Всей этой информации хватало вплоть до XVII века, пока за дело не взялся «отец английской медицины» или, как его еще называли, «английский Гиппократ» Томас Сиденхем. Стоит отдать ему должное: хоть он и не выпускал множества томов своих умозаключений, а всего лишь написал несколько статей, способных уместиться в одно небольшое руководство, его глаз был настолько остр, а память и логика работали настолько хорошо, что Томасу удалось фактически перевернуть средневековую медицину. При этом он был самоучкой и только в возрасте 22 лет решил поступить в колледж св. Магдалины в Оксфорде, степень же доктора медицины ученый получил только в 52 года.
Звание «английского Гиппократа» он получил именно за то, что неукоснительно следовал его заветам: проводил максимальное время возле постели больного, следовал подобно охотнику за болезнью, пытаясь ухватить ее за хвост. Новаторскими были его предложения лечить малярию хиной, не бороться с лихорадкой, поскольку она способна уничтожить недуг, а также разделить все заболевания на острые и хронические. Однако он настаивал, что первые возникали из-за вреда окружающей среды, а вторые – из-за неправильного питания или плохой наследственности.
Сиденхем в 1676 году (тот год, когда он получил звание доктора медицины) расширил труд Разеса и добавил свои наблюдения и опыт, полученный во время лондонской эпидемии кори в 1670 году. В итоге он сделал максимально точное и подробное описание симптомов, течения и осложнений заболевания. Он отмечал, что сначала появляются признаки общего недомогания, а затем – папуллезная сыпь (мелкие, чуть приподнятые над кожей бугорки), распространяющаяся от кожи за ушами по шее вниз, на грудь, и затем покрывающая все тело. После этого через 4–5 дней сыпь начинает бледнеть, а пигментация, остающаяся после нее, может наблюдаться до двух недель. Он проследил, что корью, в основном, заражаются маленькие дети в возрасте до пяти лет. Ну и, конечно, дал ей красивое название на латыни – rubeola, от латинского rubolu – «покраснение».
Еще около двух веков это описание кори считалось наиболее правильным и достоверным, оставалось лишь узнать – что заставляет детей покрываться отвратительной зудящей сыпью и изнуряет высокой лихорадкой, доходящей до 40 градусов. Но это потом, а пока – первые попытки шотландского врача Френсиса Хоума во время эпидемии кори в Эдинбурге в 1757 году доказать, что заболевание способно вызвать нечто, находящееся в крови у больного, если это попадет в кровь изначально здорового пациента.
Прошло еще чуть больше столетия, и в начале XX века мир уже знал о возбудителях таких болезней, как туберкулез, дифтерия, малярия, чума, вовсю велись исследования способов изобрести такую вакцину, которая бы снизила процент заболевших или вовсе излечила от инфекционного недуга. Зарождалось учение об иммунитете и видах гиперчувствительности. На этой волне Клеменс фон Пирке, известный австрийский врач с трагической судьбой (в 1929 году они с супругой совершат двойное самоубийство, вероятно, из-за неизлечимой болезни жены Пирке), автор монографии о сывороточной болезни, отец термина «аллергия» и создатель пробы Пирке при диагностике туберкулеза, внезапно для себя обнаружил странную связь туберкулеза и кори, которая затем даст многое для понимания иммунизации и того, как работает иммунитет при заболеваниях.
Он по этому поводу писал:
«Тот факт, что корь имеет очень специфическую связь с туберкулиновой реакцией, я впервые открыл, когда пятилетний мальчик, у которого ранее была положительная кожная реакция, отреагировал отрицательно после того, как заразился корью в больнице. Сначала я предположил, что причиной гашения реактивности был милиарный туберкулез, но впоследствии вскрытие показало, что причиной смерти стала лобарная пневмония. <…> Почему же ребенок перестал реагировать?»
Это было первое наблюдение подобной перекрестной реакции иммунитета, которая выразилась в нарушения гиперчувствительности немедленного типа (всего у нас их три и одна – замедленного типа), лежащей в основе аллергических реакций.
Через девятнадцать лет после этого задокументированного Пирке взаимодействия туберкулина с корью обнаружили клинический аналог этого феномена. В статье 1927 года говорилось, что обострения астмы (а это тоже аллергическая реакция), вызванные в течение инкубационного периода кори, исчезали одновременно с появлением кожных высыпаний и лихорадки. Периоды без астмы сохранялись в течение последующих 2–3 месяцев. Также во время острой стадии кори пациенты освобождались от аллергического ринита и экземы (атопического дерматита).
Информации о болезни и особенностях ее протекания все больше, а возбудитель еще не найден. Корь буянит вовсю: выкашивает целые сообщества людей (20 % жителей Гавайских островов, треть популяции островов Фиджи и половину населения Андаманских островов). Каждый год погибали от 7 до 8 миллионов детей.
Наконец в 1911 году американцы Джон Андерсон и Джозеф Голдбергер, заражая профильтрованной кровью и носоглоточной слизью больных людей здоровых обезьян, смогли доказать вирусную природу кори. И лишь в 1954 году удача (которой способствовал большой труд) улыбнулась американскому микробиологу Джону Франклину Эндерсу, которые вместе с Томасом Уэллером усовершенствовал метод культивации вирусов и смог не только идентифицировать корь и сделать против нее вакцину, но и создать антивирус против еще одного могущественного инфекционного заболевания – полиомиелита. За это ученые получили в 1954 году Нобелевскую премию по физиологии или медицине.
Забавно, что Эндерс поначалу становиться врачом, а тем более ученым, даже не планировал. Сначала он отучился на банкира, затем, поняв, что это – не его, пошел учиться литературоведению. Но жизнь свела его с увлеченным соседом по общежитию, а через него – с замечательным заведующим кафедрой бактериологии и иммунологии Хансом Цинсером. В итоге Джон Эндерс в 1930 году защитил степень PhD диссертацией по анафилаксии, а в 1937 году переключился на вирусы.
Изучать их довольно сложно: помимо того, что они маленькие, растить их культуры трудно, ведь сами по себе они не размножаются – им нужны клетки-хозяева. А, значит, нужно выращивать культуры тканей, в которых живут вирусы. Эту технологию разработал еще Алексис Каррель, за что получил Нобелевскую премию по физиологии или медицине. Но технология Карреля была безумно сложной – она, в общем, предназначалась для трансплантации тканей, – и главной трудностью было избежать бактериального заражения.
На помощь в этом пришло открытие Флеминга, Чейна и Флори, за что они тоже удостоились Нобелевской премии. Теперь можно было выращивать ткани для вирусов, не беспокоясь о бактериальном заражении: на вирусы антибиотики не действовали, а вот бактерии уничтожали полностью.
Сначала Эндерс и Уэллер, который потом позвал еще своего соседа по общежитию Фредерика Роббинса, начали выращивать вирус эпидемического паротита в клетках куриных эмбрионов. Постепенно они добились непрерывного роста тканей и научились накапливать большое количество вируса. Настала пора переходить к тканям человека. Троица собиралась экспериментировать с вирусом ветряной оспы, но когда тканей наросло достаточно много, создалась ситуация, которая в итоге и привела ученых к Нобелевской премии. Вируса ветряной оспы под рукой не было, а вот вирус полиомиелита был. Насколько опасен полиомиелит, в США знали все: только недавно скончался президент Франклин Делано Рузвельт – одна из самых известных жертв этого заболевания.
В итоге созданная в 1948 году методика Эндерса-Уэллера-Роббинса оказалась настолько легкой и удобной, что ее быстро подхватил Джонас Солк, получил в огромных количествах полиовирус и уже в 1952 году объявил о создании прививки от полиомиелита. В год же получения своей Нобелевской премии Эндерс занялся другой болезнью – корью. Именно тогда он выделил ее вирус у 13-летнего мальчика Дэвида Эдмонстона и начал работу над живой ослабленной вакциной от кори.
На это ушло шесть лет, а в 1960 году начались клинические испытания. 17 сентября 1961 года было объявлено об эффективности вакцины с «живым» вирусом, а два года спустя началось производство «убитой» вакцины, не содержащей «живых» вирусных частиц. Однако инактивированная и создающая непродолжительный иммунитет вакцина не оправдала себя, и с 1968 вакцинация ею в США не проводилась.
Позже выяснилось, что если нужно срочно помочь непривитому человеку после контакта с заболевшим, хорошие результаты дает пассивная иммунизация – введение специфического гамма-глобулина. Антитела почти полностью подавляют инфекцию, а течение болезни значительно облегчается, хоть избежать его полностью не удается. Поэтому иммунный сывороточный глобулин нужно вводить как можно быстрее сразу после возможного заражения.
Ну а главный удар по кори, конечно же, совершил Морис Ральф Хиллеман, американский микробиолог, вирусолог и создатель вакцин. Достаточно сказать, что из 14 препаратов для вакцинации, рекомендованных ВОЗ, им разработано восемь. В том числе, и прививка против кори, которую он создал в 1963 году и которая, по некоторым оценкам, предупреждает до миллиона смертей в год. К слову, знаменитая трехвалентная вакцина MMR – корь, краснуха, паротит, тоже создана им.
Вопреки прогнозам, обещавшим скорую победу над корью в результате массовой иммунизации, статистика показывает рост заболеваемости в мире, и особенно – в последние пару лет. Удивительно, но люди очень сильно поддаются развернувшемуся в наше время антипрививочному движению, не имеющему под собой никаких научных оснований. Стоит задать пару-тройку наводящих вопросов и привести пару доказательств, как умозаключения против вакцинации рушатся, словно хрустальные замки. Однако им продолжают верить.
Каждый год проводятся массовые проверки безопасности антивирусов, и прививку против кори можно считать одной из наиболее безопасных и оказывающих практически стопроцентный эффект. Также доказано, что кроме специфического иммунитета, который формируется в ответ на эту вакцину, появляется еще и неспецифический, который защищает ребенка от некоторых других заболеваний и снижает общую смертность.
К сожалению, сейчас нет целенаправленного лекарства против кори. Существует множество симптоматических методов, позволяющих бороться с отдельными проявлениями болезни типа муколитиков или жиропонижающих средств, но этиологического средства еще не найдено. Однако уже есть некоторые успехи: в 2014 году появился подающий большие надежды препарат под кодовым названием ERDRP-0519, который, правда, на людях еще не тестировался.