Я проснулся куда раньше жены. Все тело онемело и ныло. Болело после почти бессонной ночи, проведенной на полу. Накануне я спорил сам с собой, убеждал себя, что она сама выбрала в качестве постели неудобную ванну, но и лечь в кровать заставить себя я не смог.

Она ведь была ранена. И могла проснуться среди ночи и передумать.

Нет. Я предложил ей постель, а потому постель полагалась ей.

О своей галантности я пожалел в тот же миг, когда шагнул на площадку для тренировок. По Башне определенно разошлась молва о том, что со мной случилось. Один за другим братья шли на поединок со мной с решительным блеском в глазах. Каждый с нетерпением ждал своей очереди, каждый нападал с несвойственной ему враждебностью.

– Долгая была ночка, а, капитан? – спросил первый противник, зацепив мое плечо.

Второй ухитрился ударить меня в ребра, а потом смерил суровым взглядом.

– Нельзя так, чтоб через три двери от меня спала преступница.

Жан-Люк ухмыльнулся.

– Сомневаюсь, что они этой ночью спали.

– Она нам глотки может вспороть.

– Она якшается с ведьмами.

– Так нельзя.

– Так нечестно.

– Я слыхал, она шлюха.

Последнего я ударил по голове рукоятью меча, и тот растянулся на земле. Затем я широко раскинул руки и медленно обошел круг. Бросая вызов каждому, кто посмеет выйти против меня. Из пореза у меня на лбу текла кровь.

– Кого-то еще не устраивает моя супруга?

Жан-Люк расхохотался. Ему, похоже, больше всего нравилось смотреть, как меня судят и казнят. Пока он сам не вышел на бой.

– Давай, старик, покажи, что ты можешь.

Я был его старше всего на три месяца.

Но даже избитый и измученный, даже старый и дряхлый, я скорее умру, чем уступлю Жану-Люку.

Драка вышла недолгой. Жан-Люк юркий и быстрый, но я сильнее. После хорошего удара он тоже согнулся пополам, схватившись за ребра. Я вытер с рассеченной губы кровь и помог ему встать.

– Нам все же придется разрушить вашу брачную идиллию ненадолго, чтобы допросить твою жену насчет дома Трамбле. Нравится тебе это или нет, братья правы. – Жан-Люк осторожно потрогал шишку под глазом. – Она и впрямь якшается с ведьмами. Архиепископ полагает, что она сможет нас к ним привести.

Я чуть не закатил глаза. Архиепископ уже посвятил меня в эти свои предположения, но Жану-Люку я об этом не говорил. Ему нравилось чувствовать свое превосходство.

– Я знаю.

Деревянные мечи трещали, братья вокруг бились друг с другом. Больше ко мне никто не подходил, но многие украдкой косились в перерывах между схватками. А ведь прежде они уважали меня. Смеялись и шутили со мной, звали меня другом. Всего за несколько часов все переменилось – жена отвергла меня, а братья прониклись ко мне презрением. И то, и другое ранило меня больше, чем мне хотелось бы признать.

До того, за завтраком, все было хуже. Братья не позволили мне съесть и кусочка – половина из них жаждали узнать побольше о том, как я провел первую брачную ночь, а остальные старательно делали вид, что меня вовсе не существует.

– Как оно было?

– Тебе понравилось?

– Только Архиепископу не говори, но… Я как-то пробовал. Ее звали Бабетта.

Разумеется, на самом деле брак консуммировать я не хотел. Точно не с ней. А братья… они смирятся. Как только поймут, что я никуда не денусь. А я и не собирался.

Я пересек двор и бросил меч на стойку. Братья расступались передо мной, словно море. Их шепот за моей спиной причинял ощутимую боль. Жан-Люк, к моему раздражению, подходить ко мне и все говорить прямо не стеснялся – он следовал за мной как стая саранчи.

– Должен признать, я жду не дождусь, когда мы снова ее увидим. – Он специально бросил свой меч поверх моего. – После того спектакля на берегу я уверен – братьев ждет интереснейшее зрелище.

Лучше бы саранча, честное слово.

– Она не такая, – возразил я негромко.

Жан-Люк продолжал, будто и не слышал меня.

– Давненько в Башне не жили женщины. Кто там была последней? Жена капитана Барра? Да там и посмотреть-то было не на что, а вот твоя покраше будет…

– Будь добр не говорить о моей жене. – Когда мы подошли к Башне, шепот позади стал громче. А когда вошли, с площадки послышался уже неприкрытый смех. Я стиснул зубы и притворился, будто не слышу его. – Тебя не касается ни ее вид, ни что бы то было с ней связанное.

Он вскинул брови.

– Что это я слышу? Неужто нотки собственничества? Вот как быстро ты позабыл любовь всей своей жизни?

Селия. Ее имя полоснуло по сердцу, как зазубренный нож. Прошлой ночью я написал ей последнее письмо. Она заслуживала того, чтобы узнать обо всем от меня. И теперь все было… кончено. На этот раз по-настоящему. Я пытался и не мог проглотить ком, подступивший к горлу.

– Прошу тебя, прошу, забудь меня.

– Я никогда бы не смог забыть тебя.

– Ты должен.

На рассвете письмо забрал почтальон.

– Ты ей уже рассказал? – Жан-Люк не отставал – он тоже был высок и потому шел со мной шаг в шаг. – Ты вчера ходил к ней? На последнее рандеву со своей дамой сердца?

Я не ответил.

– Не сильно она обрадуется, верно ведь? В конце концов, ты по доброй воле отказался на ней жениться…

– Отвяжись, Жан-Люк.

– …И вот теперь, пожалуйста, взял в жены грязную уличную крысу, которая тебя подставила. Или же нет? – Глаза Жана-Люка вспыхнули, и он схватил меня за локоть. Я напрягся, мечтая вырваться из его хватки. И, возможно, сломать ему нос. – Сложно не задуматься… С чего бы Архиепископу насильно женить тебя на преступнице, если ты ни в чем не виновен?

Я вырвал руку. Попытался совладать с собой, чувствуя, что гнев уже готов излиться наружу.

– Я на самом деле невиновен.

Он снова коснулся шишки у глаза и скривил губы в усмешке.

– Ну конечно.

– Вот и вы! – В фойе послышался резкий голос Архиепископа, а затем вошел и он сам. Мы разом прижали кулаки к груди и поклонились. А когда выпрямились, Архиепископ взглянул на меня. – Жан-Люк сообщил мне, что сегодня ты допросишь свою жену о ведьме, которая была в особняке Трамбле.

Я сухо кивнул.

– Разумеется, обо всем ты будешь немедленно докладывать мне. – Он по-товарищески сжал мое плечо, отчего Жан-Люк, наверное, пришел в ярость. – Мы должны приглядывать за ней, капитан Диггори, дабы она не погубила себя и вас заодно. Я бы и сам присутствовал на допросе, но…

Он не договорил, но я легко уловил смысл. «Но я не выношу эту девицу». Понять его чувства я мог прекрасно.

– Да, господин.

– Что ж, тогда веди ее. Я буду у себя в кабинете, готовиться к вечерней мессе.

В нашей комнате ее не было.

И в ванной.

И в Башне.

И во всем соборе.

Клянусь, я ее придушу.

Я ведь велел ей остаться. Объяснил почему – привел более чем разумные и понятные доводы, – и все равно она ослушалась. Кто знает, какие глупые выходки она собирается вытворить на этот раз – и теперь все они отразятся и на мне. Я буду мужем, который не способен удержать в узде собственную жену.

Кипя от гнева, я сел за стол и стал ждать. И читать про себя все священные стихи о терпении.

«Покорись Господу и надейся на Него. Не ревнуй успевающему в пути своем, человеку лукавствующему».

Разумеется, она сбежала. Как иначе? Она ведь преступница. Любые обеты для нее ничего не значат. Как и мое доброе имя. Я закрыл глаза ладонями, пытаясь ослабить тиски, что уже сжимались у меня в голове.

«Перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю».

Но ее лицо. Ее синяки.

«У меня много врагов».

Ведь брак со мной просто не может быть хуже подобного? Здесь о ней бы заботились. Защищали бы. Относились бы лучше, чем она заслужила. И все же… Тихий мрачный голос на задворках моего разума шептал, что это, быть может, даже хорошо – что дикарка сбежала. Быть может, мне так будет только лучше. Быть может…

Нет. Я дал этой женщине клятву. Перед Богом. И не стану отказываться от своих обетов. Если она не вернется через час, я пойду и отыщу ее, переверну вверх дном целый город, если потребуется. Если у меня не останется чести, у меня не останется ничего. Я не позволю этой девчонке забрать у меня последнее.

– Какой забавный сюрприз.

Услышав знакомый голос, я резко обернулся и ощутил приступ неожиданного облегчения. Потому что там, опершись о дверной косяк и усмехаясь, стояла моя жена. Она скрестила руки на груди, а под плащом на ней были… были…

– Что на тебе надето? – Я вскочил со стула, в упор глядя ей в глаза и… никуда больше.

Она опустила взгляд и посмотрела на свои бедра – очень заметные и стройные бедра, – а потом легким мановением руки распахнула плащ еще больше. Так непринужденно, будто не понимала, что делает.

– Насколько я знаю, это называется «штаны». Наверняка ты про такие слышал…

– Я… – Я потряс головой и заставил себя собраться с мыслями и посмотреть куда угодно, только не на ее ноги. – Погоди, что за сюрприз?

Дикарка вошла в комнату и мимоходом провела по моей руке пальцем.

– Ты ведь теперь мой супруг, дорогой. Что за женой я буду, если не научусь говорить на твоем языке?

– На каком языке?

– На языке молчания. Ты им отлично владеешь. – Она сбросила плащ, запрыгнула на кровать и вытянула ногу вверх, оглядывая ее. Я уставился в пол. – А я быстро учусь. Мы знакомы лишь пару дней, но я уже могу прочесть в том молчании, в котором ты пребывал все утро, сильный гнев, некоторые сомнения и очевидное беспокойство. Я очень растрогана.

«Перестань гневаться». Я разжал зубы и посмотрел на стол.

– Где ты была?

– Ходила за булочкой.

«Оставь ярость». Я вцепился в спинку стула. Вцепился слишком крепко. Дерево вонзилось мне в кончики пальцев, костяшки побелели.

– За булочкой?

– Да, за булочкой. – Моя жена скинула сапоги. Они глухо упали на пол. – Проспала утренний спектакль, – наверное, потому что кое-кто меня разбудил с ранья…

– Следи за языком…

– С раннего утра, как скажешь. – Она неспешно потянулась и откинулась на подушки. Я все еще сжимал стул, и пальцы сковала острая боль. Я глубоко вздохнул и отпустил спинку. – Мальчик-паж сегодня принес мне весьма неудачное платье – одной из горничных, с воротом до ушей – чтобы я носила его, пока кто-нибудь не соизволит дойти до рынка. Никто особо не рвался туда идти, поэтому я уговорила мальчонку отдать мне деньги, которые Архиепископ оставил на одежду, и взяла на себя смелость купить себе наряд самостоятельно. Остальное доставят вечером.

На платья. Эти деньги были отложены на платья, а не на эту чертовщину. Эти штаны совсем не походили на те грязные, что были на ней прежде. Она явно потратила деньги Архиепископа еще и на то, чтобы ушить их у портного – они подходили ей по размеру, будто вторая кожа.

Я кашлянул. Снова уставился в стол.

– А стражники? Они позволили тебе…

– Уйти? Конечно. Мы ведь пришли к мнению, что я не в тюрьме.

«Перестань гневаться». Я медленно обернулся.

– Я же велел тебе оставаться в Башне.

Я осмелился посмотреть на нее. Это было ошибкой. Дикарка задрала колени вверх и закинула ногу на ногу, выставив напоказ всю нижнюю часть своего тела. Я тяжело сглотнул и заставил себя снова перевести взгляд на пол.

Она прекрасно знала, что делает. Черт подери.

– И ты ждал, что я послушаюсь? – Она хихикнула. Нет, даже насмешливо фыркнула. – Честно тебе скажу, шасс, уйти отсюда было даже слишком легко. Стражники у дверей почти умоляли меня убраться подальше. Видел бы ты их лица, когда я все-таки вернулась…

– Но почему вернулась? – Слова вырвались прежде, чем я смог сдержать их. Внутренне я содрогнулся. Меня ведь это не волновало. Да и вообще это не имело значения. Важно было лишь, что моя жена ослушалась меня. А братья… Придется с ними побеседовать. Явно придется. Эта дикарка была мне поперек горла больше всех, но Архиепископ отдал приказ, и ему следовало повиноваться.

Она осталась. В богатстве и бедности. В болезни и здравии.

– Я же сказала, шасс. – Дикарка произнесла это на удивление тихо, и я осмелился взглянуть на нее снова. Она уже перекатилась на бок и смотрела мне прямо в глаза, подперев рукой подбородок, а другую положив себе на талию. – У меня много врагов.

Ее взгляд не дрогнул. Лицо оставалось бесстрастным. Впервые с тех пор, как я ее встретил, она не источала эмоции всем своим существом. Теперь дикарка как будто… опустела. И эту пустоту изображала намеренно, с осторожностью и мастерством. Она изогнула бровь, заметив, что я смотрю на нее с молчаливым вопросом.

Но не было нужды задавать его вслух и подтверждать то, что я и так уже заподозрил. Было глупо верить воровке на слово, но другого объяснения тому, зачем она вернулась, и впрямь не найти. Не хотелось это признавать, но она была умна. Очень способна в искусстве побега. И скорее всего, если она спрячется, найти ее уже не удастся.

А значит, она осталась, потому что захотела сама. Потому что нуждалась в этом. Кто бы ни были ее враги, они явно опасны.

Я отвел взгляд и посмотрел на кровать. Надо сосредоточиться.

– Ты меня ослушалась, – повторил я. – Я велел тебе оставаться в Башне, но ты поступила иначе. Предала мое доверие. – Она закатила глаза, и маска равнодушия треснула. Я попытался снова разжечь в себе прежний гнев, но теперь он уже не пылал так яростно. – Стражники в дальнейшем будут более бдительны, особенно после того, как о твоем опрометчивом поступке узнает Архиепископ. Он будет недоволен…

– Неожиданно, но приятно…

– И отныне ты обязана находиться только на нижних этажах, – процедил я. – В спальнях и в столовой.

Дикарка села, и в глазах ее зажглось любопытство.

– А на верхних этажах у вас все-таки что?

– Тебя это не касается. – Не глядя на нее, я направился к дверям и с облегчением выдохнул, когда мимо прошла горничная. – Брижетта! Вы не одолжите моей супруге… платье? Завтра утром мы первым делом его вернем. – Когда та кивнула, краснея, и поспешила прочь, я обернулся к Луизе. – Тебе нужно переодеться. Мы сейчас пойдем в зал совещаний, и при моих братьях в подобном виде появиться ты не можешь.

Она не сдвинулась с места.

– При твоих братьях? А им что от меня понадобилось?

Эта женщина просто физически была не способна молча послушаться мужа.

– Они хотят задать пару вопросов о твоей приятельнице-ведьме.

Она ответила мгновенно:

– Нет, спасибо.

– Это не просьба и не предложение. Мы пойдем сразу же, как ты примешь приличный вид.

– Нет.

Еще секунду я сверлил ее взглядом, ждал, пока она уступит, проявит должную кротость, которую подобает иметь женщинам. Но затем я вспомнил, кто передо мной.

Лу. Воровка с мужским именем. Я резко развернулся.

– Ладно. Идем.

Я не ждал, пока она пойдет за мной. Честно говоря, я не знал, что сделаю, если не пойдет. Мне вспомнилось, как Архиепископ ударил ее по лицу, и кровь в моих венах вскипела жарче. Подобного больше не произойдет. Даже если она будет сквернословить, даже если ни единого моего слова не станет слушать, руку я на нее не подниму никогда.

Никогда.

А потому мне оставалось только очень надеяться, что она все же пойдет за мной.

Несколько секунд спустя за моей спиной в коридоре послышались тихие шаги. Слава богу. Я сбавил шаг, позволяя ей себя нагнать.

– Сюда, – бормотнул я, ведя ее вниз по лестнице осторожно, стараясь не коснуться ненароком. – В подземелье.

Она встревоженно посмотрела на меня.

– Подземелье?

Я почти фыркнул. Почти.

– Зал совещаний находится там.

Я провел ее по следующему коридору. Затем – еще по одной лестнице, которая была меньше и круче. Снизу до нас донеслись отрывистые голоса. Я толкнул грубую деревянную дверь у основания лестницы и жестом пригласил дикарку войти.

Дюжина моих братьев стояли вокруг огромного круглого стола в центре комнаты и спорили. Стол был завален обрывками пергамента. Газетными вырезками. Угольными набросками. А под всем этим находилась большая карта Бельтерры. Каждый горный хребет, каждое болото, лес и озеро – все было отмечено на ней чернилами с тщанием и точностью. Каждый город и достопримечательность.

– Так-так-так, уж не наша ли это воровка явилась? – Жан-Люк оглядел Луизу с головы до ног с большим интересом. Он обошел стол, чтобы посмотреть на нее поближе. – Соизволила наконец почтить нас своим присутствием.

Остальные тоже подошли, напрочь игнорируя меня. Я поджал губы, испытав приступ неожиданного раздражения. Я не знал, на кого злюсь больше: на жену – за то, что она надела штаны, на братьев – за то, что они бесстыдно разглядывали ее, или на себя – за то, что мне было не все равно.

– Тише, Жан-Люк. – Я шагнул ближе, встав у Луизы за спиной. – Она пришла помочь.

– Да неужели? А мне казалось, уличные крысы ценят преданность.

– Ценим, – ответила она ровно.

Он вскинул бровь.

– Значит, помогать нам ты не станешь?

Я мысленно помолился о том, чтобы она вела себя прилично и согласилась содействовать.

Разумеется, она решила иначе. Вместо этого она подошла к столу и бросила взгляд на обрывки бумаги. Даже не глядя, я знал, кого она увидела там. Одно и то же лицо, нарисованное десяток раз. Десятком разных способов. Это лицо смотрело на нас будто бы с насмешкой.

La Dame des Sorcières. Госпожа Ведьм.

Даже ее имя терзало меня. Женщина с рисунков совсем не походила на ту старуху на параде. И на мать с волосами цвета воронова крыла тоже. В естественном облике ее волосы даже не были черными, а скорее странного светлого оттенка. Почти белыми. Или серебристыми.

Жан-Люк проследил за ее взглядом.

– Знаешь о Моргане ле Блан?

– О ней знают все. – Дикарка вздернула нос и мрачно посмотрела на него. – Даже уличные крысы.

– Если поможешь нам поймать ее, все будет прощено.

– Все будет прощено? – Она изогнула бровь и наклонилась вперед, ткнув сломанными пальцами прямо Моргане ле Блан в нос. – Это что же, например?

– Публичное унижение Рида. – Жан-Люк последовал ее примеру, и лицо его окаменело. – Ты вынудила его опозорить имя и честь шассера.

Братья покивали, что-то бормоча под нос.

– Довольно. – К моему собственному ужасу, я положил руку ей на плечо. И уставился на свою ладонь – она выглядела огромной и чужеродной на хрупком плече Луизы. Затем я моргнул. Потом моргнул еще раз. И отдернул руку, пытаясь не обращать внимания на странный взгляд Жана-Люка, наблюдавшего за нами. Затем я кашлянул. – Моя жена пришла сюда дать показания против ведьмы из дома Трамбле. Не более.

Жан-Люк поднял брови – с вежливым сомнением, возможно, с насмешкой, – а затем протянул Луизе ладонь.

– Что ж, прошу вас, мадам Диггори, просветите нас.

Мадам Диггори.

Я тяжело сглотнул и подошел к столу, встав рядом с ней. До сих пор этого титула не произносили при мне вслух. И теперь, когда я услышал его, у меня возникло странное чувство. Чувство реальности происходящего.

Она нахмурилась и оттолкнула его руку.

– Я Лу.

Ну вот опять. Я уставился в потолок, не в силах игнорировать возмущенный шепот братьев.

– Что ты знаешь о ведьмах? – спросил Жан-Люк.

– Мало. – Она провела пальцем вдоль полосы крестиков и кружков, которые портили безупречность карты. Большинство из них были в лесу Ля-Форе-Де-Ю. По кружку за каждую наводку, что мы получали о ведьмах, обитавших в тамошних пещерах, и по крестику за каждую разведмиссию, которая увенчалась неудачей.

Мрачная улыбка коснулась губ Жана-Люка.

– Сотрудничать с нами в ваших интересах, мадам. Лишь благодаря влиянию Архиепископа вы оказались здесь целой и невредимой, а не были сожжены и развеяны пеплом по королевству. Пособничество ведьмам наказуемо законом.

Повисло напряженное молчание – Луиза переводила взгляд между всеми нами, видимо, решая, соглашаться или нет. Я уже открыл рот, желая подтолкнуть ее в нужном направлении, но тут она вздохнула.

– Что вы хотите знать?

Я моргнул, изумленный этим внезапным здравомыслием, но Жан-Люк не стал медлить и наслаждаться победой – вместо этого он кинулся в бой.

– Где их убежище?

– Будто она бы стала мне рассказывать.

– Кто она?

Луиза хмыкнула.

– Ведьма.

– Имя.

– Александра.

– Фамилия?

– Не знаю. На Восточной стороне мы действуем тайно, даже в кругу друзей.

Я отпрянул, услышав это слово, и ощутил прилив отвращения.

– Ты… ты действительно считаешь ведьму другом?

– Да.

– Что произошло? – спросил Жан-Люк.

Дикарка огляделась, и в глазах ее внезапно снова вспыхнула дерзость.

– Вы.

– Объясни.

– Когда вы поймали нас в доме Трамбле, мы все кинулись бежать! – рявкнула она на него. – Я не знаю, куда она ушла. Не знаю, увижу ли ее еще хоть когда-нибудь.

Мы с Жаном-Люком переглянулись. Если Луиза говорила правду, мы зашли в тупик. Однако я уже успел несколько узнать ее и поэтому не сомневался, что она лжет. Возможно, она вообще была не способна на честность. Но, вероятно, мог найтись и другой способ вытянуть из нее сведения. Я знал, что о мужчине из их преступного трио спрашивать смысла нет, хотя он сбежал и констебли до сих пор его искали. Но вот ее враги…

Если они знали мою жену, то могли знать и ведьму. А всякого, кто знал ведьму, стоило допросить.

– Твои враги, – осторожно проговорил я. – Они и ее враги тоже?

– Возможно.

– Кто они?

Луиза посмотрела на карту.

– Они не знают, что она ведьма, если вы на это надеялись.

– Имена все равно хотелось бы выяснить.

– Ладно. – Она пожала плечами, тут же приняв скучающий вид, и стала называть имена, загибая пальцы: – Андре и Грю, мадам Лабелль…

– Мадам Лабелль? – Я нахмурился, вспомнив, как фамильярно эта женщина вела себя с Трамбле в ночь ограбления. Она утверждала, что оказалась там случайно, но… Я напрягся, когда до меня дошла истина. Печать на письме Архиепископа, на том, что он бросил в огонь, была в виде розы. И Ансель описал даму, которая его принесла, довольно четко – рыжеволосая и очень красивая.

Возможно, мадам Лабелль оказалась у дома Трамбле в ту ночь вовсе не случайно. Возможно, она знала, что ведьма будет там. И если так…

Я многозначительно переглянулся с Жаном-Люком, который поджал губы и кивнул, видимо, тоже сложив два и два. Уже скоро мы определенно побеседуем с мадам Лабелль.

– Да. – Дикарка замолчала ненадолго, чтобы выцарапать Моргане ле Блан глаза ногтем. Я удивился, как она только усы ей заодно углем не нарисовала. – Она каждые несколько недель пытается заманить нас на работу в «Беллерозу». А мы все отказываемся. Ее это бесит.

Жан-Люк первым нарушил изумленное молчание, и в голосе его послышалось откровенное веселье:

– Значит, ты и впрямь шлюха.

Перебор.

– Не смей, – тихо прорычал я, – называть шлюхой мою жену.

Он, якобы извиняясь, вскинул руки.

– Конечно, простите, как неучтиво было с моей стороны сказать подобное. Прошу, продолжайте допрос, капитан. Разве что, может быть, нам понадобятся тиски для пальцев?

Луиза ответила ему холодной улыбкой.

– В этом не будет нужды.

Я остро посмотрел на нее.

– Не будет?

Она потянулась ко мне и похлопала меня по щеке.

– Я с удовольствием продолжу рассказ… только скажи волшебное слово.

Не знай я наверняка, решил бы, что этим жестом она проявляет ласку. Но я знал: это вовсе не ласка, а снисходительность. Даже здесь, в окружении моих братьев, она смела подначивать меня. Унижать. Моя собственная жена.

Нет. Лу. Я больше не мог отрицать, что это имя ей подходит. Мужское. Резкое. Сильное. Нелепое.

Я поймал и предостерегающе сжал ее руку, чувствуя, как пылают щеки.

– Мы пошлем людей допросить твоих врагов, но прежде нам нужно знать все, что случилось той ночью. – Против воли я помолчал немного, не обращая внимания на яростный шепот братьев. – Пожалуйста.

На ее лице расплылась поистине пугающая улыбка.