Глава восемнадцатая

Я была довольна, что уступила. Ноэ весь год чувствовал себя как рыба в воде. Примерно один месяц из двух он проводил в Индии, и в каждый его приезд во Францию я замечала, что он стал более взрослым, более зрелым. В Индии он столкнулся со страшнейшей нищетой, соседствующей с богатством, властью и преуспевающим бизнесом. Отныне он был полностью независим и управлял своей юной жизнью по собственному разумению. Но при этом охотно советовался и с Полем, и со мной. Бывая на нашем континенте, он проводил выходные дома. Он соблюдал все традиции: занимался с моим мужем скалолазанием и готовил со мной буррито, а потом встречался с лицейскими приятелями, с которыми не терял контакта. Я догадывалась, что он регулярно ходит в гости к Жюстине, и планировала серьезно поговорить с ним с глазу на глаз, потребовать не играть с ней.

Его жизнь в Сен-Мало состояла из работы у Николя и общения с братом и двумя сестрами, которым он посвящал много времени. Он по-прежнему не называл своего отца папой и никогда, наверное, не будет. Впрочем, никто и не просил его об этом. Однако он нашел свое место рядом с той, другой семьей. Мы с Николя старались как можно меньше соприкасаться, и нам это прекрасно удавалось. Мы с Полем ни разу за полтора года не были в Сен-Мало, а они ни разу не приезжали в Нормандию. У Ноэ было три жизни: в Сен-Мало, в Руане и в Индии. Каждому свое место. У каждого свое предназначение.

Как-то утром я получила странное сообщение от Николя, который спрашивал, в агентстве ли мы с мужем, потому что он собирается сейчас заехать, чтобы обсудить кое-что важное. Я сразу насторожилась. Поль, желая меня успокоить, предположил, что речь пойдет о большом, на несколько месяцев, путешествии, в которое собирается Ноэ. Однако когда к нам явился бледный как смерть Николя, я испугалась – было ясно, что происходит нечто серьезное. Поль успел придержать меня за талию до того, как меня перестали слушаться ноги.

– Что-то с Ноэ?

– Нет, – ответил он измученным голосом. – У вас найдется тихое место, где мы можем поговорить?

Продолжая меня поддерживать, Поль поманил его в свой кабинет. Николя рухнул в кресло и обхватил голову руками. Да, мы держали дистанцию, однако у нас установились вполне мирные и хорошие отношения, и меня расстроило его состояние.

– Николя, – осторожно позвала я. – Что происходит?

Он перевел на меня затуманившийся взгляд.

– Прости меня, Рен. Вы оба заслужили спокойную жизнь, но я не могу скрыть от вас то, что случилось, и не могу не попросить тебя об услуге, хотя предпочел бы этого не делать никогда…

– Ты меня пугаешь! Да о чем ты, в конце концов?

– Это Паком…

– Что – Паком?

– Он вернулся в Сен-Мало…

– И в чем проблема? Не понимаю, каким боком это меня касается.

– Рен, он вернулся, чтобы… Черт!

Он вскочил, забегал по комнате, сжав кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не замолотить ими по стене.

– Не могу…

Его голос надломился, а мое сердце на секунду перестало биться, откликаясь на его отчаяние.

– Паком вернулся… умирать.

У меня так сильно закружилась голова, что я едва не упала в обморок. В моей памяти всплыла мощная фигура, продуваемая ветром, на крепостной стене. Паком походил на капитана, сероглазого, с хмурой улыбкой.

– Нет! – запротестовала я. – Неправда!

По такому серьезному поводу Николя не стал бы мне врать. Но я отказывалась верить.

– Как такое возможно? Если он действительно болен, он пойдет к врачам и вылечится!

Лицо Николя выражало утомление, безнадежность, смирение.

– Нет, Рен, слишком поздно. Он уже давно отказался лечиться. Я только что узнал, почему он уехал полтора года назад и не хотел возвращаться. Помнишь? Все тогда гадали, в чем причина…

Пакому поставили диагноз как раз перед его первой непредвиденной встречей с Ноэ в Руане. Я помню его внезапный приезд. Почему он тогда появился у меня? Возможно, он рассказал бы мне все, не столкнись он нос к носу с Ноэ? В моих воспоминаниях он был пышущим здоровьем мужчиной. Однако если покопаться в памяти, я не единожды – в частности, в тот вечер – подмечала его изнуренный вид и заострившиеся черты лица. Какая нужна была сила характера, чтобы скрывать от всех симптомы?! Он ни с кем не поделился, не желая становиться источником беспокойства. Он сделал свой выбор, как только узнал. Ограничился строго необходимым минимумом лечения, решил прожить оставшуюся жизнь на полную катушку, отказался от прозябания в паутине трубок и капельниц, от операций, от слабости и отвратительного самочувствия из-за тонны поглощаемых лекарств. Бесполезных лекарств, потому что исход известен заранее. Зачем пытаться отыграть у болезни немного времени, если ради этого нужно остаться без той жизни, которую он всегда хотел вести! Поэтому, как только он убедился в том, что все понемногу улаживается, он уехал, чтобы дать нам возможность объединиться и избавить нас всех от зрелища его неизбежного угасания.

– Как все открылось?

Николя печально усмехнулся.

– Он часто общался по скайпу с детьми или со мной по работе. В последнее время я находил его каким-то странным, ненормально изможденным. Я поделился с ним своим волнением, и он сдался, захотел в последний раз увидеть Сен-Мало и крепостные стены и тут же все выложил. В лоб, не щадя меня, как он это умеет.

В глазах Николя стояли слезы.

– Его состояние резко ухудшилось. Он был слишком слаб, чтобы добираться до Франции в одиночку. Я полетел за ним и привез его домой два дня назад.

Ноэ живет в его квартире.

– А что Ноэ?

– Последние двое суток он не отходит от него ни днем ни ночью.

Так вот почему мой сын не объявлялся. Я задрожала, представив себе, что на него свалилось. Николя сразу догадался, почему я забеспокоилась.

– Наш сын сильный, ты не можешь себе представить, как достойно он все переносит, как все принимает, как слушается Пакома, который утешает его. Они вместе прожили прекрасные дни в Индии, Паком не позволял себе проявлять слабость. Бог ведает, как ему это удавалось, безусловно, это потребовало от него огромной энергии. Но он оберегал Ноэ… Сейчас он сжигает последние силы ради него, они много разговаривают, и оба живут с миром в душе. Это впечатляет, будь уверена.

Я кожей ощущала страдание сына. Слишком уж ему достается от жизни.

– Но… – Николя прервал фразу, чтобы обратиться к Полю: – Мне очень жаль, что приходится вас в это втягивать, но мы нуждаемся в Рен.

Поль стиснул мою руку и ободряюще улыбнулся. Я начинала догадываться, к чему клонит отец Ноэ.

– Нет! Николя, ты не можешь требовать этого от меня, – ужаснулась я.

– Пожалуйста! Он ни о чем не просил, совсем ни о чем, поверь мне. Он искренне рад за вас обоих. Он никогда бы не посмел встать между вами, особенно сейчас. Я не сомневаюсь, что, будь у него силы, он бы меня придушил за то, что я поехал к тебе. Но я знаю, что ему нужно увидеть тебя в последний раз. После тебя у него не было женщин, он сам мне сказал. Его сон часто неспокоен, из-за этого он теряет последние силы. А еще во сне он постоянно зовет тебя. Ты последняя, с кем он еще не заключил перемирия…

– Разве я мало плакала по его вине? – всхлипнула я.

Я покосилась на Поля, я была подавлена тем, что он присутствует при этой сцене. Он погладил меня по щеке.

– Прости, – попросила я.

– Не надо щадить меня, скрывая свое горе. И не забывай о том, что он сделал. Ради нас он пожертвовал собой. Ты должна поехать… Меня это не пугает, ведь ты меня любишь.

– Больше всего на свете, – прошептала я.

Потом повернулась к Николя, взглядом умолявшему меня откликнуться.

– Пожалуйста, Рен, – настаивал он.

– Я приеду. – Слова вырвались у меня сами собой.

– Спасибо… Не тяни… Ему недолго осталось.

Уже на следующий день мы отправились в Сен-Мало. Естественно, Поль поехал со мной, я бы без него не выдержала. Мы с ним пара, единое целое. Как я могла отстранить его из-за того, что у нас было с Пакомом?! Накануне вечером я говорила по телефону с Ноэ, который, по утверждению Николя, стойко держался, и он тоже настаивал на приезде Поля.

Погода была ровно такая же, как в тот день, когда я впервые вошла в ворота старого города: ветер хлещет по лицу, синее небо забито грозными тучами. Буря. Похожая на ту, что разыгрывалась в квартире над крепостными стенами, и на бушевавшую в моем сердце. Поль остановился и отступил назад перед высокой дверью особняка арматоров, где жил Паком. Я схватила его за рукав и удержала.

– Ты что?

– Я не пойду.

Я в испуге уставилась на него, он меня обнял.

– Несмотря на уважение, которое все мне выказывают, мое место не здесь, ты должна прийти к нему сама, без меня, в память о том, что вас связывало. Он сделал для тебя много хорошего, ты никогда его не забудешь, и я не ревную. Сейчас у тебя последняя возможность поговорить с ним. Не беспокойся. Ты меня любишь, и между нами ничего не изменится – на этот счет у меня никаких сомнений.

– Ты мне нужен.

– Нет, ты ошибаешься, ты умница, ты поведешь себя правильно, я тебя знаю. Если что, телефон все время при мне.

Я поднялась по лестнице, не торопясь и размеренно дыша. Поль наверняка предупредил Ноэ, потому что я даже не успела преодолеть последний пролет, а он уже открыл дверь. Мой сын стал еще старше, его глаза покраснели и были обведены черными кругами, черты лица стали резче. Я крепко обняла его, и он повел меня в квартиру, где о его присутствии говорили акустические колонки и гитара. Все остальное здесь было так же, как в моих воспоминаниях, все на тех же местах. И стол по-прежнему стоял у окна. Я проглотила комок в горле, у меня не было права сломаться. Николя бросился ко мне, я сжала его в объятиях так сильно, как могла, уже готовясь утешать.

– Где дети? – спросила я.

Ну да, это нелепый вопрос, но я подозревала, что Николя станет немного легче, если заговорить с ним о детях.

– В школе.

– Я скоро пойду за ними и отведу к няне, – сообщил Ноэ.

– А где Элоиза?

Николя кивком указал на спальню Пакома. Она как раз выходила оттуда. Увидев меня, она вздохнула с облегчением и бросилась в мои объятия. Мы все были вместе. И это утешало, давало силы противостоять горю. Мы поддерживали друг друга, забыв на время о наших прошлых сражениях и таких непохожих жизнях.

– Клянусь, Рен, я впервые возненавидела свою профессию. И почему я медсестра, за что это мне?

Я даже не рискнула представить себе, какой тяжелый крест свалился на ее плечи. Ведь ей приходится ухаживать за Пакомом в последние минуты его жизни.

– Где Поль? – неожиданно спросил Ноэ, и мне не понравился его тон.

– Он не хочет заходить.

– Я пойду за ним!

– Оставь его, Ноэ, у него свои соображения.

– А у меня – свои!

Он покраснел от злости, лицо стало мрачным, он инстинктивно сжимал и разжимал кулаки.

– Потише, Ноэ, – как можно мягче попросила я.

– У меня три отца, мама!

Это был крик, вырвавшийся из глубины естества, и он, показалось мне, удивил его не меньше, чем всех нас. Потом он внезапно успокоился, как будто выплеснул то, что сдерживал последние месяцы, а может, и годы.

– Одного я сейчас теряю, и мне необходимы оба других.

В нем снова подымалась волна гнева.

– Я хочу, чтобы они собрались все трое, чтобы хоть однажды все были со мной! Разве я слишком многого прошу? – завопил он.

В квартире надолго повисло тяжелое, тревожное молчание. Николя осторожно приблизился к сыну:

– Давай сходим за ним вдвоем.

Минут через пятнадцать они вернулись с Полем. Проходя мимо меня, он прикоснулся губами к моим волосам. Ноэ попросил немного подождать, он охранял Пакома, словно сторожевой пес. Потом он позвал мужчин, и они скрылись в коридоре. Мы с Элоизой сели на диван и взяли друг друга за руки.

– Как дети? – поинтересовалась я.

– Они навещали Пакома вчера, он попросил накачать его наркотиками, чтобы не напугать и продержаться в их последнюю встречу. Он дурачился с ними, как прежде. Инес вообще ничего не поняла. Адам и Саломея отнеслись к увиденному по-другому, но поддержали игру.

– Как он себя чувствует?

Она горестно вздохнула:

– Ему хуже с каждым часом…

Я спрятала лицо в ладонях, боясь разрыдаться, мне было очень страшно. Элоиза ободряюще положила руку мне на плечо.

– Когда ты его увидишь… будет лучше, если я тебя предупрежу, тебя ожидает шок. Это уже не тот Паком, которого ты помнишь.

Она сжала мое плечо.

– Я боюсь, – призналась я.

– Он тебе поможет, не беспокойся.

Вдали послышались шаги. Я собралась с духом.

– Мама, – очень тихо позвал меня Ноэ.

Я посмотрела на него – сын казался отрешенным. – Он тебя ждет…

Я поднялась и заметила, что Поля нет. Он еще оставался в спальне Пакома. Вскоре он вышел, сгорбившись, в гостиную и сразу приблизился ко мне.

– Не вспоминай обо мне, когда будешь с ним.

Я нахмурилась, пытаясь угадать, что он имеет в виду.

– Не торопись, оставайся сколько нужно. Я пойду с Ноэ за малышами. Мы отведем их и вернемся.

Поль нежно поцеловал меня, не обращая внимания на тех, кто был в гостиной, и еще раз повторил, что любит меня. Потом остановил меня, не дав ответить:

– Я знаю, – подмигнул он.

Он положил руку на плечо Ноэ и повел его к выходу. Я осталась с Николя и Элоизой, которые стояли рядом обнявшись и не отрывали глаз от Поля и Ноэ. Николя перевел потрясенный взгляд на меня.

– Поль… он действительно… необыкновенный…

– Это для меня не новость, – печально улыбнулась я.

Я поцеловала в щеку Элоизу и Николя и пошла к Пакому, странным образом оставаясь спокойной. Набрав побольше воздуха в легкие, я толкнула дверь спальни. Там было сумрачно, шторы задернуты, это меня обескуражило. Я подошла поближе к кровати. Паком лежал повернувшись лицом к окнам.

– Я уже думал, что ты никогда не придешь рассказать, чем закончилась история, – произнес он.

Его голос оставался тем же, мягким и низким, хотя в нем явно слышалась усталость. Я бесшумно подошла поближе. Потом села, все еще не решаясь взглянуть на мужчину, которого так любила. После долгого молчания я подняла к нему лицо, и он мне улыбнулся. Я не заметила того, о чем меня предупреждала Элоиза. Я видела только Пакома. Ну да, его лицо осунулось, стало бледным, но он оставался таким же красивым, а его серые глаза по-прежнему блестели.

– Спасибо, что послушалась меня, – прошептал он. – Спасибо, что не ждала меня. И спасибо, что отпустила Ноэ ко мне в Индию…

Я крепилась изо всех сил, прогоняя слезы.

– Я счастлив, ты себе не представляешь, насколько я счастлив.

Он все еще улыбался мне, потом потянулся исхудавшими пальцами к моему лицу, ласково провел по нему, а я прижалась щекой к его ладони.

– Делай я выбор вместо тебя, я бы не нашел никого лучше Поля. Для меня уже давно не секрет, что вы друг друга любите, есть вещи, которые понимаешь интуитивно, и ваша любовь – одна из них. А ведь я всего дважды видел вас вместе…

Он замолчал, его рука упала на постель, лицо искривилось от боли, он задыхался. Я перепугалась и наклонилась к нему:

– Пожалуйста, молчи, разговоры тебя утомляют. Ему удалось насмешливо подмигнуть.

– Скоро у меня будет полно времени для отдыха, так что…

Я возмущенно потрясла головой, несправедливо, что он уходит, он не может, не имеет права.

– Не говори так…

– Прошу тебя, Рен, только не ты…

В его взгляде промелькнула яростная жажда жизни, он никогда не примет мою жалость.

– Я любила тебя, Паком. Ты ведь знаешь, как безумно я любила тебя? Я так злилась на тебя за то, что ты меня бросил…

– Знаю… Но ты же простила?

Я кивнула.

– Вот видишь, все не случайно… Я подозревал, что ваша якобы нечаянная встреча с Николя не обошлась без помощи Поля. Мы об этом только что говорили все вместе. Могу похвастаться, что пришел к этому выводу раньше тебя…

Я заставила себя рассмеяться.

– Он очень сильный человек и, главное, не побоялся рискнуть, понимая, что может потерять тебя навсегда… А сегодня ему хватило великодушия оставить меня ненадолго наедине со своей женой… Сомневаюсь, что поступил бы так же…

Слезы тихо катились по моим щекам. Он грустно усмехнулся:

– Правда, я вряд ли причиню ему серьезный ущерб.

– Идиот, – воскликнула я.

Он не без труда одарил меня своей неотразимой улыбкой. Потом постарался восстановить дыхание, а когда ему стало чуть легче, он снова сделался серьезным.

– Рен… я хочу услышать от тебя, что ты счастлива…

– Довольно сложно рассказывать тебе о моем счастье сейчас… когда…

– Я уже почти ушел…

– Возможно. Однако еще недавно ты дышал где-то там, в дальних краях, и вел жизнь моряка без корабля. И я убеждала себя, что ты счастлив…

– Я и был счастлив, да я и сейчас счастлив. Я ухожу не в одиночестве, рядом со мной все, кого я люблю. Николя, Элоиза, их дети, сын, о котором я всегда мечтал, женщина, которую я люблю и которая любима хорошим человеком, пользующимся моим уважением и делающим ее еще более красивой, чем прежде. Что еще нужно…

Его рука снова потянулась к моему лицу, палец прошелся по губам.

– Я ухожу, ни о ком не беспокоясь. В моей душе мир, Рен, и если в твоей тоже…

Его взгляд меня завораживал. А есть ли в моей душе мир? Где-то в тайных закоулках моего подсознания всегда таилась крупица вины перед Пакомом. Я была уверена, что никогда не оправлюсь от его отъезда, я бы умоляла его остаться со мной, дай он мне тогда такую возможность. Но ведь моя страстная любовь к нему была предсказуемо недолговечной. По сути, он все сделал правильно, потому что, даже если бы он не заболел, я бы не стерпела “любовь пунктиром”, которую он мне предлагал. Вот почему нашим чувствам не суждено было расцвести. Мне они были необходимы, чтобы справиться с чередой мучительных проблем, ему – чтобы покинуть этот мир в ладу с самим собой. Я наклонилась и прижалась губами к его губам.

– Я тоже в согласии с собой, Паком, – призналась я, не отодвигаясь от него.

– Так хорошо дышится, когда ты рядом, – прошептал он.

Я поцеловала его еще раз, потом приподнялась и заглянула в его серые глаза.

– Ты уйдешь как господин из Сен-Мало…

Серые глаза наполнились слезами, он понял, что я исполнила его желание – прочла его любимую книгу. – Тебе нужен свежий воздух, это неправильно, что ты взаперти.

Я встала, отдернула шторы и широко распахнула окна. В спальню ворвался ветер. Он тихо плакал, с его сердца свалился тяжкий груз. Я сняла пледы и подушки с кресла в углу комнаты и отнесла на кровать.

– Возьмись за меня, – попросила я.

Он обвил мою шею, я сцепила руки у него за спиной и приподняла его, затолкав под спину подушки.

– Теперь тебе видно море?

– Да, – выдохнул он.

Я прилегла рядом и набросила на него пледы. Положила голову ему на плечо. Он сумел обнять меня. Мы обменялись долгими взглядами, слов нам больше не требовалось. Он улыбнулся мне своей фирменной хмурой улыбкой и напряг последние силы, чтобы поцеловать меня в губы. Взгляд его устремился к морю, он сжал мое плечо. А потом море подхватило его.