43

После нескольких неудачных попыток сознание все же вернулось к лейтенанту Лефлеру, и первое, что он увидел, когда открыл глаза, – серый потолок. Словно по мутному экрану, по нему двигались какие-то тени.

Немного повернув голову, Рино понял, что это тени от веток вечнозеленого дерева. Его хорошо было видно сквозь небольшое окно с толстым пуленепробиваемым стеклом.

В голове стоял гул, виски побаливали. Лефлеру было знакомо это ощущение, поскольку он не раз получал по голове. Такая уж у него была работа – она не исключала ничего.

Сжав зубы, Рино поднялся на ноги и нетвердыми шагами измерил свое узилище. Три шага на четыре с половиной. Не люкс, но, говорят, бывает хуже.

«И кому же это я понадобился?» – подумал он, садясь возле стены под самым окном. Если он вконец достал агентов ЕСО, так они могли его просто пристрелить, и все дела. Или, может, их неизведанные души требовали истязаний жертвы? При этой мысли Рино содрогнулся. Отсутствие на брюках ремня говорило в пользу того факта, что ему отказывали в праве наложить на себя руки.

Лефлер еще раз вспомнил события вечера. Милые откровенные девочки Жаннет и Грюн, а потом эта – Халия. Молотилка, а не женщина. Рино вспомнил ее стать, профессионально умопомрачительные навыки и… вздохнул.

«И почему такие бабы не могут существовать просто – для радости. Зачем они непременно кого-то ловят? Несправедливость. Несправедливость во всем…» – негодуя, рассуждал Лефлер. Впрочем, он тут же вспомнил нескольких стукачек, работавших на него за вознаграждение. Девчонки из кожи вон лезли и давали сто очков любой самой изысканной шлюхе, лишь бы получить свои деньги. И деньги немалые. Многомесячная работа Рино и его коллег могла не дать того эффекта, какого добивалась двадцатилетняя стерва всего за один вечерок. Клиент таял, много болтал, а бесстрастный микрофон аккуратно фиксировал его приговор.

«Бабы – суки», – вздохнул Рино и почувствовал, что хочет пить.

В этот момент лязгнул замок металлической двери, и в камеру вошли два человека. Они ничем не отличались от Лефлера. Примерно тот же рост, размер одежды.

Лица? Ничего особенного. Таких на улицах городов можно увидеть тысячи. Но вот глаза. Рино не нравились эти глаза. Немного грустные, немного дерзкие, но в общем доброжелательные. Они заранее просили у Рино прощения за все, что собирались с ним делать.

«Вот дерьмо!.. – едва собираясь с силами, чтобы не расплакаться, подумал Лефлер. – Но почему меня-то? Ну убили бы, если я кому-то перешел дорогу, – по крайней мере это было бы понятно!..»

Лефлера заставили подняться и ловко спеленали руки и ноги длинными ремнями. Затем ремни продели в кольца, вделанные в стены, и вскоре Рино почувствовал себя кабанчиком, которого подвесили коптиться.

Когда приготовления были закончены, наступила жуткая пауза. Рино не знал, как воспользоваться этими секундами. Может, стоило вспомнить своих друзей, родителей, детство? Учителя словесности или капитана Хунгара? Что вспоминали другие несчастные в подобных ситуациях?

Откуда-то издалека, должно быть, из коридора, послышались шаги. Они словно отмеряли последние мгновения жизни лейтенанта Лефлера.

Металлическая дверь, которая оставалась полуоткрытой, скрипнула и пропустила невысокого лысоватого джентльмена, похожего на бухгалтера рыбной лавки. Он был полноват, но ровно настолько, чтобы гармонировать с лысиной и старомодным серым костюмом.

Во рту у этого джентльмена была сигара. Сделав неглубокую затяжку, он с удивлением посмотрел на стянутого ремнями Лефлера, словно никак не ожидал его тут увидеть.

– Что здесь происходит?.. Я офицер полиции, и я требую объяснений!.. – прокричал Лефлер, дергаясь, словно червяк. Он ненавидел себя за такое поведение, но страх был сильнее его.

Полный джентльмен кивнул, словно подтверждая самые страшные догадки Рино, и тотчас двое мастеров кровавого мяса взялись за дело.

Лефлер не подозревал, что это начинается с несильной поначалу обработки ребер. Удары были терпимыми, и он даже ухитрялся дышать.

Однако вскоре ему стала понятна «доброта» специалистов. Они специально «разогревали» клиента слабыми тумаками, чтобы он не впал в состояние шока и ни в коем случае не пропустил ничего интересного.

Первый раунд продолжался не слишком долго – часа полтора, но Рино показалось, что его давно убили и он не покинул свое тело только по какому-то недоразумению.

В коротких, на минуту-полторы, паузах появлялся джентльмен с сигарой и задушевным, отеческим тоном спрашивал:

– С какого времени вы работаете на ЕСО, мистер Лефлер? Ответьте. Скажите только пару слов, и все закончится. Что?.. Нет?.. Вы все отрицаете?

И снова начиналась эта карусель. Удары по нарастающей и боль, такая боль, что казалось – еще секунда, и все внутренности Рино лопнут, словно сгнивший помидор.

Когда это прекратилось, Лефлер даже не заметил. Просто он очнулся в темноте и понял, что еще жив. Жив, но, наверное, в кредит. Он лежал и боялся пошевелиться, зная, какую боль вызовет любое его движение.

Рино не спал всю ночь и забылся тяжелым сном только под утро. Однако его скоро разбудили. В камеру вошел служитель и оставил на полу железную миску с едой и еще одну – с водой.

Посмотрев на неподвижно лежащего арестанта, он вдруг сказал:

– Да признайся ты, парень. Ну зачем тебе эта канитель? Покуда правду выбьют, совсем в инвалида превратишься… Еще дня не было, чтобы труп не выносили. Лучше признайся…

Служитель ушел, а Рино стало себя жаль. Из глаз сами собой покатились слезы, и отбитую грудь сдавила невыносимая тоска.

«Надо же, даже этого долбаного топтуна и то проняло, – мысленно умилялся Лефлер. – Даже он пожалел меня, а эти… Стоп!.. – тут же скомандовал себе лейтенант. – Эту сволочь просто подослали! Чтобы надавить на меня!.. Но нет, забейте Лефлера до смерти, но вы от меня и слова не услышите!..»

Рино до того разошелся, что набрался сил и, помогая себе руками, съел кашу. Затем попил из миски воды. Решив, что почти здоров, лейтенант добрался до крохотного тюремного унитаза и справил нужду. Пусть не особенно хотелось, зато он почувствовал себя человеком.

«Главное – не потерять человеческий облик, – сказал себе Лефлер. – Главное – оставаться на поверхности».