Маленькое зеркало в ванной на следующее утро было ко мне беспощадно. Я нахмурилась, глядя на свое отражение. Бледные щеки, опухшие глаза. Сухие губы. Я походила на смерть. И чувствовала себя так же.

Дверь спальни открылась, но я продолжала смотреть на себя, погрузившись в мысли. Кошмары мучили меня всегда, но прошлой ночью все было куда хуже. Я провела пальцем вдоль шрама у основания горла, вспоминая былое.

Все произошло на мой шестнадцатый день рождения. В шестнадцать лет ведьма становится женщиной. Другие девочки с нетерпением ждали этого, мечтая поскорее пройти обряд посвящения в Белые дамы.

Со мной же все было иначе. Я всегда знала, что день моего шестнадцатилетия станет последним днем моей жизни. Я с этим смирилась и даже радушно принимала это знание, когда сестры осыпали меня любовью и хвалой. С самого рождения мое предназначение было в том, чтобы умереть. Лишь моя смерть могла спасти мой народ.

Но когда я, лежа на алтаре, почувствовала лезвие клинка на своем горле, что-то изменилось.

Изменилась я.

– Лу? – послышался голос моего мужа за дверью. – Ты одета?

Я не ответила ему. Я вспомнила о том, как вчера дала слабину, и меня захлестнул стыд и унижение. Я вцепилась в умывальник, сверля себя гневным взглядом. Подумать только, я спала на полу, лишь бы быть поближе к нему. Тряпка.

– Лу? – Я снова не ответила, и муженек приотворил дверь. – Я захожу.

За его спиной с озабоченным выражением лица маячил Ансель. Я закатила глаза, все так же глядя на себя.

– Что такое? – Муж всмотрелся в мое лицо. – Что-то случилось?

Я выдавила улыбку.

– Все хорошо.

Они переглянулись, и мой муж кивнул на дверь. Я сделала вид, что не заметила, как Ансель вышел, и между нами воцарилось неловкое молчание.

– Я тут размышлял кое о чем… – начал он наконец.

– Опасное это занятие, скажу я тебе.

Он не обратил внимания на мои слова. Вид у него был как у человека, который готовится сорвать повязку с раны, – одинаково решительный и перепуганный.

– Сегодня вечером в Солей-и-Лун ставят спектакль. Может быть, сходим?

– Что за спектакль?

– La Vie Éphémère.

Ну разумеется. Мне было совсем не смешно, но я все же фыркнула, рассматривая круги у себя под глазами. После визита мадам Лабелль я допоздна не спала, дочитывая историю Эмилии и Александра, чтобы хоть как-то отвлечься. Они жили, любили и умерли вместе – и все ради чего?

Надежду.

Вот только они этой надежды уже не увидят, не почувствуют, не смогут ее коснуться. Эта надежда неуловима, как дым. Как мерцание пламени.

Эта история оказалась куда насущнее для нас, чем мог полагать мой супруг. Похоже, сама Вселенная – или Бог, или Богиня, кто бы ни отвечал на это, – насмехалась надо мной. И все же… Я оглядела каменные стены своей темницы. Пожалуй, будет неплохо сбежать из этого злосчастного места, хоть ненадолго.

– Ладно.

Я попыталась протолкнуться мимо него в спальню, но он преградил мне путь.

– Тебя что-то тревожит?

– Тебя это волновать не должно.

– И все же волнует. Ты сама не своя.

Я изобразила усмешку, но удержать ее на лице было не так-то просто. Поэтому я зевнула.

– Ты меня не знаешь, чтоб об этом судить, так и не притворяйся, будто знаешь.

– Я знаю, что если ты не сквернословишь и не распеваешь песни об одаренных природой дамочках, что-то явно не так. – Его губы дрогнули, и он робко коснулся моего плеча. Синие глаза моего мужа сверкали, как океан на солнце. Я раздраженно отбросила мысль об этом.

– Что произошло? Ты можешь мне рассказать.

«Нет, не могу». Я отстранилась от его прикосновения.

– Я же сказала, все в порядке.

Муж отнял руку, и по его взгляду мне показалось, будто у него внутри что-то разбилось.

– Что ж, хорошо. Тогда я оставлю тебя одну.

Глядя, как он уходит, я ощутила укол чувства, до странности похожего на сожаление.

Чуть позже я вышла в спальню, надеясь, что мой муж еще там, но он ушел. Мое настроение, и без того неважное, стало еще хуже, когда за столом я увидела Анселя. Он с тревогой смотрел на меня, будто ждал, что я вот-вот отращу себе рога и начну плеваться огнем. Честно говоря, в точности это в тот миг мне и хотелось сделать.

Я кинулась к Анселю, и он вскочил на ноги. Я испытала злорадное удовлетворение, увидев его испуг, а потом мне стало стыдно. Ансель был ни в чем не виноват, и все же… Я просто не могла вот так взять и повеселеть. Увиденный сон не желал покидать меня. Ансель, к сожалению, тоже.

– Т-тебе чем-нибудь помочь?

Не глядя на него, я прошла мимо и распахнула ящик стола. Дневника и писем все так же не было – осталась только потрепанная Библия. Ножа не нашлось. Чтоб тебя. Я знала, что вряд ли там его отыщу, но раздражение – а может быть, страх – мешало мыслить разумно. Я развернулась и пошла к кровати.

Ансель по пятам следовал за мной, ничего не понимая.

– Что ты делаешь?

– Ищу оружие. – Я царапала спинку кровати, безуспешно пытаясь отодвинуть ее от стены.

– Оружие? – Его голос недоверчиво дрогнул. – А з-зачем тебе оружие?

Я навалилась всем весом на проклятую спинку, но она была слишком тяжела.

– На случай, если мадам Лабелль или… гм, еще кто-нибудь решит вернуться. Помоги мне лучше.

Он не сдвинулся с места.

– Еще кто-нибудь?

Я сдержала раздраженный рык. Это было неважно. Наверняка мой муж в этой своей тайной нише ножа бы не оставил. Уж точно не после того, как показал ее мне.

Я легла на живот и залезла под кровать. Безупречные половицы, такие чистые – хоть ешь с них. Кто здесь, интересно, такой чистюля и драит их до идеального блеска – горничные или мой муж? Наверное, муж. Он как раз такой – дотошный и опрятный до ненормальности.

Ансель повторил свой вопрос, на этот раз подойдя поближе, но я не стала отвечать: ощупывала пол – мало ли где-нибудь отошла доска. Но нет. Я не сдалась и стала постукивать тут и там, проверяя, не обнаружится ли где заветной пустоты.

Ансель заглянул под кровать.

– Здесь никакого оружия нет.

– Ты бы все равно так сказал, даже если б было.

– Мадам Диггори…

– Я Лу.

Он сморщился, в точности как мой муж.

– Луиза…

– Нет. – Я резко обернулась к нему, чтобы смерить гневным взглядом, но ударилась головой о раму и громко выругалась. – Не Луиза. А теперь уйди, я вылезаю.

Он растерянно поморгал, но все равно отполз в сторону. Следом выбралась я.

Повисло неловкое молчание.

– Не знаю, почему ты так боишься мадам Лабелль, – наконец сказал он, – но уверяю тебя, что…

– Не боюсь я мадам Лабелль.

– Кого тогда? Того самого «кого-нибудь еще»? – Он нахмурил брови, пытаясь понять, что со мной такое.

Я слегка смягчилась, но совсем-совсем чуточку. Ансель, конечно, поначалу пытался отдалиться от меня после происшествия в библиотеке два дня назад, но безуспешно. В основном потому, что я сама ему не позволяла – помимо Коко, только он один во всей этой злосчастной Башне мне нравился.

– Нет больше никого, – солгала я. – Но всегда лучше перебдеть. Не то чтобы я не доверяю твоим выдающимся бойцовским умениям, Ансель, но я предпочла бы не доверять свою жизнь… тебе.

Растерянность в его лице сменилась обидой, а потом гневом.

– Я могу за себя постоять.

– Давай останемся каждый при своем мнении на этот счет.

– Оружия ты не получишь.

Я вскочила на ноги и стерла со штанов невидимое пятнышко.

– Это мы еще посмотрим. Куда сбежал мой злополучный муженек? Мне надо с ним поговорить.

– Он тебе оружия тоже не даст. Именно он его и спрятал.

– Ага! – Я торжествующе вскинула палец и стала наступать на Анселя, а он испуганно вытаращил глаза. – Значит, спрятал-таки! Где оружие, Ансель? – Я ткнула его пальцем в грудь. – Говори давай!

Ансель шлепнул меня по руке и попятился.

– Я не знаю, куда он его спрятал, так что не надо меня тыкать… – Я опять его ткнула, просто забавы ради. – Ай! – Ансель сердито потер грудь. – Сказал же, не знаю! Ясно? Не знаю я!

Я убрала палец и вдруг ощутила, как мне резко стало лучше. Я даже хихикнула против воли.

– Ну ладно. Теперь верю. А теперь пойдем искать моего мужа.

Не сказав больше ни слова, я развернулась и вышла за дверь. Ансель устало вздохнул и последовал за мной.

– Риду это не понравится, – пробурчал он. – К тому же я даже не знаю, где он.

– Ну а чем вы тут обычно целый день занимаетесь? – Я хотела открыть дверь, что вела на лестницу, но Ансель успел раньше и открыл ее для меня. Ладно, признаю, этот мальчишка мне не просто нравился – я его обожала. – Пинаете щенят и похищаете детские души, я полагаю?

Ансель нервно огляделся.

– Нельзя так говорить. Это некрасиво. Ты ведь теперь супруга шассера.

– Я тебя умоляю. – Я картинно закатила глаза. – Я вроде бы уже четко дала тебе понять, что мне глубочайшим образом начхать, что у вас тут красиво и некрасиво. Напомнить, может? В «Грудастой Лидди» еще два куплета есть.

Он побледнел.

– Пожалуйста, не надо.

Я одобрительно ухмыльнулась.

– Тогда рассказывай, где мне найти своего муженька.

Ансель помолчал немного – размышлял, всерьез ли я угрожаю продолжить свою балладу о выдающихся женских прелестях. Видимо, решил, что все-таки всерьез – и не ошибся, кстати, – потому что в конце концов покачал головой и пробормотал:

– Он, наверное, в зале совещаний.

– Прекрасно. – Я взяла Анселя под руку и игриво толкнула бедром. Он напрягся от моего прикосновения. – Веди.

К моему разочарованию, Рида в зале совещаний не оказалось. Вместо него меня поприветствовал другой шассер. Его коротко остриженные черные волосы блестели в свете свеч, а светло-зеленые глаза, очень выразительные на фоне бронзовой кожи, сощурились. Я едва сдержалась, чтобы не нахмуриться.

Жан-Люк.

– Доброго утра, воровка. – Он быстро пришел в себя и отвесил мне низкий поклон. – Чем могу помочь?

У Жана-Люка все его чувства были написаны на лбу, поэтому распознать его слабость не составило труда. Хоть он и прятал все под маской дружбы, но зависть я могла разглядеть всегда. Особенно черную.

К сожалению, сегодня у меня не было времени на игры.

– Я ищу своего мужа, – сказала я, уже пятясь прочь из комнаты. – Но, как вижу, его здесь нет. Если позволишь, я…

– Ерунда. – Жан-Люк отодвинул бумаги, которые просматривал, и лениво потянулся. – Оставайся. Мне все равно надо передохнуть.

– И как же я могу тебе в этом помочь?

Он откинулся и скрестил руки на груди.

– Что именно понадобилось тебе от нашего дражайшего капитана?

– Нож.

Он фыркнул, проведя рукой по подбородку.

– Пусть твой дар убеждения не знает равных, сомневаюсь, что даже тебе удастся раздобыть здесь оружие. Архиепископ, судя по всему, считает, что ты опасна. А Рид, как и всегда, воспринимает мнение Его Высокопреосвященства как слово Божье.

Ансель шагнул в комнату и прищурился.

– Тебе не следует так говорить о капитане Диггори.

Жан-Люк усмехнулся.

– Я говорю лишь правду, Ансель. Рид – мой ближайший друг. Но также и любимчик Архиепископа. – Он закатил глаза и сморщил губы, будто слово «любимчик» оставило у него во рту неприятный привкус. – Кумовство – страшная вещь.

– Кумовство? – Я вскинула бровь, переводя взгляд между ними. – Я думала, мой муж сирота.

– Он и был сиротой. – Ансель сверлил Жана-Люка злым взглядом. Я и не думала, что он может выглядеть таким… враждебным. – Архиепископ нашел его в…

– Избавь нас от сопливой истории, будь добр? У каждого из нас такая есть. – Жан-Люк резко отстранился от стола, посмотрел на меня и тут же вернулся к своим бумагам. – Архиепископ считает, что видит в Риде самого себя. Они оба были сиротами, оба в детстве озорничали. Вот только на этом сходство заканчивается. Архиепископ создал себя из ничего – сам. Труд его жизни, титул, влияние – за все это он сражался. За все это проливал кровь. – Жан-Люк ухмыльнулся, смял одну из бумаг и бросил в мусорное ведро. – А Риду он все это собирается отдать задаром.

– Жан-Люк, а ты сам – сирота? – спросила я проницательно.

Он остро посмотрел на меня.

– А что?

– Я… Ничего. Это неважно.

И это правда было неважно. Меня не волновали проблемы Жана-Люка. Но быть таким слепцом и не видеть своих истинных чувств… неудивительно, что он несчастен. Проклянув себя за любопытство, я задумалась о другом. Найти оружие было куда важнее – и, признаюсь, куда интереснее, – чем разбираться с извращенным любовным треугольником.

– Кстати, ты прав. – Я пожала плечами, будто от скуки, и прошествовала вперед, чтобы провести пальцем по карте. Жан-Люк с подозрением смотрел на меня. – Мой муж ничего этого не заслужил, и то, как он смотрит Архиепископу в рот, выглядит просто жалко. – Ансель потрясенно посмотрел на меня, но я разглядывала пылинку у себя на пальце. – Ждет объедков, как хороший мальчик.

Жан-Люк улыбнулся – едва заметно и мрачно.

– Да ты коварна, не правда ли? – Я не ответила, и он хмыкнул. – Я, конечно, сочувствую вам, мадам Диггори, но мной вертеть не так легко.

– Неужели? – Я посмотрела на него с любопытством. – Уверен?

Он кивнул и оперся на локти, наклонившись вперед.

– Да, уверен. Рид не идеален, но он неспроста прячет от тебя оружие. Ты преступница.

– Что ж. Это верно. Просто… Я решила, что нам обоим это может быть выгодно.

Ансель коснулся моей руки.

– Лу…

– Слушаю. – Теперь глаза Жана-Люка мерцали весельем. – Ты хочешь заполучить нож, но мне-то что с этого?

Я стряхнула руку Анселя и ответила Жану-Люку улыбкой.

– О, все просто. Если ты дашь мне нож, то этим до крайности взбесишь моего супруга.

Он рассмеялся, запрокинул голову и хлопнул по столу, раскидав бумаги.

– Да ты и впрямь маленькая хитрая ведьмочка, правда ведь?

Я напряглась, моя улыбка едва заметно дрогнула, но я смогла фыркнуть – и лишь на секунду с этим опоздала. Ансель, похоже, не заметил, но вот взгляд Жана-Люка был зорким, и смех его мгновенно оборвался. Он склонил голову, изучая меня, будто пес, учуявший след кролика.

Вот черт.

Я выдавила улыбку, а затем развернулась и направилась к выходу.

– Я и так отняла у вас уже достаточно времени, шассер Туссен. Если позволите, я продолжу искать своего неуловимого мужа.

– Рида здесь нет. – Жан-Люк все еще неотрывно наблюдал за мной. – Он недавно ушел вместе с Архиепископом. Нам доложили, что за городом обнаружилось целое нашествие лютенов. – Я нахмурилась, и он, ошибочно решив, что я волнуюсь, добавил: – Он вернется через пару часов. Лютены не слишком опасны, просто у констеблей нет средств для борьбы со сверхъестественными созданиями.

Я вспомнила маленьких хобгоблинов, с которыми играла в детстве.

– Они вообще не опасны. – Я сказала это прежде, чем успела сдержаться. – То есть… А что он с ними сделает?

Жан-Люк изогнул бровь.

– Уничтожит, разумеется.

– Но почему? – Ансель настойчиво дергал меня за локоть, но я не обращала на него внимания, чувствуя, как начинает пылать лицо. Я знала, что пора замолчать. Я видела в глазах Жана-Люка знакомую искру – это было подозрение. Инстинкт. Мысль, которая уже скоро может окрепнуть и превратиться в нечто большее, если я не замолкну. – Они ведь безобидны.

– Они докучают земледельцам и по сути своей противоестественны. Истреблять их – наша работа.

– Я думала, ваша работа – защищать невинных.

– А лютены разве невинны?

– Они безобидны, – повторила я.

– Их не должно существовать на этом свете. Они рождены от колдовства и оживленной глины.

– А Адам разве не был слеплен из земли?

Жан-Люк медленно наклонил голову, разглядывая меня.

– Да… рукою Господа. Уж не хочешь ли ты сказать, что ведьмы обладают той же властью?

Я замялась, наконец осознав, что несу – и где нахожусь. Жан-Люк с Анселем оба смотрели на меня, ожидая ответа.

– Конечно, нет. – Я заставила себя посмотреть Жану-Люку в глаза, слыша, как кровь бурлит в ушах. – Я вовсе не это имела в виду.

– Вот и отлично. – Жан-Люк едва заметно и недружелюбно улыбнулся, а Ансель потащил меня к двери. – На этом и сойдемся.

Пока мы шли к лазарету, Ансель продолжал тревожно поглядывать на меня, но я не обращала на него внимания. Когда он наконец открыл рот, собираясь завалить меня вопросами, я сделала то, что мне удается лучше всего – ушла от темы.

– Кажется, сегодня утром здесь будет мадемуазель Перро.

Он заметно повеселел.

– Правда?

Я улыбнулась и толкнула Анселя плечом. На этот раз он не напрягся.

– Это очень вероятно.

– А она… позволит мне с вами навещать больных?

– А вот это уже менее вероятно.

Всю дорогу по лестнице он куксился. Я не удержалась и хихикнула.

Когда мы вошли в лазарет, нас поприветствовал знакомый успокаивающий аромат колдовства.

Вот только я пришла вовсе не играть. Коко подчеркнула это, когда встретила нас в дверях.

– Здравствуй, Ансель, – сказала она бодро, беря меня под руку и ведя в палату мсье Бернара.

– Здравствуйте, мадемуазель Пе…

– До свидания, Ансель. – Она захлопнула дверь прямо у него перед носом. Я нахмурилась.

– Ты, между прочим, ему нравишься. Могла бы быть с ним и поласковей.

Коко плюхнулась на железный стул.

– Именно поэтому я его и не поощряю. Этот бедняжка – слишком хороший и славный паренек для такой, как я.

– Возможно, тебе стоит позволить ему самому это решать.

– Хм… – Она оглядела особенно неприятный шрам на запястье, а затем снова оправила рукав. – Может, и стоит.

Я закатила глаза и отправилась поприветствовать мсье Бернара.

Прошло уже два дня, но бедолага еще не скончался. Он не спал. Не ел. Отец Орвилль с целителями не представляли, почему он до сих пор жив. В чем бы ни таилась причина, я была этому рада. К его зловещему взгляду я уже успела по-доброму привыкнуть.

– Я слышала о мадам Лабелль, – сказала Коко. Верный своему слову, Жан-Люк провел беседу со священниками, а они, тоже верные своему слову, стали куда ревностней присматривать за новой целительницей после происшествия в библиотеке. Больше покидать лазарет она не смела. – Чего она хотела?

Я опустилась на пол возле кровати Берни и скрестила ноги.

Его белые округлые глаза следовали за мной все это время, а палец все так же постукивал по оковам.

– Предостеречь меня. Она сказала, моя мать идет за мной.

– Она так сказала? – Коко внимательно посмотрела на меня, и я быстро пересказала ей все, что вчера случилось. Когда я закончила, она уже бродила кругами по комнате.

– Это ничего не значит. Мы и так знаем, что она идет за тобой. Ясное дело, она ведь хочет тебя поймать. Она необязательно знает, что ты здесь…

– Ты права. Необязательно. Но я все равно хочу быть готова.

– Конечно. – Коко бодро покивала, качая кудрями. – Тогда за дело. Заколдуй дверь. Узором, который не использовала прежде.

Я встала и подошла к двери, потирая руки и пытаясь их согреть. Мы с Коко решили заколдовывать дверь на время тренировок, чтобы никто не подслушал наши разговоры о ворожбе.

Подойдя, я силой воли заставила знакомые золотые узоры появиться перед глазами. Они пришли на зов – туманные и вездесущие. Они касались моей кожи. Скрывались в моем разуме. Я стала перебирать их, выискивая нечто новое. Нечто иное. После нескольких минут бесплодных поисков я расстроенно всплеснула руками.

– Ничего нового нет.

Коко подошла ко мне. Как Алая дама, узоры она видеть не могла, но все же попыталась.

– Ты продумываешь все недостаточно тщательно. Исследуй каждую возможность.

Я закрыла глаза и заставила себя глубоко вздохнуть. Раньше воображать узоры и управлять ими было легко – так же легко, как дышать. Но не теперь. Слишком долго я скрывалась. Слишком долго подавляла в себе колдовство. Но ведь слишком много опасностей таилось в городе: ведьмы, шассеры и даже простые горожане умели распознать необычный запах ворожбы. И хотя отличить ведьму только по внешнему виду было невозможно, женщины без сопровождения всегда вызывали подозрения. Как скоро кто-нибудь сумел бы учуять мой запах после очередных чар? Как скоро кто-нибудь увидел бы, как я изламываю пальцы, и проследил бы за мной до дома?

Я уже использовала колдовство в доме Трамбле, и вот куда меня это привело.

Нет. Лучше было совсем не применять магию.

Я объясняла Коко, что магия – все равно что мышца. Если упражнять ее регулярно, узоры приходят быстро, отчетливо, обычно по своей воле. Если же забросить тренировки, эта часть моего тела – та часть, что связывала меня с предками, с их прахом в земле, – слабеет. А каждая секунда промедления, пока раскручивается узор, могла стоить мне жизни от рук ведьмы.

Мадам Лабелль выразилась ясно. Моя мать была в городе. Возможно, она знала, где я, а может, и нет. Так или иначе, слабость я не могла себе позволить.

Будто услышав мои мысли, золотая пыль дрогнула, приближаясь, и мне вспомнились ведьмы с парада. Их безумные улыбки. Тела, беспомощно парившие вокруг них. Я подавила дрожь, и меня захлестнуло волной бессилия.

Как ни старайся, как ни наращивай умения, такой же могущественной, как некоторые колдуньи, мне никогда не стать. Потому что ведьмы вроде тех, что были на параде – ведьмы, готовые пожертвовать всем ради своей цели, – были не просто сильны.

Они были опасны.

Одна ведьма не способна видеть узоры другой, но деяния вроде утопления или сожжения человека заживо требуют огромных жертв во имя равновесия – возможно, определенного чувства или целого года воспоминаний. Или цвета глаз. Или способности ощутить чужое прикосновение.

Подобные утраты могут… изменить человека. Превратить в нечто куда более мрачное и более странное, чем прежде. Я уже видела это однажды.

Но это было очень давно.

Однако, даже если я никогда не сумею стать сильнее своей матери, бездействовать я все равно не желала.

– Если я не позволяю целителям и священникам услышать нас, то, по сути, оглушаю их. Забираю их слух. – Я отмахнулась от золотой нити, уцепившейся за мою кожу, и расправила плечи. – Значит, мне нужно лишить чего-то и себя тоже. Одного из чувств… Слух – очевидный предмет для обмена, но это я уже делала. Можно было бы отдать нечто другое, например осязание, зрение или вкус.

Я оглядела узоры.

– Вкуса недостаточно – баланс все равно смещен в мою пользу. Зрение – это слишком, тогда от меня будет мало толку. Значит… это должно быть осязание. Или обоняние? – Я обратила все внимание к своему носу, но новых узоров не было.

Я сердито обернулась к Берни, теряя сосредоточенность. Узоры исчезли.

– Берни, я тебя люблю, но, может, прекратишь, наконец? Ты мне мешаешь.

Коко коснулась моей щеки пальцем, возвращая меня к двери.

– Продолжай. Попробуй посмотреть с другой стороны.

Я отбросила ее руку.

– Легко тебе говорить. – Сжав зубы, я смотрела на дверь так напряженно, что казалось, у меня сейчас лопнут глаза. Может, этого как раз и хватит для равновесия.

– А может быть… может быть, это не я что-то у них забираю. Может, это они что-то дают мне.

– Уединение, секретность? – помогла мне Коко.

– Да. А значит… значит…

– Ты могла бы попробовать выдать свой секрет.

– Не ерунди, так не…

Между моим языком и ее ухом змейкой протянулась тонкая золотая нить.

Чтоб меня.

Вот в чем беда с магией – для каждого она своя. На каждую возможность, что приходила мне в голову, другая ведьма могла бы придумать сотню других. Равно как два ума не могут мыслить одинаково, так же и две ведьмы не способны одинаково колдовать. Все мы видим мир по-разному.

Но Коко об этом говорить было незачем.

Она самодовольно усмехнулась и вскинула бровь, будто прочтя мои мысли.

– Судя по всему, в этой вашей магии четких неукоснительных правил нет. В ней легко помогает чутье. – Она задумчиво постучала себя по подбородку. – Если честно, она напоминает мне магию крови.

В коридоре снаружи послышались шаги, и мы застыли. Неведомый некто не прошел мимо, а остановился у дверей, и тогда Коко быстро отошла в угол, а я скользнула на стул у кровати Берни, открыла Библию и стала читать стих, выбрав его наугад.

Отец Орвилль, прихрамывая, вошел в комнату.

– О! – Увидев нас, он схватился за сердце и округлил глаза. – Боже правый! Вы меня испугали.

Улыбнувшись, я встала. В комнату поспешно вошел Ансель. На его губах остались крошки печенья. Он явно наведался на кухню целителей.

– Все хорошо?

– Да, разумеется. – Я снова посмотрела на отца Орвилля. – Прошу прощения, отче. Я не хотела вас пугать.

– Ничего страшного, дитя мое. Просто за утро я слегка переутомился. Ночь выдалась странной. Больные нынче необычно… взволнованы. – Он махнул рукой, достав металлический шприц, и подошел ко мне и к кровати Берни. Улыбка застыла на моем лице. – Как вижу, вас тоже беспокоит самочувствие мсье Бернара. Прошлой ночью один из моих целителей застал его за попыткой выпрыгнуть из окна!

– Что? – Я вцепилась взглядом в Берни, но в его обезображенном лице невозможно было ничего прочесть. Ни тени чувства. Только… пустота. Я покачала головой. Должно быть, он страдал от невыносимой боли.

Отец Орвилль погладил меня по плечу.

– Не тревожься, дитя. Более этого не повторится. – Он поднял слабую руку и показал мне шприц. – На этот раз мы в точности рассчитали дозу. Я уверен. Инъекция успокоит его до тех самых пор, пока он не свидится с Господом.

Он вытащил из-под одежд тонкий кинжал и лезвием провел по руке Берни. Коко подступила ближе, щурясь, когда показалась черная кровь.

– Ему стало хуже.

Отец Орвилль неуклюже возился со шприцем. Я сомневалась, что он вообще видит руку Берни, но в конце концов ему удалось вонзить иглу прямо в черный порез. Я сморщилась, когда он надавил на поршень, вводя яд в тело Берни, но тот даже не пошевелился. Так и смотрел на меня пустым взглядом.

– Вот так. – Отец Орвилль извлек шприц из руки Берни. – Сейчас он должен заснуть. Пожалуй, оставим его?

– Да, отче, – сказала Коко и поклонилась, а затем выразительно посмотрела на меня. – Пойдем, Лу. Почитаем Притчи.