Не столь давно ездил я освящать дом благополучного и материально обеспеченного семейства: красивый особняк с продуманной планировкой и дорогой мебелью оборудован всем необходимым для комфортной жизни солидного хозяина, вполне соответствующей ему супруги и двух взрослых чад.

Обитают они в этом доме уже не первый год, поэтому, когда пригласили отобедать, первый мой вопрос в завязавшемся за столом разговоре был о причине освящения жилища. Вопрос вполне естественный, так как среди прихожан я их никогда не видел, а с главой семейства общался лишь в его большом рабочем кабинете.

— Понимаете, батюшка, у нас год назад умер свекор, — начала повествование хозяйка. — Все было благополучно, но вот уже почти два месяца, как стал он к нам ночью приходить.

— Ко всем сразу или к кому-то конкретно? — поинтересовался я.

— Да всех он пугает, — вступила в разговор дочь. — Вот только к папе раньше не заходил никогда…

— Что, и вы его видели? — обратился я к главе дома.

— Видел. Как вас вижу, — ответил он и продолжил: — Знаете, батюшка, я не верил раньше рассказам жены и дочек. Думал, что это у них женские фантазии какие-то. Фильмов насмотрелись да книжек начитались, вот и чудится несусветное. А здесь на тебе: просыпаюсь в своей комнате три дня назад от чувства, что на меня кто-то пристально смотрит. Открываю глаза — рядом отец покойный что-то мне говорит. Голос слышу, а слов понять не могу… Даже испугаться толком не успел. Поднялся переспросить, что ему надо, он тут и пропал, словно растворился. Лишь потом до меня дошло, что отца уже год как похоронили.

— Вы его хорошо рассмотрели? — спросил я.

— Да, — ответил хозяин. — Понимаете, я когда отдыхать ложусь, телевизор включаю и засыпаю под его бормотание. Если жена не придет выключить, он у меня до утра работает. Вот и в ту ночь, когда отец появился, телевизор работал…

— Знаете, батюшка, не страшно, когда ночью его видишь, — присоединилась к разговору вторая дочь, — но вот потом, когда он пропадает, такой иногда ужас накатывает… Мы с сестрой раньше по своим комнатам отдельно спали, а теперь вместе. Боимся.

«Действительно, испугаешься», — подумал я.

Расспросил, как и от чего умер их дед и отец, отпевали ли. Оказалось, что о смерти своей он говорить начал месяца за два до кончины, хотя внешне образ его жизни ни в чем не изменился. Все думали, чудит дед. А он возьми и умри, прямо сидя в кресле после обеда с альбомом в руках. Для всех это было столь неожиданно, что и поверить не могли: только что с ними говорил — и вот уже нет его…

Священника отпеть на кладбище пригласили, но тот отказался ехать; сказал, что там, где трубы с литаврами, ему со своими псалмами делать нечего. Предложил землю с кладбища в храм принести и отпеть «заочно». Так они и поступили.

— Не молились больше о нем дома или в церкви?

— Да не научены мы молиться, батюшка. Жена ходила на сорок дней, службу заказывала, — начал объясняться хозяин, — да дочки, когда отец стал по комнатам ночью ходить, к вам в храм забегали. Свечи за упокой ставили.

Рассказал я всем им, как поминать надобно, молиться попросил об упокоении души деда, да и поехал на приход. На поминальную субботу увидел я в храме всю женскую половину того семейства. Уже после панихиды подошел к ним с мыслью, что опять неблагополучно в их доме, но, оказалось, ошибся. Вот что они мне поведали.

После моего ухода долго обсуждали в семье происходящее и неожиданно, каждый в отдельности и все месте, вспомнили, что покойный как будто что-то говорил им об альбоме с фотографиями, о том самом, с которым в руках умер. Открыли они этот альбом и среди пожелтевших листов и ветхих снимков со своими предками обнаружили конвертик, а в том конверте лежала записка к сыну, невестке и внучкам с просьбой обязательно отпеть его после смерти, но только с именем Димитрий. Оказывается, именно это имя ему когда-то при крещении дали, но так уж жизнь сложилась, что стали звать Григорием…

Отпели мы приснопоминаемого Димитрия, в синодик храмовый внесли, и не беспокоит он больше семью моих новых знакомых, да и в храм они теперь приходят, о нем и о себе молятся…