Со временем
Когда я просыпаюсь утром и, не вставая с постели, открываю занавеску на окне, то слышу море. Особенно хорошо, когда залив штормит, но даже в штиль я слышу его. Как будто Аня шепчет мне: «Дурак! Какой же ты дурак…»
И от этого мурашки по коже.
А она шепчет, шепчет…
И под шепот моря я иду на кухню и готовлю макароны на завтрак. Я люблю макароны на завтрак.
Раньше, давно, макарон было мало. С дырками, без дырок и ракушки. Всего три сорта.
А потом, со временем, появились разные макароны. Всякие итальянские, и румынские, и наши. Бантики, конвертики, короткие трубочки и гнезда.
Однажды я купил тонкие, как нитки, макароны, которые назывались «анжели капелли». Или «капелли анжели». Я забыл. Было написано по-иностранному, но я посмотрел в интернете, как переводится. Знаете как? Прическа ангела.
Вот. Я люблю есть на завтрак прическу ангела с сыром. А если прически нет (в продмаге она пропала со временем), то я ем поочередно трубочки, конвертики, бантики и спагетти.
С сыром, конечно.
Мне никогда не надоест шепот моря за окном и макароны с сыром на завтрак.
Еще давно, я жил в детдоме, там макароны давали только на ужин. Зимой с суховатым мясом, а летом с овощной подливкой.
Я спросил на кухне: «Почему нельзя летом давать макароны с мясом?»
А повариха тетя Маша говорит: «Летом, – говорит, – с мясом нельзя по ГОСТу. Летом, мол, вы все потравитесь с этой тухлятины».
Ну, я еще спросил: «А со временем можно будет делать макароны на завтрак, пусть и с кабачковой подливкой?»
Она говорит: «Вот школу закончишь и ПТУ, пойдешь работать, будешь круглый год макароны жрать».
«Со временем, – говорю, – мечты сбываются».
«Чего ты заладил, – говорит, – со временем, со временем, вот зубы на полку положишь, и будет тебе со временем».
Она была права. Не то чтобы я после детдома зубы на полку положил, но макароны мог есть всегда.
Окрошку нельзя зимой, а летом – макароны с мясом.
Теперь мне макароны с сыром можно всегда.
Макароны с мясом я разлюбил. У меня никак не получается сварить кусок мяса, чтобы, провернутый, он был таким же жестким и хрустящим, как у нас в детдоме.
А тереть сыр в макароны меня научил Вася.
Вася мой друг.
У него есть сестра Аня. Мы зовем ее Анка. Почему, я не знаю. А Вася еще добавлял: пулеметчица.
И хотя Вася и Анка давным-давно уехали из нашего городка, но я их помню. Они настоящие друзья.
У меня теперь много друзей по работе. Я – сантехник, работаю по району. У сантехников всегда много друзей.
Не все друзья одинаковые. Таких, как Вася и Анка, у меня уже нет, и хоть им я не делал сантехнику, но дружили мы крепко.
* * *
Первой уехала Анка. В смысле Аня.
Уехала учиться. Я говорил ей: «Зачем? Можно же учиться здесь». Например, у нас есть техникум, где учат парикмахеров. И еще стипендию дают. Пять тысяч, между прочим. Когда я прохожу мимо техникума, то всегда замедляю шаг там, где первый этаж, слева на углу. Все самые красивые девчонки учатся там. Я бреду под окнами и слушаю, как они болтают. Чирикают, как птицы.
Однажды я шел под окнами, а они курили в форточку. Видимо, нарушали закон, у нас нельзя курить в помещении. Я думал сказать им это, но решил пройти мимо. Нельзя вмешиваться в личную жизнь.
А они говорят:
– Иди сюда, мы на тебе полубокс отрабатывать будем.
А я говорю:
– Я не люблю, когда на мне бокс отрабатывают. Тем более вы курите в помещении, а это спортсменам нельзя и законом запрещено.
А они сигареты попрятали и говорят:
– Иди, мы тебя пострижем! Бесплатно!
И я согласился. Хотя мне это было очень трудно. Слишком много красивых девушек сразу. И все шутят.
Но потом я даже привык. К концу стрижки. И все ждал, что они меня опять позовут. Всегда с работы и на работу ходил мимо тех окон. Но они что-то не позвали.
Жалко. Все самые красивые девушки – парикмахеры.
Я говорю Анке:
– Анка, шла бы учиться на парикмахера. Ты очень подходишь.
– Во-первых, – отвечает, – я не Анка, а Аня, а во-вторых, почему это ты думаешь, что парикмахер – это то, что мне нужно?
– Все самые лучшие девушки там, – говорю. – А потом, вот ты уедешь, там выйдешь замуж и не вернешься.
– Может, и так. А ты что же, будешь жалеть?
– Да, – говорю, – мы могли бы пожениться со временем.
А она как захохочет.
– Да разве за друзей замуж выходят? Мы ж с детства вместе, я знаю, говорит, где у тебя заплатка на трусах и какие ты программы смотреть будешь, если на телевизор накопишь.
– Я тоже знаю, – говорю. – Все же ты подумай. Уедешь, а, может, там из окна не будет слышно море.
– Никакой романтики, – говорит. – Парикмахерские курсы и море.
– Зря ты так. Там лучшие девушки. А море… – говорю я и во рту у меня становится сухо. – Можешь прошептать мне что-нибудь на ухо? Это не будет ничего значить.
– Конечно, не будет, – говорит она и наклоняется к моему уху.
Она так близко, что я чувствую сладковатый запах дезодоранта, созданного специально для женщин.
– Дурак, – шепчет и моему уху становится щекотно. – Какой же ты дурак!
– Вот! – говорю я. – Так и шепчет море. Прям мурашки по коже. Теперь я всегда буду слушать море, а слышать твой шепот.
– Учился бы ты у настоящих парней, – говорит Анка. – Настоящий парень поехал бы вслед за девушкой, если бы любил.
– А зачем настоящий парень поедет за ней? Если бы она любила настоящего парня, то осталась бы и закончила парикмахерские курсы, например.
– Дурак. Просто дурак.
Это теперь мне будет шептать море по утрам.
Она уехала и не вернулась.
Вася тоже уехал. Но если Анка рванула в Москву за настоящим мужчиной, хотя, по ее идее, это настоящий мужчина должен был ехать за ней, то Вася – потому что был недоволен.
Странно. Вася всегда был всем недоволен. То школой, то учительницей, то их с Анкой родителями, то еще чем-то.
И всегда строил планы.
– Поеду, – говорит, – в Москву, учиться.
– Это, – отвечаю – дело хорошее, а на кого там?
– В универ, на философа.
Я аж опешил:
– Будешь в бочке жить со временем?
– Почему?!
Я говорю:
– Ну помнишь, в школе рассказывали, философ жил в бочке.
– Ах ты, серость, – говорит он и морщится. – Философия – особая форма познания мира, вырабатывающая систему знаний о наиболее общих характеристиках, предельно-обобщающих понятиях и фундаментальных принципах реальности.
– Ясно, – говорю. – Тут без бочки не обойдется. А кем работают философы? Их куда распределяют?
– В институты.
– А там они что вырабатывают? Систему знаний о наиболее общих принципах?
– Дурак ты, дурак, – говорит Вася, как его сестра Анка. Хорошо хоть не на ухо.
Он уехал и, конечно, не вернулся. Жаль, мы так здорово дружили втроем.
И вот прошло много лет. У меня есть квартира. Если смотреть из окна кухни, то видно море. По утрам я слышу его шепот.
Я отучился в ПТУ и работаю сантехником. У меня много друзей. Они часто звонят и говорят, что хотят видеть меня. После того как мы попьем чаю, я помогаю им с сантехникой.
У нас в городке такая старая сантехника! Дома в основном строились, еще когда голодал американский ученый Чарльз Хайдер. Когда мы с Васей еще не были знакомы. И вот теперь трубы все ломаются как ни попадя, и со временем их все нужно будет заменить. Но денег пока у государства на это нет. Поэтому у меня много друзей. А еще появился интернет. Сначала я зарегистрировался в «Одноклассниках» и нашел там большинство моих знакомых, кому я чиню и чищу трубы. И Анку нашел.
Мы с ней стали переписываться, и она говорит, что у нее все хорошо. Работает парикмахером, кстати. Я так и думал, потому что все красивые девушки учатся на парикмахеров.
Пишет, что третий муж добрый. Они хотят уехать в Финляндию, как только супруг бросит пить. Его туда друзья зовут. Анка говорит, что там для ее дочки будет лучше.
«Социалка, – пишет, – другая».
«А море там есть?» – спрашиваю.
«Есть, – отвечает, – но холодное».
Вот хотелось спросить: зачем было уезжать от нас, чтобы мечтать о Финляндии, где холодное море и какая-то социалка и муж-алкоголик?
«Жила бы здесь, – пишу, – давно бы уже все было, и квартира, и море теплое. И клиентов на стрижку летом полно, мужиков можно вообще наголо. Пусть лысина подзагорит! А социалка, что социалка? Ты хоть знаешь, сколько у нас сортов макарон теперь? Со временем появились всякие: итальянские, румынские и наши. Бантики, конвертики, короткие трубочки и гнезда.
Однажды я купил тонкие, как нитки макароны, которые назывались “анжели капелли”. Или “капелли анжели”. Я забыл».
А она отвечает:
«Дурак. Какой же ты дурак».
«Какой был, такой и остался, – отвечаю, – нам меняться некогда. Много друзей и работы. Вот если бы приехала – то увидела б, как у нас хорошо».
Но она почему-то не ответила. Может, в Финляндии проблемы с интернетом. Не знаю. У нас кабельное провели со временем.
* * *
Аня научила меня, как найти Васю. Он в «Одноклассники» не ходит. Говорит, это – сайт для дебилов. Он сидит в фейсбуке. Мне пришлось там зарегистрироваться. «Одноклассниками» управлять легко. Вот так пишешь новость. Вот так ставишь «класс» чужим фотографиям. А письма писать можно вот тут.
Фейсбук – как космический корабль. Интересно, но ничего непонятно. Зато я много про Васю узнал. И мы с ним опять подружились. Правда, потом он куда-то исчез.
У Васи все сложилось относительно хорошо. В бочке ему жить не пришлось, но и в институт философом его, видать, не взяли. Или сам не пошел. Со временем он уехал из Москвы. Хотел стать настоящим попом, работал даже в храме, ходил там со свечой за священником. Не знаю, мне почему-то кажется, это совсем неплохо, после философского института. Но, говорит, в попы его не взяли. Потому что он там какой-то закон их нарушил. Женился второй раз, что ли. Но, он говорит, всюду блат. И обижается.
«Не буду, – говорит, – Патриарха поминать».
«А зачем его поминать? Он же вроде живой!»
«Дурак ты, – говорит, – дурак».
Я не разбираюсь, чем там Патриарх его обидел и кто это Патриарх вообще. Часы, говорит, у него пропадают и коммунисту орден какой-то дал. Но, значит, хорошо, что не стал священником, как и философом. Вдруг ему бы пришлось с этим Патриархом работать? А он его даже поминать не может.
И потом стал Вася фермером где-то в Курской области. Почему не у нас? Овощи сами из земли прут? Воду можно из водохранилища брать. Зачем в Курск-то? А он только злится у себя в фейсбуке. А заодно на политику ругается. Все ему плохо.
Я в политике не очень-то разбираюсь. Но как-то не пойму, почему Васе так плохо. Когда он до нашего возраста делал, что хочет. И философом был, но не в бочке. И почти что попом со свечкой и в наряде. Вот и свиней теперь растит в Курске. Куда ни прыгнет – все ему не так. Может, если бы остался, все не так плохо было бы. У нас столько сортов макарон! И овощи прут из-под земли, только поливай.
Так ему и написал. А он отвечает:
«Как ты, дурак, с нечистой совестью живешь?»
Я не понял. Почему с нечистой? Как так?
Вот, мол, говорит, брат того сидит в тюрьме, за убеждения, ты не знаешь?
«Я не знаю, у нас тут в девяностые полгородка село за убеждения. Все убеждены были, что можно красть. И покрали все. Кое-кто, кто менее осмотрителен, сел со временем. Так что мне теперь поделать?»
Он говорит:
«Ты дурак, – говорит, – ограничу возможность тебе общаться. Пока не поймешь, что прямо сейчас, за твое право быть свободным, люди голодают!»
Я ему написал:
«Голодают – это плохо. Мне очень не нравится, когда у кого-то нечего есть.
Помнишь, у нас, когда мы еще мальчишками были, все за Чарльза Хайдера переживали. Мол, говорили, голодает. И дни считали прямо в районной газете. Такая картинка была, человек с бородой и смотрит на нас. И количество дней. Надо было вырезать, вписать свое имя и послать американскому президенту. Мол, хватит парню голодать.
Я очень переживал тогда. Скупил на все деньги газет и посылал по одному письму в день! Ведь человеку нечего есть, там, в их Америке.
И все вырезали. И вписали имена. И спасли его. Перестал Чарльз Хайдер голодать.
Только вот, помнишь, через дорогу тетя Зоя жила, в домике рядом с ветеринаркой. Все орала, что помирает. Что, мол, давление, а сын бросил. А к ней даже «Скорая» приезжать отказывалась. Воняло у нее, жуть. Старуха была. И есть всегда было нечего. И она, в отличие от американского героя Чарльза Хайдера, померла в жару… Вот, думаю, и сейчас где-то рядом орет какая-нибудь тетя Зоя. Правда, не за мою свободу, но есть ей тоже охота, и одеться и помыться. Может принесешь ей своих фермерских даров?»
После того как я это ему написал, он из фейсбука своего куда-то пропал. И не пишет, и его самого не найти. Жаль. Так хлопотно было там регистрироваться. Надеюсь, со временем он найдется. Я ж просто совет хотел дать. Мол, какая разница, не можешь одного накормить – накорми того, кто у тебя рядом…
Надеюсь, и Анка мне ответит. Все-таки мы старые друзья.
И я напишу им, что у меня все хорошо. По утрам я ем макароны с сыром.
А море шепчет мне, твоим голосом, Анка:
«Дурак ты, дурак».
