. По ее большому убеждению, подкрепленному двадцатилетним опытом руководства, только таким образом удавалось сохранить порядок во вверенном ей царстве рожениц: строгость, жесткость, пунктуальность. Если раньше женщины сами худо-бедно соблюдали дисциплину, в новом веке они как с цепи сорвались, палата превратилась в пресс-центр, забегаловку и отделение «Инстаграма» одновременно. Доходило даже до распития пива и напитков покрепче, не говоря уже про курение смесей.

– А, это ты. Пока нет известий, – призналась она, и было видно, что, несмотря на злобный вид и жесткий невыносимый характер, слова даются нелегко. – Ни хороших, ни плохих.

Света опустила плечи. Каждый миг она балансировала на грани, опереться на Диму не могла, да и чем бы он помог, когда сам выбивается из сил, – она это прекрасно понимала.

– Но, – продолжила Селиванова, – я могу сказать тебе по секрету…

Света напряглась, ее глаза широко раскрылись, одной рукой она взялась за стол, чтобы не упасть. Костяшки пальцев на руке побелели, кисть мелко задрожала.

– Там дежурит Доценко, знаешь его?

– Это врач, который принимал у меня роды.

– А, ну да…

Света слышала краем уха, что Доценко – местный бог, и люди в приемном покое шепотом произносят его имя, когда спрашивают друг у друга, к кому попали. Если выясняется, что к Доценко, слышен облегченный вздох, если нет, сочувствующее «ну он наверняка рядом будет, не волнуйтесь уж так».

Света кивнула.

– Ну вот… Он, сама знаешь… Сделает все возможное. Так что ты хотела? – Селиванова взглянула на часы, – выйти дыхнуть?

– Да.

– Ты знаешь, не положено ведь. Но… так и быть. Тебе не повредит немного развеяться, а то сама скоро к Доценко попадешь с таким настроем. Иди. Я к тебе в палату пока заселять никого не буду, подождем результатов…

– Спасибо.

– Что спасибо… сама вот переживаю, хотя обычно… – Она отвернулась к окну. После первого же аборта Селиванова потеряла возможность иметь детей и по детской глупости, наивности, граничащей с тупостью, решила, что это благо. – …Мне все равно, – закончила она фразу еле слышным голосом. По ее щекам текли слезы.

Она махнула рукой, показывая, что путь открыт, и Света побежала к лифту.

Внизу ждала Марго, растерянная, не знавшая последних новостей. Переписка с подругой не давала ответов на вопросы.

– Привет, ты одна? – спросила ее Света. Они обнялись, Света вдохнула аромат свежего цветочного шампуня, а Марго – больничной хлорки, подгоревшей каши, усталого тела. – Дима написал, Олег тоже хотел приехать.

– Ага, – отозвалась она. – Я заехала за ним, но он отпросился на тренировку, сказал, завтра с папой приедет, а пока, мол, у вас найдется о чем поговорить без меня.

– Все понимает, – сказала Света.

– Очень умный, – подтвердила Марго. – В Диму. Правда, сложный, порой смотрю, слушаю и не понимаю, что он говорит. Год назад еще понимала, а теперь нет, он же у нас часто бывает.

– То же самое, – сказала Света. – Ощущение, что сын с другой планеты. Как такое может быть?

– Пойдем на улицу, тебе можно? – спросила Марго.

– Вообще-то нельзя, но удивительно, Селиванова отпустила. Мне же и спускаться нельзя. Странно она вела себя.

Они вышли из приемного покоя роддома, увешанного агитационными и просветительскими плакатами на тему здорового образа жизни, в больничный двор. На лавках, пригревшись в лучах теплого весеннего солнышка, сидели посетители и больные из других палат больницы – рожениц обычно не выпускают на улицу.

Свободная лавка нашлась в конце аллеи, под ней пробивалась зеленая травка, на кустах позади торчали первые листочки, в спутанных ветвях копошились неугомонные воробьи.

– Ну… – сказала Марго. Она не хотела касаться болезненной темы и понятия не имела, как к ней подступиться, чтобы не сделать еще больнее.

– Пока нет известий, – сказала Света. Ее глаза с темными мешками так контрастировали с расцветающей весной, что Марго невольно подумала: будь она на месте подруги, наверное, не выдержала.

Она расстегнула приличных размеров бордовую сумку Hermes с золотым замочком на боку и вынула оттуда фляжку в тисненой коже.

– Даже не спрашивай, – сказала она, сунув флягу Свете. – Пей. Желательно до дна.

Света послушно опрокинула горлышко в рот, зажмурилась на солнце. Горло обожгла огненная жидкость, это был первоклассный, скорее всего, самый лучший коньяк в Москве, который только можно купить за деньги. Терпкий, щекочущий внутренности аромат наполнил ее существо.

Марго развернула шоколадку.

– Целиком, – сказала она. – У меня еще три, если что.

– Селиванова унюхает…

– Пошла она в задницу, твоя Селиванова, – сказала она. – О себе подумай. Ты же черного цвета, как так можно?

– Завтра будут делать МРТ, станет ясно, – сказала Света.

Они не произносили, но было понятно, что именно станет ясно – «останется ли она нормальной или же…»

– Все будет хорошо, – сказала Марго. – Она же жива, жива, понимаешь! А это главное, Света! – и они заревели обнявшись. Марго взяла флягу у невестки, сделала длинный глоток.

– Ты же за рулем…

– Вызову такси, не переживай за меня.

Они просидели минут десять, поглаживая друг друга.

– А ты знаешь, Дима помог Вите по работе? Вчера он приехал, я подумала, что выиграл в лотерею, никогда не видела его таким счастливым. В последнее время на него смотреть больно – какие-то глобальные проблемы на работе.

– Мне Дима ничего не писал, хотя, наверное, это нельзя писать по телефону. Мне он сказал, что отказался работать у Виктора, так что я даже не в курсе.

– Дело слишком серьезное. На кону должность, если не сказать больше. До того как Виктор попал в Росфинмониторинг, им руководил Севостьянов, и, конечно, после ухода остались его люди, которые сливали бывшему шефу секретную информацию. Но так как аналитиков в штате больше тысячи, обнаружить, кто это делает, практически невозможно. Недавно они накрыли серую схему обналичивания госконтрактов, арестовали миллиард наличными, Севостьянов на посту депутата проявил большую активность, чтобы прибрать деньги.

– Кажется, я что-то видела по телевизору, – сказала Света, там даже перестрелка была.

– Да, Витя участвовал в операции. Совсем недавно он был в Думе, его вызвал этот Севостьянов, где проводил совещание по поводу угрозы нашей и вообще всей мировой экономике. И, мол, Витя проморгал эту опасность, а он, Севостьянов, такой герой – представил доклад.

– Не понимаю, как там можно работать, – сказала Света. Она немного опьянела, стало легче дышать, словно с плеч и груди упал прошлогодний ком мокрого тяжелого снега.

– Честно говоря, я тоже не понимаю, в чем там суть, – сказала Марго.

За оградой роддома прошел бомж, он заглянул в серую высокую урну, потянул носом, учуяв запах дорогого алкоголя. Что-то пробормотав, ухмыльнулся в огромные топорщащиеся усы и пошел дальше, волоча подбитую ногу. За собой он катил тележку с сумкой, внутри которой позвякивали бутылки.

– Все как-то живут, – сказала Марго, глядя ему вслед. – Например, этот товарищ вполне мог быть преуспевающим бизнесменом в прошлом. Или учителем. – Она посмотрела на невестку. – Помнишь Егорова, у него особняк был по соседству с нашим, мы даже как-то на шашлыки ходили к ним вместе.

– Да, кажется, припоминаю. На Девятое мая года три назад.

– Точно. Он в Кащенко попал. Начал кидаться с топором на своих, успел зарубить няню и малолетнего сына, пока его не скрутил водитель. До этого возникли крупные проблемы по работе. Он же начинал проект по созданию «Москва-Сити», все оттуда и началось. Никто ничего не замечал до самого последнего момента, даже жена. Хотя они с ней и не спали уже пару лет, она мне жаловалась, а потом перестала – нашла мальчика из эскорта.

– Послушать тебя, так у нас все отлично, – сказала Света. – Еще бы вот… Ева…

– Ева?

– Я решила, что Ева.

– Когда? С Димой посоветовалась?

– Только что. Дима и предложил Еву. Это я была против. Хотела все Марию, Марию… дохотелась.

– А что не так с Марией?

– Все так, только Мария – это «горечь» с иврита.

– Вот уж не знала. Кажется, мать Иисуса так звали.

– Вот-вот.

– А Ева… лучше?

– Ева – это жизнь. Ну, или змея, кому как больше нравится. Быть змеей при такой жизни – не самый худший вариант.

– Я бы сказала, это самый выигрышный вариант, – сказала Марго. Хотела добавить – «посмотри на меня», но промолчала. Там, где нужно (и не нужно), они понимали друг друга без лишних слов.

– Вот поэтому пусть будет Ева! – сказала Света, опрокидывая фляжку. Коньяк был до того вкусен, легок и действенен, что казался волшебным нектаром.

– Виктор, как и обещал, заплатил Диме, так что вам будет немного полегче, – может быть, он оставит затею работы сторожем, – сказала Марго, заметно повеселев.

– Что? Ты сказала – сторожем?

– Ну да. Он тебе ничего не говорил?

– Нет. Вернее, сказал про какое-то дежурство. Я подумала, снова как склад химии.

– Да нет, какой склад, обычным сторожем в школе.

Света медленно повернулась к подруге.

– Кем ты сказала? Сторожем в школе?.. – Она, кажется, не могла переварить этот факт. Бывают в математике неберущиеся интегралы, которые не выражаются через элементарные функции. Так вот, она элементарно не могла понять – как? Не то чтобы она была против работы сторожем: в конце концов, на складе порошка он сторожем и работал, но – в школе? Как же на него будут смотреть коллеги? Директор? Завуч, дети, в конце концов… Что скажет Олег? Как быть ей? Легко сказать, все профессии нужны, но когда твой муж – гениальный математик – работает сторожем в школе, в которой эту же математику и преподает… Разве это – нормально?

Как же он будет помогать, когда ее выпишут? То-то почти не пишет или отделывается общими фразами…

– Да не бери к сердцу, он у тебя классный, умный, добрый…

– Это все прекрасно, ты права, – вздохнула Света. – Только лучше быть змеей. В том числе и мужского пола. Змеем. Иначе всю жизнь будешь работать сторожем, имея высшее образование и диссертацию на полке.

– Не дрейфь. Я уверена, Виктор его точно уговорит. Но и ты должна постараться. Уговаривай. Воздействуй.

– Он непробиваем, ты же знаешь.

– Вода камень точит. Витя такой же, они ведь братья.

– Иногда я думаю, что никакие они не братья, до того непохожи.

Вдруг телефон Светы зазвонил. Она дернулась, едва не выпустив флягу с коньяком из рук.

– Да, – сказала она в трубку, потом выслушала ответ и побледнела. – Уже иду. Бегу, бегу!

– Что такое? – вскочила Марго. – Что-то с Евой?

– Они везут ее, они везут ее… о господи, я как дура тут… У тебя есть жвачка?!

– Да-да, держи, – Марго начала вкладывать ей «орбит» в дрожащие ладони, подушечки проваливались сквозь пальцы и падали на асфальт. Наконец Света смогла взять одну. Руки так сильно тряслись, что она была похожа на алкоголичку в момент сильнейшего похмелья.

– Я п-п…позвоню, – крикнула она не оборачиваясь. Дверь больницы захлопнулась за ней с лязгающим, бьющим наотмашь звуком.