Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
На сегодняшний день понятие информации стало ключевым для определения принципов новой стремительно развивающейся области законодательства, связанной с регулированием правоотношений в сети Интернет. Глобальная информационно-телекоммуникационная сеть поставила человечество перед фактом, что объектом (или предметом – в зависимости от того, какая концепция структуры и отдельных элементов правоотношения признается) правовых отношений в первую очередь могут быть не только какие-либо материальные (вещные) формы или специально созданные юридические конструкции наподобие права собственности, воплощенного в классической триаде владения, пользования, распоряжения живым и неживым имуществом, но и информация как специфическая субстанция, существующая и распространяющаяся в независимости от установленных формальных рамок и ограничений.
На сегодняшний день представление об исключительном значении информации для человечества осознается на самом высоком международном уровне. Например, в принятой 22 июля 2000 г. руководителями ведущих стран мира Окинавской хартии глобального информационного общества, а также в документах ЮНЕСКО информация рассматривается как универсальная субстанция, пронизывающая все стороны человеческой деятельности, а информационно-телекоммуникационные технологии – как один из наиболее важных факторов, влияющих на формирование общества ХХI в. В отношении информационно-телекоммуникационных технологий в целом в указанном документе отмечается следующее: «Их революционное воздействие касается образа жизни людей, их образования и работы, а также взаимодействия правительства и гражданского общества».
К определению понятия информации можно подходить с позиций различных областей научного знания и конкретных научных дисциплин. Известно много разных определений информации. Основатель кибернетики Норберт Винер отмечал, что информация представляет собой обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему. Г. В. Бромберг и Б. С. Розов указывали, что информацию следует рассматривать как форму передачи знания – «продукт умственной деятельности человека». В свою очередь В. А. Дозорцев отмечает, что «информация представляет собой сведения, сообщаемые одним лицом другому, о ней можно говорить и как о процессе сообщения этих сведений». В энциклопедическом словаре под редакцией А. М. Прохорова представлено еще одно определение информации: «Информация… общенаучное понятие, включающее обмен сведениями между людьми, человеком и автоматом, автоматом и автоматом, обмен сигналами в животном и растительном мире, передачу признаков от клетки к клетке, от организма к организму; одно из основных понятий кибернетики». Можно найти еще немало различных определений информации, сравнительный анализ которых позволяет сформулировать авторскую дефиницию: информация – это сведения, представляющие субъективную значимость, получаемые, сохраняемые, передаваемые в рамках межсубъектных коммуникаций, выражающие современный уровень представлений о мире как форме и состоянии бытия.
Ученые постоянно дискутируют о роли информации – функциональной или атрибутивной, но в целом склонны подчеркивать единство значения информации для человеческой жизни. Рассматривались вопросы о том, может ли информация существовать сама по себе, без субъекта (в контексте дискуссий о разделении субъекта и объекта), о статусе информации как объекта культуры в связи с рассуждениями о соотношении имени и относимости к культуре и т. д. Исследуется процесс создания информации – с учетом разделения информации на основной и побочный результат…
Вместе с тем, отвлекаясь от этого многообразия мнений, следует отметить, что в современных правовых исследованиях, связанных с проблематикой, в центре которой находится одновременно право и информация, прослеживается тенденция к междисциплинарному синтезу в поисках ответа на вопрос об определении информации в контексте проблем правового регулирования.
Так, современный ученый Зохар Эфрони, автор книги «Право доступа: будущее цифрового авторского права», начинает свою работу с обобщения теоретических подходов к концептуальному анализу информации. Еще не переходя к юридическим аспектам информации, он отмечает, что информация представляет собой сложный и многогранный концепт, который может интерпретироваться как минимум шестью различными способами:
• информация как сообщение;
• информация как смысл сообщения;
• информация как последствия, вызываемые сообщением;
• информация как процесс;
• информация как знание;
• информация как объект мира.
В рамках последующего анализа Эфрони отмечает, что информация может подвергаться различным классификациям, первой из которых выступает различение статического и динамического аспекта информации. Кроме того, информация может подразделяться на содержание (контент) и состояние сознания. Информация также может рассматриваться как с качественной, так и с количественной точек зрения.
В связи с этим заслуживает внимания и подход Клода Шеннона, одного из основателей современной теории информации, который исследовал информацию в том числе с количественной точки зрения. Информация в этом смысле может быть интерпретирована как некий абстрактный количественный показатель какой-либо системы, определяющий уровень энтропии (т. е. неупорядоченности). Такой подход предполагает, что в количественном смысле информация обратно пропорциональна энтропии – чем больше имеется информации, тем меньше возможных исходов дальнейшего развития системы.
При этом информацию нередко рассматривают в контексте смысловой дифференциации по отношению к другому релевантному понятию – понятию знания. В истории философии и науки прослеживается подход, согласно которому знание понимается как морально-позитивный феномен, как положительная ценность, к которой можно свободно стремиться. Есть различные способы приобретения знания – например, посредством опыта или посредством обучения. При этом существующее на данном историческом этапе в данном социуме знание для субъектов-носителей всегда представляется истинным, что не исключает признания его ложным со стороны других субъектов, придерживающихся в своих воззрениях иных позиций. Именно в этом направлении и проходит демаркационная линия между знанием и информацией. В отличие от знания, информация может быть ложной, в этом случае имеет место дезинформация, направленная на формирование у контрсубъекта точки зрения, не соответствующей действительности, однако воспринимаемой на субъективном уровне в качестве истинной.
С точки зрения современного позитивного права информация представляет собой объект правового регулирования. Формулировки законодательных норм, как правило, не отражают особенностей научного анализа информации, что является вполне оправданным шагом, поскольку главное в данном случае – определить понятие информации таким образом, чтобы оно соотносилось с неким объектом, который в принципе может быть подвергнут правовому регулированию. Так, например, в соответствии с п. 1 ст. 2 Федерального закона Российской Федерации от 27.07.2006 г. № 1-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» под информацией понимаются сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления. Следует отметить, что данное определение законодательного акта, необходимость которого была вызвана прежде всего развитием и усложнением современных информационно-телекоммуникационных технологий, фактически распространяется и на те формы информации, которые были известны ранее – информации в любых «неэлектронных» формах, включая устную информацию.
Примечательно также и то, что ранее в Федеральном законе Российской Федерации от 20.02.1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации», который утратил силу в связи с принятием вышеуказанного акта, информация определялась иначе – как «сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах независимо от формы их представления». Комментируя данное определение, О. А. Городов отмечал два признака – содержательность и независимость формы.
Однако в юридическом смысле информация все же – это некая общая категория, которая может рассматриваться с регулятивной точки зрения в нескольких аспектах. Одна и та же информация одновременно может представлять собой объект авторского права, средство индивидуализации, предмет охраняемой законом тайны, содержать элементы рекламы и, например, составлять содержание продукции средств массовой информации. В отношении каждого из этих аспектов действует свой комплекс исторически сложившихся правовых норм. Но при этом важно понимать, что речь идет именно об одном предмете – информации. Собственно, именно с этим и связана, например, серьезная теоретико-правовая проблема определения правовой природы информационных отношений.
С одной стороны, новейшей законодательной истории известны примеры признания информации объектом гражданских прав (речь идет, в частности, о ст. 128 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации до изменений, внесенных Федеральным законом от 18.12.2006 г. (№ 231-ФЗ). С другой стороны, очевидно, что информация может и вовсе не быть связана с гражданскими правоотношениями, основанными на признании равенства участников, автономии воли и других принципах, известных цивилистике. Регулирование информации может требоваться, например, и в контексте административных правоотношений, в основе которых лежит принцип власти и подчинения. Тем не менее налицо единство предмета. Можно ли отдельно выделять информационные правоотношения или нет – особый вопрос, выходящий далеко за пределы настоящей работы.
Важно отметить и то значение, которое информация как таковая имеет для всякой правовой деятельности, ведь информация может выступать не только объектом правового регулирования. В более общем смысле она пронизывает и все право как социально-культурное явление, неразрывно связанное с ней и на ней основанное. Так, например, Ю. И. Гревцов подчеркивает принципиальную значимость информации как феномена, определяющего возможность людей выбирать вариант своего поведения в различных условиях, а также делать осознанный выбор между социально-желательными и социально-вредными видами поведения в контексте возможного применения санкций. Правовая информация представляет собой субстанцию права, обусловливающую сам факт правовой жизни (правовой коммуникации). Точно так же как жизнь биологического организма представляет собой сочетание информационных потоков, свидетельствующих о жизнетворных и болезненных состояниях, о существовании которых можно узнать только в том, случае если тот или иной поток воспринять и оценить на субъективном уровне, правовая жизнь представлена информацией о правомерном и противоправном поведении, знание которой в большей степени значимо не для самого права, представляющего собой всего лишь инструмент социального регулирования, а для тех, кто при помощи инструмента стремится установить и впоследствии сохранять определенный порядок общественной жизнедеятельности.
На сегодняшний день в Российской Федерации и Республике Азербайджан уже имеется значительная законодательная база, а равно и соответствующая ей практика правоприменения, связанная с ограничением той или иной информации – информации экстремистского характера, информации, причиняющей вред здоровью и развитию детей и т. п. Сама по себе такая информация, строго говоря, и не запрещена – запретить ее полностью невозможно, по крайней мере, без вмешательства в сознание человека, что переводит вопрос уже в плоскость научной фантастики (правда, здесь, вероятно, необходимо сделать оговорку «на данный момент»). Нельзя принудить человека думать или не думать определенным образом. Точно так же нельзя в современных условиях запретить человеку получение информации, доступ к которой в принципе возможен, поскольку невозможно контролировать само существование информации как объективного явления в жизни общества.
Вместе с тем оборот информации контролировать допустимо, и именно с этим и связаны современные законодательные тенденции. Другое дело, что каждый этап развития информационно-телекоммуникационных технологий обостряет вызовы, стоящие перед законодателем, преследующим цели, в конечном счете связанные с обеспечением безопасности в широком смысле слова. Однако при этом принципиальное содержание данных вызовов не меняется, что подтверждается в том числе и настоящим исследованием. Прежде чем перейти к рассмотрению данных вызовов, уделим внимание коммуникативному аспекту информации как таковой.
Информация и коммуникация – ключевые понятия современных междисциплинарных исследований. Можно сказать, что коммуникация представляет собой динамический аспект информации. Модели коммуникации позволяют определить информационные процессы в их «движении». Так, в рамках одной из наиболее простых, но при этом наиболее емких моделей выделяются четыре ключевых элемента: источник информации, сообщение, канал (средства) и получатель.
Собственно, по мнению З. Эфрони, право может регулировать три из четырех элементов: источник, канал (средства) и получатель. Само сообщение право регулировать не может. В свете того, что в действительности (и на первый взгляд) право предъявляет требования к содержанию информации, здесь стоит вспомнить, например, достаточно прямолинейный термин «информация, распространение которой… ограничивается или запрещается». Уместно отметить, что на самом деле правовые требования все же предъявляются к тому, кто их может исполнить, т. е. субъектам – источнику и получателю информации, а также субъектам, обеспечивающим функционирование канала информации. Смысл в том, что законодательные требования не могут отождествляться с техническими нормами. При таком подходе информацию следует понимать как достаточно широкую категорию, полностью не отождествимую лишь с информационными сообщениями, которые, однако, играют ключевую роль в информационных процессах.
Рассмотрим подробнее составные элементы данных информационных процессов, следуя в контексте настоящей работы за логикой анализа, проведенного З. Эфрони.
Источник – «отправитель» или «создатель» несущего информационную нагрузку сигнала. Источником всегда является реальный субъект – человек, который создает определенный «когнитивный импульс», представляющий собой любое осмысленное содержание – мысль, эмоцию и т. п. Данному содержанию соответствует «воля к экстернализации» субъективного состояния, в целях чего источник создает последовательность объективно воспринимаемых (иными словами – материальных) сигналов. Это означает, что между первоначальной субъективной волей к экстернализации и коммуникативным действием, а затем – между коммуникативным действием и объективно воспринимаемым(-и) сигналом(-ами) есть причинно-следственная связь. Волевой аспект одновременно является и основанием, и причиной коммуникативного действия. Мы считаем правильным согласиться с З. Эфрони в том, что информация не создается волевым действием, но со своей стороны предлагаем добавить еще одно измерение – хотя сообщение информации не может не быть волевым, оно может быть неосознаваемым или неосознанным. Впрочем, это не имеет решающего значения для проблем правового регулирования оборота информации в специальных условиях информационно-телекоммуникационных сетей. В то же время некий сигнал может быть сообщением в полном смысле слова только в том случае, если источник информации хотя бы примерно отдает себе отчет в том, что его действия могут быть истолкованы (интерпретированы).
Получатель – субъект, который находится на другом конце условного коммуникативного вектора и принимает сигнал (сообщение) посредством своих органов чувств, в том числе информацию, которая ранее была опосредована иными, внешними средствами. При этом фактическое существование получателя информации не является квалифицирующим для коммуникативного акта. В действительности, достаточно лишь представления о том, что есть некий потенциальный получатель. В этом смысле получатель (как и источник) являются не субстанциями, а функциями информационного процесса. Достаточно того, что источник информации исходил из возможности восприятия сообщения в неопределенный момент времени в будущем. Эту мысль наглядно иллюстрирует известная «Золотая пластинка “Вояджера”» – краткое символическое и непосредственное описание основных культурных феноменов и достижений земной цивилизации, которой сопровождались аппараты «Вояджер», запущенные в космос в рамках американской космической программы. Смысл этих пластинок заключается в том, чтобы донести информацию о планете Земля до потенциально существующих внеземных цивилизаций. Очевидно, что в данном случае реципиент информации заранее неизвестен, но есть представление о том, что он, возможно, все же есть. Получение информации, в свою очередь, сопровождается последовательным исполнением известной науке логики функций познания – от ощущения через восприятие к представлению.
Средства – информационные каналы, по которым сообщение «доходит» от источника к получателю. При этом под каналом информации следует понимать все, что занимает пространство между источником и получателем, и при этом служит проведению (трансляции) сообщения. Следуя за З. Эфрони, разделим средства коммуникации на логические, логистические и смешанные.
Термин «логические средства коммуникации» связывается со способами передачи информации, понимаемыми как способы «кодирования» информации. В определенном смысле синонимом логических средств коммуникации выступает термин «язык». Коммуникация имеет свою архитектуру («архитектурный подход» в целом является системообразующим для данной работы), и эта архитектура в своем неосязаемом, собственно «логическом» виде и отражается в языке. Выбор логического средства коммуникации чаще всего имеет наиболее принципиальный характер и часто обусловлен практическими и эстетическими соображениями, подразумевающими в том числе анализ содержания и цели сообщения, обстоятельств, связанных с получателем, требуемым результатом и т. п. Соответственно, выбор логических средств коммуникации, в свою очередь, сам по себе передает информацию о намерении источника (любопытно, что именно такие соображения лежат или должны лежать в основе той же судебной интерпретации).
Термин «логистический» в данном случае призван подчеркнуть то, что часть средств передачи информации связана с физическими условиями, определяющими возможность передачи сообщения и направления сигнала. Чаще всего в теории информации под средствами передачи информации (коммуникации) подразумеваются именно логистические средства, к числу которых могут быть отнесены материальные носители информации, устройства, их сети и прочие элементы физической инфраструктуры. Отсюда и разграничение между непосредственной и опосредованной коммуникацией. Это разграничение в основном измеримо лишь в терминах определенной степени, тем не менее оно имеет значение. Чем меньше логистических средств коммуникации используется при передаче информации, тем в большей степени коммуникация носит непосредственный характер, и наоборот.
Смешанные средства коммуникации объединяют функции логических и логистических средств коммуникации. Поскольку компьютерные технологии предполагают использование нескольких уровней кода (от ввода информации на языке, доступном для восприятия человеком, до «перевода» этой информации на язык машинного кода, и в конечном счете – на трансформацию этой информации в последовательность электрических сигналов и обратное ее «раскодирование»), постольку данные технологии относятся к числу смешанных средств коммуникации. Как отмечает З. Эфрони: «Ярким примером [смешанных средств коммуникации] являются цифровые технологии, а также [связанные с ними] устройства, которые выполняют функции перевода, интерпретации и передачи сигналов для многочисленных удаленных получателей». В связи с этим закономерно следует вывод, релевантный для настоящей работы: информационно-телекоммуникационные сети, в первую очередь сеть Интернет, представляют собой смешанное (логическое и логистическое) средство информационной коммуникации.
Следуя за З. Эфрони, допустимо утверждать, что «цифровые технологии произвели революцию не только в том, как происходит человеческая коммуникация и социальные процессы, но и в том, каким образом право может вмешиваться в информационные процессы». С этим сложно не согласиться, особенно если рассмотреть простейший пример новой меры пресечения, связанной с отстаиванием публичного интереса в виде блокировки интернет-сайта. По сути, это простейший способ вмешательства в информационные процессы, предполагающий блокирование логистического (главным образом) средства передачи информации. В некотором смысле этот способ аналогичен изъятию тиража книги – процедуре, известной правоохранительным органам как минимум со времен книгопечатания. С другой стороны, факторы, определяющие значение сети Интернет, определяют принципиальное значение данного способа, благодаря чему его сила становится несопоставимой с простым изъятием тиража книги или журнала. Блокируя сайт, правоприменительные органы, по сути, исключают из социальных (и, отметим, глобальных) коммуникационных процессов один из многочисленных каналов коммуникации, и эти изменения имеют непосредственный, моментальный эффект.
Социальной основой создания и функционирования информационных коммуникаций в целом и интернет-пространства в частности выступает информационное общество. Понятие информационного общества ассоциируется с состоянием развития социума, в котором ключевое экономическое, политическое и культурное значение имеет создание, распределение, использование и распространение информации. Таким образом представляется, что наименее противоречиво информационное общество можно определить как этап развития социума, на котором информация в явном (эксплицитном) виде играет ключевую роль для всех общественных отношений.
Данная эксплицитность может выражаться, в частности, в том, что информация становится самостоятельным и обособленным объектом научного исследования. При этом она начинает выступать в качестве предмета многих наук, которым раньше информационный и коммуникативный аспекты своих основных объектов в какой-либо форме интересны не были. Наиболее ярко это проявляется в развитии философии науки в первой половине и середине XX в., которое в целом может быть охарактеризовано с точки зрения «лингвистического поворота».
История развития информационного общества – это прежде всего история развития отношения человечества к информации. Безусловно, информационные отношения присутствовали в обществе всегда. При этом не всегда им придавалось самостоятельное значение. История человечества может быть представлена как последовательное движение на пути осмысления информации как самостоятельного объекта. Несмотря на то что использование термина «информация» как самостоятельного термина в современном смысле начинается, по сути, только в XX в., история источников информации может быть представлена как история информации в целом.
В этом контексте весьма наглядной может быть условная схема исторических этапов развития информации, предложенная датским исследователем из инновационного университета Орхуса Нильсом Оле Финнеманном в работе «Интернет – новая коммуникационная инфраструктура», предметом которой является рассмотрение интенсификации информационных отношений, достигающей апогея в современный век Интернета.
Н. Финнеманн, в частности, отмечает, что отношение к информации является, безусловно, критическим фактором для каждого общества. Общество не существовало бы, если бы вопросам производства и распространения информации уделялось бы незначительное внимание. При этом противопоставление индустриального общества и информационного общества логически не вполне корректно, поскольку индустриальное общество также с необходимостью является информационным, а информационное общество в то же самое время может быть и индустриальным.
Другое дело – отношение к информации в различных обществах. Иными словами, нет общества, в котором информационный аспект отношения и вовсе бы игнорировался, однако то, каким образом он рассматривается и признается, определяет качественные характеристики общества как информационного. Основной критерий, который предлагает использовать Н. Финнеманн, – это виды средств передачи информации. Здесь нельзя не отметить, что критерий, выделенный датским исследователем, органично вписывается в схему, предлагаемую З. Эфрони для анализа проблем защиты авторского права в цифровую эпоху в информационном разрезе и рассмотренную ранее. По мнению Н. Финнеманна, всего можно выделить пять категорий информационного общества:
1) Устные культуры, построенные главным образом на речи. Основное средство передачи информации – устная речь;
2) Письменные культуры, основанные на сочетании устной и письменной (в первую очередь алфавит и числа) речи;
3) Печатные культуры, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов;
4) Культуры массовой информации, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов и аналоговых средств электросвязи;
5) Алфавитные культуры второго порядка, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов, аналоговых средств электросвязи и цифровых средств информации.
Как описывает указанные категории информационного общества («культуры») Н. Финнеманн?
Устные культуры основаны, соответственно, на устной речи. Ее происхождение до конца неизвестно. Считается, что устные культуры предшествуют письменным культурам. Устным культурам при этом может сопутствовать какой-либо комплекс средств визуальной коммуникации – дымовые сигналы, изображения, оставленные на стенах пещер, и т. п. Могут использоваться и дополнительные звуковые средства коммуникации: барабанный ритм, свист и т. п.
Письменные культуры предполагают по принципу «снежного кома» не только устную речь, но и письменность. Система письменности может различаться от общества к обществу по разным признакам, в том числе по цели использования и ограничениям (например, письменность может использоваться лишь для сакральных целей или монополией на использование письменных источников информации могут обладать только государственные органы). Письменные культуры зарождаются в промежутке от 5000 до 3000 г. до н. э. Развитию письменности как таковой сопутствует развитие счета и чисел. Причем, по данным некоторых исследований, устройства счета могли появиться много раньше – примерно в 8000-х гг. до н. э. в виде различных числовых отметок на поверхностях предметов в Месопотамии.
Печатные культуры – в их основе лежат не только устная речь и письменные тексты, но и печатные тексты. На сегодняшний день принято считать, что печатные культуры впервые появились в Азии. В частности, ксилография появилась в Китае в 600 г. н. э. Кроме того, ряд авторов ссылается и на то, что еще до 980 г. н. э. в том же Китае был распространен наборный шрифт. Вместе с тем именно изобретение Иоганном Гутенбергом печатного станка вывело печатную культуру на новый уровень – по наблюдениям исследователей, в течение 50 лет после данного изобретения было напечатано больше книг, чем за предшествующую тысячу лет.
Культуры массовой информации, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов и аналоговых средств электросвязи, предполагают «вторичную устность» в виде телефона и радио. Под аналоговыми средствами электросвязи первоначально может пониматься электрический телеграф, изобретенный в середине XIX в., который ознаменовал развитие новых средств передачи информации, основанных на использовании электричества для передачи сигналов, имеющих информационное значение. В части способов исчисления к этой культуре можно косвенно отнести и появление множества различных измерительных приборов, использующих электричество.
Алфавитные культуры второго порядка основаны на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов, аналоговых средств электросвязи и цифровых средств информации. «Алфавит второго порядка» – это бинарный код, который используется для операций с первичным алфавитом, а равно и другими символическими системами. При этом цифровые средства передачи информации могут быть интерпретированы как «третичная устность», предполагающая оцифрованную речь, синтетическую речь, системы голосового ответа, системы распознавания речи и т. п. Цифровые средства передачи информации связываются с появлением в первую очередь универсальных компьютеров, а во вторую – сети Интернет.
Перечисленные категории по умолчанию могут рассматриваться как модель последовательности развития истории информационного общества в целом. Таким образом, применяя концепцию Н. Финнеманна к проблематике настоящего исследования, следует учитывать, что сеть Интернет относится к алфавитной культуре второго порядка и представляет собой подлинный апогей развития информационного общества.
Анализ особенностей понимания информационного общества в ходе исторической эволюции позволяет говорить о том, что трансформация научного знания является лишь предшественницей трансформации социальных отношений в общем. Так, большинство теоретиков соглашаются в том, что наиболее ярко признаки информационного общества в современном понимании начали проявляться в 1970-х гг., т. е. тогда, когда получили стремительное развитие современные информационно-телекоммуникационные технологии, ставшие залогом возможности оперирования значительными объемами информации, в том числе в автоматизированной форме.
Много позже, 18 ноября 2005 г., на Мировом саммите информационного общества правительства многих стран мира приняли так называемое Тунисское обязательство (Tunis Commitment), в котором утвердили «желание и обязательство построить ориентированное на граждан, целостное и нацеленное на развитие информационное общество, покоящееся на целях и принципах Устава Организации Объединенных Наций, международном праве и многосторонности, в полной мере уважая и поддерживая Всеобщую декларацию прав человека, так, чтобы люди повсюду могли создавать, использовать и делиться информацией и знанием, иметь к ним доступ и полностью реализовывать свой потенциал, а также достичь международно-признанные цели и задачи, включая Цели развития тысячелетия».
Субстанцией, обеспечивающей «жизнь» информационного общества, является сама информация. Правовое регулирование в сфере информационных коммуникаций представляет специфический вид юридической деятельности, характеризующийся рядом отличительных признаков, ценностных установок и оценочных критериев. В определенном смысле правовое регулирование информационных отношений в интернет-пространстве рассматривается лишь в той части, в которой оно обусловлено с регулированием отношений в сфере технологий. Тем не менее нельзя не уделить должное внимание как общим проблемам правового регулирования как таковым, так и более конкретным проблемам правового регулирования информации (при этом последние более подробно и будут раскрыты в последующих частях настоящей работы). Данные проблемы весьма актуальны и продолжают находить свое отражение в значительном объеме научной литературы, в том числе в научно-квалификационных работах.
В общем и целом, как известно из теории права, правовое регулирование представляет собой процесс целенаправленного воздействия (в случае с государственно-организованным правом – соответственно, государства) на общественные отношения при помощи специальных правовых средств и методов, которые направлены на их упорядочивание. Задача правового регулирования – обеспечить соответствие поведения субъектов права установленным нормам. К числу способов правового регулирования относят дозволение, позитивное обязывание и негативное обязывание (запрет). К числу методов – императивный и диспозитивный, поощрительный и рекомендательный. По типам правовое регулирование делят на общедозволительное и разрешительное. Правовое регулирование далее классифицируют на нормативное и индивидуальное, а последнее – на координационное и субординационное (по критерию средств), а также на государственное и негосударственное (по критерию субъекта), на централизованное и децентрализованное (по критерию централизации), на общее, ведомственное, местное и локальное (в зависимости от сферы действия). Здесь также следует отметить, что отдельные ученые подчеркивают информационный и коммуникативный аспекты правового регулирования. Согласно позиции А. В. Полякова и Е. В. Тимошиной, «под правовым регулированием в телеологическом (с точки зрения целей, преследуемых правовым регулированием) смысле можно понимать целенаправленное текстуальное (информационно-ценностное) правовое воздействие на субъектов правовой коммуникации, вызывающее их ответное поведение, адекватное воздействующему тексту».
Теория правового регулирования содержит множество проблем, которые активно обсуждались и продолжают обсуждаться в отечественной научной литературе. Вместе с тем необходимо отметить, что в рамках представленной монографии автором конструируется комплексная система сравнительно-правового анализа и юридико-технической оценки механизма правового регулирования в интернет-пространстве. Данная система основана на учете как сквозных (системных) правовых проблем, связанных с информационными коммуникациями, так и на признании ее архитектурных особенностей, определяющих уникальные способы регулирования (на уровне кода). Исследование содержательного и инструментально-методологического аспекта правового регулирования в системе Интернет было проделано автором ранее и получило свое отражение как в успешно защищенных кандидатской и докторской диссертациях, так и в опубликованных научных работах, а также в многочисленных выступлениях на научных конференциях. Там же были рассмотрены во многом послужившие общей методологической основой проблемы информации как объекта и предмета правового регулирования на основе целого ряда исследований. Отдельное внимание было уделено вопросам социологии права в контексте проблем правового регулирования, а также проблемам юридической техники. Была проанализирована и учтена в работе специальная литература по информационному праву.
Предлагаемая в настоящей работе теоретическая концепция призвана не заменить устоявшийся подход, а качественно дополнить его, основываясь на принятии во внимание ключевых особенностей понимания сети Интернет как вида и формы информационного пространства. Предлагаемая понятийная модель имеет не только научно-теоретическую, но и практическую значимость, поскольку является основой для последующего эффективного разрешения проблем, возникающих в области различных информационных коммуникаций, в совокупности своей выступающих в качестве предмета регулятивно-охранительного воздействия информационного права.
Войти с помощью соц. сетей: